Мой любимый босс - Кендрик Шэрон - Страница 3

• Предыдущая
• 3/23
• Следующая

— Откуда такая уверенность? — поинтересовался он.

У Наташи не было иного выхода, кроме как сказать ему неприкрашенную правду, и ее голос слегка дрогнул.

— Просто никто так не хочет получить эту работу, как я. И никто так в ней не нуждается.

Рафаэль видел, что девушку бьет крупная дрожь, а глаза выражают отчаянье. Разум говорил, что ему не следует впускать ее, что, возможно, она психически неуравновешенная, но он позволил себе положиться на интуицию, которая была сильнее логики.

— Вам лучше войти.

— Нет! Подождите!

Он недоуменно нахмурился.

— Подождать?

— Можете вы дать мне несколько минут, и я вернусь?

Рафаэль коротко кивнул. Он подбросил еще дров в камин, который весело горел у него в кабинете, налил себе вина и почти решил, что она уже не придет. Но тут раздался звонок в дверь, только на этот раз более настойчивый, и он почувствовал вспышку раздражения.

Распахнув дверь, Рафаэль открыл было рот, чтобы отчитать ее, но вдруг увидел, что она держит в руках спящего ребенка, а на крыльце стоит детская коляска.

Не раздумывая, он втащил девушку в дом, тихо чертыхаясь на итальянском, и жестом указал ей подойти к огню. Она опустилась на колени у камина, все еще держа ребенка на руках, и испустила протяжный вздох облегчения.

— Подруга присматривала за малышом на автобусной остановке, пока я ходила к вам.

На миг Рафаэль почувствовал злость и жалость в равных мерах и… что-то еще. Он поможет ей, да, но только если она докажет, что ей стоит помогать.

— Сколько ему? — спросил Рафаэль.

Она подняла к нему лицо. Оно светилось в свете огня и было мокрым от дождя и слез, и Рафаэль внезапно поймал себя на мысли, что у нее исключительно красивые глаза — светлые, как летнее небо.

Наташа улыбнулась.

— Почти восемнадцать месяцев, — с оттенком материнской гордости ответила она.

Рафаэль почувствовал в душе беспокойство. Он почти ничего не знал о детях, но даже его мизерных знаний было достаточно, чтобы понимать, что дети в таком возрасте представляют одно сплошное беспокойство.

— Но он очень смирный, — добавила Наташа.

К несчастью, Сэм выбрал именно этот момент, чтобы проснуться. Бросив взгляд на Рафаэля, он оглушительно разревелся.

— Я вижу, — пробормотал Рафаэль.

— Он просто устал, — принялась оправдываться Наташа, — и проголодался. Завтра он будет паинькой.

Рафаэль отметил ее предположение, что завтра они все еще будут здесь.

— Как вы оказались в такой ситуации? Где вы жили?

— Я работала в одном доме, только они требовали, чтобы я делала все больше и больше, поэтому у меня не оставалось ни минутки на Сэма. И в доме очень сыро, а он только что переболел простудой, и я ужасно боюсь, что он опять заболеет.

Рафаэль хмуро посмотрел на мальчика, который пытался спрятаться у матери на плече.

— А где он будет спать?

После этих слов Наташа поняла, что у нее есть шанс. Она докажет этому красивому иностранцу с холодными глазами, что заслуживает того, чтобы остаться. Они заслуживают.

Первую ночь под крышей итальянца малыш провел в одной постели с матерью, а на следующий день Рафаэль отмел все ее возражения — которые, надо признаться, были не слишком сильные, когда дело касалось ее любимого мальчика, — и заказал детскую кроватку, выполненную в виде пиратского корабля.

И с тех пор мать с сыном жили у него.

Это прекрасно устраивало все стороны. Рафаэль понимал, что гораздо лучше, чтобы в его большом доме кто-то жил, особенно если учесть, что он часто бывал в отъезде, поскольку империя де Феретти имела ответвления не только в Европе, но и в Штатах.

Когда Сэм подрос, Рафаэль настоял на том, чтобы отправить его в младшую группу престижной международной школы, которая располагалась неподалеку.

— Почему нет? — спросил он довольно надменно, когда она отрицательно покачала головой.

— Слишком дорого, — ответила Наташа.

Его голос смягчился:

— Платить за его обучение буду я.

— Я не могу этого принять, — возразила она, хотя ее материнское сердце подскочило при мысли, что Сэму дается такая прекрасная возможность в жизни.

— Можешь и примешь. Это разумно и логично. Все остальные школы довольно далеко, и чтобы отвезти его туда, тебе придется тратить много времени — моего времени.

С таким доводом она не могла не согласиться, и никогда не забудет своего счастья, когда Сэм произнес свои первые слова на французском и итальянском. После этого Рафаэль часто разговаривал с ним на своем родном языке, и при всей своей радости Наташа все-таки чувствовала себя в какой-то мере обделенной. Это побудило ее тоже брать уроки итальянского, хотя она помалкивала об этом.

Рафаэль никогда не спрашивал ее об отце Сэма. Это было не его дело, да он и не хотел вмешиваться ни во что подобное. Кроме того, для него Наташа была матерью Сэма и его экономкой, не более того, и это, похоже, устраивало их всех…

— Dio! — выругался Рафаэль. Какого дьявола он думает о прошлом, когда самая большая проблема в его жизни сейчас, в настоящем? — Что же мне делать с Элизабеттой, Наташа?

— Ты и так делаешь все, что можешь, — успокоила она его. — Уверена, Элизабетта в лучшей клинике из всех имеющихся, и ты можешь поддерживать ее, навещая…

— Первые четыре недели посещения запрещены, — решительно произнес он. — Это одно из правил.

Наташа кивнула. Интересно, как он это воспринимает — он, который всегда сам устанавливает правила, гадала она.

В этот момент раздался резкий звонок в дверь. Рафаэль сам пошел открывать, выглянув сначала в «глазок», дабы убедиться, что это не пресса. Но на пороге стоял Трой, и угрюмое лицо адвоката подтвердило его худшие опасения.

— В чем дело? — спросил Рафаэль. — Что случилось?

Последовала пауза.

— Пресса обо всем пронюхала. Они узнали, где Элизабетта.

— Ты уверен? — потребовал ответа Рафаэль, чувствуя, как им овладевает ярость при мысли, что его уязвимая младшая сестричка попадет в лапы беспринципной своры газетчиков. Трой кивнул.

— Мне только что позвонил один из наших людей. Они сейчас возле клиники.

Рафаэль тихо выругался на сицилийском диалекте, который мало кто понимал. Однако он сознавал, что его злость сейчас — непозволительная роскошь. У всякой проблемы есть решение — это ему известно. Разве он не демонстрировал это все прошедшие годы, раз за разом?

— Пойдем ко мне в кабинет, — сказал Рафаэль и взглянул на Наташу, которая стояла с таким видом, словно хотела что-то сказать. Он нетерпеливо махнул рукой. — Принеси, пожалуйста, кофе Трою, Наташа. Ты ел? Наташа может сделать тебе что-нибудь, если хочешь.

— Нет, спасибо, только кофе. Ну, разве что еще тех твоих восхитительных пирожных, если есть.

— Да, конечно, — улыбнулась Наташа. Разумеется, Рафаэль хочет остаться наедине с Троем, поскольку то, что происходит с Элизабеттой, ее совершенно не касается. Она наемный работник, служанка, а не доверенное лицо Рафаэля, как бы сильно ей этого ни хотелось.

После ее ухода двое мужчин прошли по длинному арочному коридору, который вел в кабинет, где они сели по обе стороны стола.

— Можем мы это как-то задержать? — спросил Рафаэль.

— Только на короткое время. «Лондон ньюс» грозится поместить статью в своей колонке светской хроники уже сегодня.

— Так пригрози им судом!

— Я уже сделал это, но беда в том, что они, в сущности, не нарушают закон о неприкосновенности частной жизни. Это так, общие рассуждения с несколькими старыми фотографиями и фразами сочувствия к наследнице де Феретти.

— Но это невыносимо! — Рафаэль скрипнул зубами. — Неужели всем наплевать на ее благополучие?

— Да, если это увеличит тиражи.

Рафаэль в отчаянии покачал головой. Неужели он подвел свою сестру? Настолько погрузился в свой бизнес, что позабыл о ее проблемах?

— Как, черт побери, они узнали? В клинике мне дали тысячу заверений, что будет соблюдена стопроцентная анонимность! Мы знаем, кто ее выдал?

• Предыдущая
• 3/23
• Следующая