Бедная мисс Финч - Коллинз Уильям Уилки - Страница 34

• Предыдущая
• 34/98
• Следующая

— Или вы думаете, что если я не хотела сделать этого для Оскара, так сделаю для вас? — сказала она. — Вы смеялись надо мной. Чему тут было смеяться? У вас одно лицо с братом, один рост, одни волосы. Что тут такого смешного, если при подобном сходстве бедная слепая девушка, как я, принимает одного из вас за другого? Я желаю сохранить о вас хорошее мнение ради Оскара. Не смейтесь впредь надо мною или я подумаю, что у вас не такое доброе сердце, как у брата.

Нюджент и Оскар переглянулись, ошеломленные этою внезапной вспышкой. Нюджент был поражен в особенности. Я попыталась вмешаться и уладить дело. Из-за веселого своего характера и немного легкомысленной французской натуры я не видела достаточной причины для гнева Луциллы. Что-то такое в голосе моем только усилило ее раздражение. Я, в свою очередь, была резко остановлена после первых слов.

— Вы это предложили, — сказала она, — вы всех больше виноваты.

Я поспешила извиниться, думая про себя о том, что молодое поколение в Англии все более и более привыкает делать из мухи слона, поднимать бурю в стакане воды. Вслед за мною Нюджент стал также извиняться. Оскар поддерживал нас всеми силами. Он взял руку Луциллы, поцеловал и шепнул что-то на ухо. Поцелуй и шепот подействовали магически. Она протянула руку Нюдженту, она обняла меня со всею своею милою непосредственностью.

— Простите меня, — сказала она кротко. — Очень хотела бы я научиться быть более сдержанной. Но, право, мистер Нюджент, иногда так тяжело быть слепой!

Я могу повторить слова ее, но не могу передать, с какой трогательной простотой были они сказаны, с какою неподдельной искренностью просила она прощения. Нюджент был так тронут, что, бросив на Оскара взгляд, как будто спрашивавший: «Можно?» — тоже поцеловал руку, которую она ему протягивала. Когда его губы прикоснулись к ее руке, Луцилла вздрогнула. Яркий румянец, показатель захватившей ее целиком мысли, вспыхнул на лице ее. Она бессознательно схватила и задержала руку Нюджента, погрузившись в раздумье. Минуту она стояла в раздумье, неподвижно, как статуя. Минута прошла, она выпустила руку Нюджента и весело обратилась ко мне:

— Вы не сочтете меня слишком упрямой? — спросила она.

— За что же, друг мой?

— Я все еще не удовлетворена. Я хочу еще попробовать.

— Нет, нет. Во всяком случае не сегодня!

— Я хочу еще раз попробовать, — повторила она. — Но не вашим способом, а другим, новым, который только что пришел мне в голову.

Она обратилась к Оскару:

— Вы доставите мне это удовольствие?

Понятно, что услышала она в ответ. Луцилла спросила Нюджента:

— Вы согласны?

— Скажите только, что мне делать? — отвечал он.

— Пройдите с братом на другой конец комнаты. Мадам Пратолунго подведет меня к вам так, чтоб я могла коснуться ваших рук. Я хочу, чтобы каждый из вас (условьтесь каким-нибудь знаком между собой, кому первому) взял мою руку и подержал бы ее минуту. Мне думается, что таким способом сумею отличить вас. Очень хочется попробовать.

Братья молча отошли на другой конец комнаты. Я подвела Луциллу за ними к тому месту, где они стояли. По моему совету Нюджент первый взял ее руку, как она пожелала, подержал минуту и потом выпустил.

— Нюджент, — сказала Луцилла без малейшего колебания.

— Совершенно верно, — отвечала я.

Она весело засмеялась.

— Продолжайте. Постарайтесь сбить меня с толку, если можете.

Братья тихонько поменялись местами. Оскар взял ее за руку, стоя там, где прежде стоял Нюджент.

— Оскар, — сказала она.

— Опять верно, — отозвалась я.

По знаку Нюджента Оскар снова взял ее руку. Луцилла повторила его имя. Братья встали по обеим сторонам: Оскар слева, Нюджент справа. Я подала знак, и оба они одновременно взяли ее руки. В этот раз она думала подольше. Но опять отгадала. Луцилла повернулась, улыбаясь, в левую сторону и проговорила, указывая на своего жениха: «Оскар!»

Мы все трое были равно удивлены. Я осмотрела по очереди руку Оскара и руку Нюджента. Кроме роковой разницы в цвете кожи, они были во всех отношениях одинаковы: одной величины, одной формы, одной мягкости. Никакой царапиной, никакой меткой рука одного не отличалась от руки другого. Каким таинственным ясновидением отличала она одного от другого? Она не хотела или не могла ответить прямо на этот вопрос.

— Что-то я чувствую от прикосновения одного из них и не чувствую от прикосновения другого, — говорила Луцилла.

— Что же это такое? — расспрашивала я.

— Не знаю. Чувствую Оскара, не чувствую Нюджента, вот и все.

Она не захотела отвечать на все дальнейшие вопросы, предложив, чтобы мы окончили вечер музыкой в ее гостиной, на другой половине дома. Когда уселись мы за фортепиано, а братья-близнецы разместились в качестве слушателей на противоположном конце комнаты, она шепнула мне на ухо:

— Вам я скажу.

— Что?

— Как я различаю их, когда они оба берут мою руку. Когда Оскар берет ее — чудная дрожь пробегает от его руки по всему моему телу. Не могу лучше выразить.

— Я понимаю. А когда Нюджент берет вашу руку, что вы чувствуете?

— Ничего.

— В этом-то и состоит разница между ними?

— Этим я всегда определю разницу между ними. Если оскаров брат когда-нибудь попробует подшучивать над моею слепотой (а он очень способен на это — он смеялся над моею слепотой), я сразу разоблачу его. Я говорила вам, еще не встретившись с Нюджентом, что ненавижу его. Я и теперь ненавижу его.

— Помилуйте, Луцилла!

— Я и теперь ненавижу его.

Она взяла первые аккорды на фортепиано, упрямо нахмурив свои красивые брови. Наш маленький вечерний концерт начался.

Я далеко не разделяла мнения Луциллы о Нюдженте Дюбуре.

Его непомерная самонадеянность была, на мой взгляд, скорее забавна, чем оскорбительна. Мне нравилась бодрость и веселость молодого человека. Он гораздо ближе брата подходил к моим понятиям о смелости и решительности, какими должен отличаться мужчина, не достигший еще тридцатилетнего возраста. Насколько знала я их обоих, Нюджент казался мне человеком светским, а Оскар нет. Как француженка, я придаю большое значение умению держать себя и быть приятным в обществе. Высокие добродетели обнаруживаются редко, лишь в исключительных случаях, светские достоинства проявляются ежедневно. Я люблю веселье, мне нравятся люди приятные в обществе.

Одно только обстоятельство в первое время нашего знакомства препятствовало немного росту моих симпатий к Нюдженту. Я решительно не могла понять, какое впечатление произвела на него Луцилла.

То же самое стеснение, которое овладело им так заметно при первой встрече с ней, обнаруживалось у него и тогда, когда они уже ближе познакомились. Нюджент никогда не был очень весел в ее присутствии. Мистер Финч мог легко переговорить его при своей дочери. Даже когда он предавался мечтаниям о своем будущем и рассказывал нам о чудесах, какие намерен он совершить в живописи, как только Луцилла входила в комнату, ее появления было достаточно, чтоб остановить его. В первый раз, когда он показывал мне свои американские эскизы (по-моему, если хотите вы знать мое личное мнение, лишь мнимо художественные попытки бойкого дилетанта), он очень разошелся: размахивал руками, ударял себя по лбу и вполне серьезно называл себя будущим преобразователем пейзажной живописи.

— Мое призвание, мадам Пратолунго, — сблизить человечество с природой. Я хочу показать (в больших масштабах), что природа в величии своем соответствует духовным потребностям человечества. К нашим радостям и горестям есть сочувствие в природе, только мы не знаем, где искать его. Мои картины, нет, мои живописные поэмы, покажут это людям. Размножьте мои творения, а они наверное будут размножены снимками, и чем станет искусство в руках моих? Священнослужением! Чем являюсь я обществу? Простым пейзажным живописцем? Нет! Великим утешителем!

Посреди этого рассказа (как удивительно похож он был, когда говорил, на Оскара в минуты вспышек гнева), в то самое время, как потоком текли рассуждения о будущем его величии, в комнату тихо вошла Луцилла. Великий утешитель закрыл свою папку, тотчас же перестал говорить о живописи, попросил нас поиграть и сел в углу, тихо и смиренно. Я потом спросила, почему он прервал свою речь, когда вошла Луцилла.

• Предыдущая
• 34/98
• Следующая