Бедная мисс Финч - Коллинз Уильям Уилки - Страница 60

• Предыдущая
• 60/98
• Следующая

Так на своем ломаном английском языке объяснил мне Herr Гроссе случившееся и дал наставления на будущее.

— Кроме вас и мистрис Зиллы, никто не должен входить к ней, — сказал он в заключение. — Ухаживайте за ней хорошенько. Она скоро заснет. Что же касается до меня, я пойду в сад курить. Послушайте, мадам Пратолунго. Когда Бог создал женщину, ему стало жаль мужчин, и в утешение им он создал табак.

Изложив мне свой оригинальный взгляд на миротворение, Herr Гроссе покачал головой и отправился в сад.

Я осторожно отворила дверь спальни и вошла в нее, спрятавшись вовремя от ректора и его жены, возвращавшихся на свою половину.

Луцилла лежала на диване. Она, к счастью, уже засыпала и спросила сонным голосом, кто вошел. Зилла сидела возле нее на стуле. Я была пока не нужна и ушла из комнаты очень охотно. По какому-то необъяснимому противоречию в моем характере сочувствие к Оскару отталкивало меня в эту минуту от Луциллы. Я знала, что она не виновата, и вместе с тем (мне стыдно сознаться) я почти сердилась на нее за то, что она отдыхает так спокойно, когда бедный Оскар страдает в Броундоуне и нет возле него никого, кто сказал бы ему доброе слово.

Выйдя снова в коридор, я задала себе вопрос: что же теперь делать?

Тишина в доме стояла мертвая. Это усилило мое беспокойство об Оскаре до такой степени, что не было сил выносить его больше. Я надела шляпку и пошла в Броундоун.

Не желая мешать Гроссе, наслаждавшемуся своей трубкой, я поспешно выбралась из сада и скоро очутилась в деревне. К беспокойству об Оскаре примешивалось твердое желание узнать, как намерен дальше поступить Нюджент. Причинив горе, возможность которого Оскар предвидел, то самое горе, которое он хотел предотвратить, прося его уехать, уедет ли Нюджент хоть теперь? Освободит ли он нас раз и навсегда от своего присутствия? Одна мысль, что он этого не сделает, что он останется в Димчорче, вызывала у меня такой страх, что ноги отказывались служить. Пройдя деревню, я вынуждена была присесть на краю дороги, чтоб успокоиться, прежде чем идти дальше.

Минуту или две спустя вдали послышались шаги. Сердце у меня замерло. Я вообразила, что это Нюджент.

Еще через минуту показался прохожий. То был мистер Гутридж, хозяин деревенского трактира. Он остановился и снял шляпу.

— Устали, сударыня? — спросил он.

Мысли, тревожащие мой ум, навеяли вопрос, который я задала трактирщику.

— Не видели ли вы мистера Нюджента Дюбура? — спросила я.

— Я видел его пять минут назад, сударыня.

— Где?

— На пути в Броундоун.

Я вскочила, как будто меня кто ударил или подстрелил. Почтенный мистер Гутридж глядел на меня с удивлением. Я простилась с ним и пошла прямо в Броундоун так быстро, как только могла. Встретились ли уже братья? Меня бросило в жар при одной мысли об этом, но я все шла вперед. Твердое намерение разлучить их заменяло мне мужество. Я и храбрилась, и трусила в одно и то же время. То говорила себе: «Они убьют меня», то склонялась к другой, столь же безрассудной точке зрения: «Нет, они джентльмены, они не оскорбят женщину».

Пред дверью дома, когда я приблизилась к нему, стоял, сложа на груди руки, слуга. Это само по себе показалось странным. Слуга Оскара был трудолюбивый, степенный человек. До сих пор я никогда не видела его незанятым. Слуга пошел мне навстречу. Я внимательно посмотрела на слугу и не заметила у него на лице ни малейшего волнения.

— Дома мистер Оскар? — спросила я.

— Извините сударыня. Мистер Оскар дома, но не может принять вас. Он занят с мистером Нюджентом.

Я оперлась рукой на низкую изгородь пред фасадом дома и сделала над собой отчаянное усилие, заставляя себя казаться спокойной.

— Меня мистер Оскар, наверное, примет, — сказала я.

— Мистер Оскар приказал мне, сударыня, стоять у двери и говорить всем, кто бы ни пришел, без исключения, что он занят.

Дверь дома была полуотворена. Я внимательно прислушивалась, пока слуга говорил. Если б они горячились, я услышала бы их голоса в тиши окружавших нас гор. Я не слышала ничего.

Это было странно, необъяснимо. Тем не менее это успокоило меня. Они вместе, и до сих пор еще никакой беды не случилось.

Я оставила визитную карточку и, сделав несколько шагов, повернула за угол дома. Слуга теперь меня не видел, я поспешно подошла так близко, как только решилась, к окнам гостиной. Голоса их доносились до меня, но слов разобрать было нельзя. С обеих сторон шел, по-видимому, спокойный разговор. Ни одного гневного слова не прозвучало, как я ни вслушивалась. Я отошла от дома вне себя от удивления и (так быстро переходит женщина из одного душевного состояния в другое) сгорая от любопытства.

Побродив бесцельно с полчаса по долине, я возвратилась домой.

Луцилла все еще спала. Я осталась с ней и отпустила няньку на кухню. Там была хозяйка трактира, помогавшая нам готовить обед, но одна, без помощи Зиллы, она не могла справиться с такими блюдами, какими мы угощали Гроссе. Давно пора было отпустить Зиллу, чтобы с честью выдержать критику нашего знаменитого доктора, знатока по части соусов.

Прошел еще час, и Луцилла проснулась. Я послала за Гроссе. Он пришел весь пропитанный табачным дымом, осмотрел глаз пациентки и предписал ей на обед вино и желе и, набив свою чудовищную трубку, ушел снова в сад.

Время шло. Мистер Финч заходил спросить о здоровье Луциллы и ушел опять к жене, которая, по его словам, была «в нервном состоянии» и крайне нуждалась в теплой ванне. Он отклонил самым категорическим образом мое приглашение пообедать с нами.

— После того, что я видел, после того, что я выстрадал, эти банкеты, я сказал бы, это щекотание неба не по моему вкусу. Намерение ваше похвально, мадам Пратолунго. (Добрая женщина.) Но я не расположен пировать. Простая трапеза у постели жены и несколько назидательных слов в качестве отца и мужа, когда младенец успокоится, — вот мои планы на нынешний день. Желаю вам всего лучшего. Я не возражаю против вашего маленького пира. Прощайте, прощайте.

После вторичного осмотра глаз Луциллы наступило время обеда.

При виде накрытого стола Herr Гроссе развеселился. Мы обедали вдвоем, но он посылал в комнату Луциллы смеси из различных блюд своего собственного составления.

— До сих пор, — сказал доктор о своей пациентке, — никакого серьезного ухудшения еще не заметно, но ей необходим полный покой и раньше следующего утра нельзя ни за что ручаться.

Что касается меня, то продолжительное молчание Оскара мучило меня все сильнее и сильнее. Мое недавнее беспокойство в темной комнате Луциллы казалось вздором в сравнении с тем, что я чувствовала теперь. Я видела, что Гроссе смотрит на меня через свои очки с неудовольствием. Он имел право так смотреть: никогда в жизни не была я так глупа и неприятна, как в это время.

К концу обеда пришло, наконец, известие из Броундоуна. Зилла сообщила, что слуга Оскара просит меня выйти к нему на несколько слов.

Я извинилась перед гостем и поспешила выйти.

При взгляде на лицо слуги у меня замерло сердце. Этот человек был искренно предан своему доброму хозяину. Губы его дрожали, он изменился в лице, когда я подошла к нему.

— Я принес вам письмо, сударыня.

Он подал мне письмо, написанное рукой Оскара.

— Как ваш хозяин? — спросила я.

— Он казался не совсем здоровым, когда я видел его в последний раз.

— В последний раз?

— Я принес вам печальную новость, сударыня.

— Что вы хотите сказать? Где мистер Оскар?

— Мистер Оскар покинул Димчорч.

Я напрасно полагала, что приготовилась ко всякому несчастью, какое бы нас ни постигло. Последние слова слуги рассеяли мое заблуждение. Как ни мрачны были мои предчувствия, подобного удара я не ожидала. Я стояла ошеломленная, думая о Луцилле и смотря на слугу. Я пыталась заговорить с ним и не могла.

Что касается слуги, он не чувствовал подобного затруднения. Одна из страннейших особенностей англичан низшего сословия — это их страсть говорить о своих несчастьях. Быть жертвой какого-нибудь злоключения как будто возвышает их в собственных глазах. С наслаждением развивая свою печальную тему, слуга Оскара распространялся о положении человека, лишившегося лучшего из хозяев, вынужденного искать новое место и не имеющего надежды найти место, подобное утраченному. Я, наконец, заставила себя заговорить из опасения, что он доведет меня до такого состояния, когда я не в силах буду выносить его больше.

• Предыдущая
• 60/98
• Следующая