Армадэль. Том 2 - Коллинз Уильям Уилки - Страница 42

• Предыдущая
• 42/95
• Следующая

— Вот о чём, — сказал он с жаром, — вот о чём я желал говорить с вами, вот к чему я приготовлялся в мыслях. Мистер Педгифт, сэр, в последний раз, когда вы были в большом доме, когда вы уезжали в вашем гиге, вы нагнали меня на дороге.

— Кажется, моя лошадь быстрее на ходу, чем вы, Бэшуд. Продолжайте, продолжайте! Я полагаю, что мы дойдём наконец до того, к чему вы ведёте.

— Вы остановились и заговорили со мной, сэр, — продолжал Бэшуд, все с большей твёрдостью приближаясь к цели. — Вы сказали, что подозреваете меня в любопытстве насчёт мисс Гуильт, и прибавили (я помню ваши собственные слова, сэр), и прибавили, что я могу удовлетворить своё любопытство, что вы этому не препятствуете.

Педгифту-старшему в первый раз показалось это так интересно, что захотелось послушать дальше.

— Я помню что-то в этом роде, — отвечал он, — помню также, что мне показалось странным, как вы оказались (мы не употребим более оскорбительного выражения) как раз под окном мистера Армадэля, когда я говорил с ним. Разумеется, это могло быть случайностью, но больше походило на любопытство. Я могу судить только по наружности, — заключил Педгифт, дополняя свой рассказ щепоткой табака, — а ваша наружность, Бэшуд, была решительно против вас.

— Не опровергаю этого, сэр. Я только упомянул об этом обстоятельстве потому, что желал признаться вам, что я точно любопытен насчёт мисс Гуильт.

— Почему? — спросил Педгифт-старший, видя нечто непонятное на лице и в обращении Бэшуда, но нисколько не догадываясь, что это могло бы быть.

Наступило минутное молчание. Минута прошла, Бэшуд прибегнул к средству, к которому обыкновенно прибегают робкие и ненаходчивые люди, поставленные в такое же положение, когда не могут найти ответа. Он просто повторил только что сказанное.

— Я чувствую, сэр, — сказал он со смесью угрюмости и робости, — некоторое любопытство к мисс Гуильт.

Снова наступило неловкое молчание. Несмотря на свою большую проницательность и знание людей, стряпчий пришёл ещё в большее недоумение. Дело Бэшуда представляло единственную человеческую загадку, которую он пока не способен был решить. Хотя год за годом мы бываем свидетелями в тысяче случаев незаконного лишения наследства ближайших родственников, бессовестного нарушения самых священных уз, печального разрыва старой и твёрдой дружбы единственно по милости того могучего эгоизма, который может возродить в сердце старика половая страсть, соединение любви с дряхлостью и седыми волосами всё-таки не возбуждает во всех другой мысли, кроме сумасбродной невероятности или сумасбродной нелепости. Если бы встреча, происходившая в кабинете Педгифта, происходила за его обеденным столом, когда вино расположило бы его разум к более юмористическому восприятию, может быть, он догадался бы в чём дело, но в свои рабочие часы Педгифт-старший имел привычку смотреть на проблемы людские серьёзно, с деловой точки зрения, и по этой самой причине он просто был неспособен понять такой забавный курьёз, такую нелепость, что Бэшуд был влюблён.

Некоторые люди на месте стряпчего постарались бы прояснить дело, упорно повторяя свой вопрос. Педгифт-старший благоразумно отложил вопрос до тех пор, пока не подвинул разговора ещё на шаг.

— Ну, хорошо, — сказал он, — вы испытываете любопытство к мисс Гуильт, далее что?

Ладони Бэшуда начали увлажняться под влиянием такого же волнения, как в то время, когда он рассказывал историю о своих домашних горестях Мидуинтеру в большом доме. Опять он скомкал носовой платок и беспокойно перекладывал его из одной руки в другую.

— Могу я спросить, сэр, — начал он, — предполагая, что вы имеете очень неблагоприятное мнение о мисс Гуильт, вы, кажется, совершенно убеждены…

— Милый мой, — перебил Педгифт-старший, — зачем вам сомневаться в этом? Вы стояли под открытым окном мистера Армадэля всё время, пока я с ним говорил, и я полагаю, что ваши уши были не совсем закрыты.

Бэшуд не прерывал стряпчего. Жало сарказма стряпчего было притуплено более благородной болью, возбуждённой в нём раной, нанесённой мисс Гуильт.

— Вы, кажется, совершенно убеждены, сэр, — продолжал он, — что в прошлой жизни этой дамы есть обстоятельства, которые опозорили бы её, если бы были обнаружены в настоящее время?

— Окно было отперто в большом доме, Бэшуд, и ваши уши были, я полагаю, не совсем закрыты.

Все ещё не чувствуя жала, Бэшуд настаивал больше прежнего.

— Или я очень ошибаюсь, — сказал он, — или ваша большая опытность в подобных вещах подсказала вам, сэр, что, может быть, мисс Гуильт даже известна полиции?

Терпение Педгифта-старшего истощилось.

— Вы в этой комнате уже десять минут, — сказал он, — можете вы или не можете сказать мне простыми словами, что вам от меня нужно?

Простыми словами, со страстью, преобразившей его, со страстью, сделавшей из него мужчину (по собственным словам мисс Гуильт), с румянцем, горевшим на его впалых щеках, Бэшуд отвечал на вызов стряпчего:

— Я хочу сказать, что я в этом вопросе придерживаюсь одного мнения с вами. Я думаю, что в прошлой жизни мисс Гуильт есть нечто нехорошее, что она скрывает от всех, и я желаю это узнать.

Педгифт-старший использовал представившийся случай и тотчас задал вопрос, который он откладывал.

— Зачем? — спросил он во второй раз.

Во второй раз Бэшуд заколебался. Мог ли он признаться, что безрассудно влюбился в неё и ради любви решился на такую низость, как стать её шпионом? Мог ли он сказать: «Она обманывала меня с самого начала, а теперь бросила, когда цель её достигнута. Лишив меня моего счастья, лишив меня моей чести, лишив меня моей последней надежды в жизни, она бросила меня и не оставила мне ничего, кроме тайного и тихого, сильного и неизменного желания мести; мести, которую я могу осуществить, если удастся отравить её жизнь, выставив погрешности мисс Гуильт публично; мести, которую я куплю (что значит для меня золото или жизнь?) на последний фартинг накопленных денег и последней каплей моей стынущей крови». Мог ли он сказать это человеку, который ожидал его ответа? Нет, он мог только молчать.

Лицо стряпчего опять приняло суровое выражение.

— Один из нас должен говорить, — сказал он, — и так как вы, очевидно, не хотите, то заговорю я. Думаю, что могу только объяснить ваше необыкновенное желание узнать секреты мисс Гуильт двумя способами. Причина, побуждающая вас, или чрезвычайно низкая — не обижайтесь Бэшуд, я только предполагаю, — или чрезвычайно благородная. Так как мне известен ваш честный характер и ваше благородное поведение, я тотчас обязан оправдать вас в низости. Я полагаю, что вы также неспособны, как и я, извлечь денежные выгоды из того, что вы узнаете из прошлой жизни мисс Гуильт. Продолжать мне далее, или вы предпочтёте сами откровенно открыть мне свои мысли?

— Я предпочёл бы не прерывать вас, сэр, — сказал Бэшуд.

— Как хотите. Оправдав вас от низкой причины, я перехожу к благородной. Очень может быть, что вы необыкновенно признательны, а мистер Армадэль был замечательно добр к вам. Дав вам место помощника Мидуинтера, он почувствовал такое доверие к вашей честности и способности, что теперь, когда его друг оставил его, он все дела передал в ваши руки. Моя опытность разбираться в человеческой натуре не позволяет считать вероятным, — хотя всё-таки это возможно, — чтоб вы были так признательны за это доверие и такое принимали участие в судьбе вашего хозяина, что не можете видеть, как мистер Армадэль в своём одиноком положении стремится прямо к своей гибели, не сделав усилия, чтобы спасти его. Скажу в двух словах: вы думаете, что мистеру Армадэлю можно помешать жениться на мисс Гуильт, если его можно предупредить вовремя о её действительной репутации? И вы желаете быть тем человеком, который откроет ему глаза? Если это так…

Он остановился с изумлением. Действуя по какому-то непреодолимому побуждению, Бэшуд вскочил. Он стоял, а его дряблое лицо вдруг осветилось каким-то внутренним светом, который сделал его на вид моложе двадцатью годами; он стоял, силясь заговорить, и обеими руками махал стряпчему с умоляющим видом.

• Предыдущая
• 42/95
• Следующая