Две судьбы - Коллинз Уильям Уилки - Страница 28

• Предыдущая
• 28/55
• Следующая

Дойдя до конца первого коридора, мы повернули во второй. Там наконец отворилась дверь. Я очутился в просторной комнате, меблированной со вкусом, с двумя постелями и ярким огнем в камине. Перемена этого теплого и веселого приюта после холодной и туманной равнины была так роскошно-восхитительна, что я с большим удовольствием растянулся на постели, лениво наслаждаясь моим новым положением, не заботясь расспрашивать, в чей дом мы ворвались, не удивляясь даже странному отсутствию хозяина, хозяйки или члена семейства, не встретивших нас под своей гостеприимной крышей.

Через некоторое время первое чувство облегчения проходит, мое усыпленное любопытство оживляется. Я начинаю осматриваться вокруг.

Садовник-конюх исчез. Я примечаю моего спутника в дальнем конце комнаты, очевидно, расспрашивающего проводника. Я зову его к моей постели. Какие открытия сделал он, в чьем доме приютились мы и почему это ни один член семейства не вышел встретить нас?

Мой друг рассказывает о своих открытиях. Проводник слушает так внимательно это повторение его рассказа, как будто он совершенно нов для него.

Дом, приютивший нас, принадлежит джентльмену старинного северного рода, по имени Денрос. Он живет в постоянном уединении на пустынном острове двадцать лет с единственной дочерью. Его считают самым ученейшим человеком на свете. Шетлендские жители знают его под именем, которое на их языке означает «Книжный Мастер». Он и дочь его оставляли это убежище на острове только один раз во время страшной эпидемии, свирепствовавшей в окрестных деревнях. Отец и дочь трудились день и ночь среди своих бедных и приунывших соседей с мужеством, которого никакая опасность не могла поколебать, с нежной заботой, которую никакая усталость не могла ослабить. Отец избежал заразы, и сила эпидемии начинала уменьшаться, когда дочь заразилась этой болезнью. Она осталась жива, но не выздоровела вполне. Она теперь страдает от какой-то неизлечимой, таинственной нервной болезни, которую не понимает никто и которая удерживает ее на острове вдали от всех людей. Между бедными обитателями округа отец и дочь почитаются как полубожественные существа. Их имена родители учат детей поминать в молитвах после Священного Имени.

Таково семейство (насколько мы поняли из рассказа проводника), в которое мы ворвались. Рассказ этот имеет, конечно, свой собственный интерес, но он имеет также один недостаток — он совершенно не объясняет продолжительное отсутствие Денроса, Возможно ли, чтобы ему не было известно о нашем присутствии в его доме? Мы обращаемся к проводнику и задаем ему несколько вопросов.

— Мы здесь с позволения мистера Денроса? — спрашиваю я.

Проводник вытаращил глаза. Заговори я с ним по-гречески или по-еврейски, он не мог бы прийти в большее недоумение. Друг мой старается растолковать ему наш вопрос более простыми словами:

— Вы спрашивали позволения привезти нас, когда нашли дорогу к дому?

Проводник еще больше вытаращил глаза, по-видимому, еще больше приведенный в негодование этим вопросом.

— Неужели вы думаете, — спрашивает он сурово, — что у меня хватило безрассудства отвлечь Мастера от его книг из-за такой безделицы, чтобы привезти в этот дом вас и вашего друга?

— Неужели вы хотите сказать, что вы привезли нас сюда, не спросив позволения? — спросил я с изумлением.

Лицо проводника просияло. Наконец-то он вбил в наши глупые головы настоящее положение дел.

— Я именно это и хочу сказать, — отвечал он с видом чрезвычайного облегчения.

Дверь отворилась прежде, чем мы успели оправиться от удара, нанесенного нам этим необыкновенным открытием. Низенький, худощавый старик в длинном черном домашнем халате спокойно вошел в комнату. Проводник выступил вперед и почтительно запер дверь за ним. Очевидно, мы находимся в присутствии Книжного Мастера.

Низенький господин подходит к моей постели. Его шелковистые седые волосы рассыпаются по плечам, он смотрит на нас поблекшими голубыми глазами, он кланяется с достойной и сдержанной вежливостью и говорит чрезвычайно просто:

— Добро пожаловать в мой дом, господа.

Мы не только благодарим его, мы, разумеется, извиняемся. Наш хозяин с самого начала прерывает нас и сам извиняется.

— Я случайно послал за моим слугой минуту назад, — продолжает он, — и тогда только услышал, что вы здесь. В моем доме существует обычай никогда не отрывать меня от моих книг. Пожалуйста, сэр, извините меня, — обратился он ко мне, — что я раньше не предложил к вашим услугам себя и весь мой дом. С сожалением услышал, что с вами случилось неприятное приключение. Вы мне позволите послать за доктором? Я несколько поспешно задаю вам этот вопрос, боясь упустить время и зная, что наш ближайший доктор живет довольно далеко от этого дома.

Он говорил какими-то странными, отборными словами — скорее как человек диктующий письмо, чем разговаривающий. Сдержанная грусть при разговоре отражается в сдержанной грусти выражения его лица. По-видимому, он давно знаком с горем и привык к нему. Тень какого-то прошлого горя постоянно чувствовалась во всем существе этого человека. Я вижу это в его поблекших голубых глазах, на его широком лбу, нежных, бледных сморщенных щеках. Тревожное чувство относительно нашего вторжения увеличивается, несмотря на его вежливое приветствие. Я объясняю ему, что способен сам помочь себе, потому что занимался врачебной практикой. Сказав это, я вернулся к моим прерванным извинениям. Я уверил его, что я и мой товарищ только теперь узнали о смелости нашего проводника, который сам вздумал ввести нас в этот дом. Денрос посмотрел на меня, как будто он, так же как и проводник, не понял моей совестливости и извинений. Через несколько минут он уяснил, в чем дело. Слабая улыбка промелькнула на его лице, ласково, по-отцовски, положил он руку на мое плечо.

— Мы здесь так привыкли к нашему шетлендскому гостеприимству, что не можем понять нерешительности чужестранца воспользоваться им. Ваш проводник ни в чем не виноват, господа. В каждом доме на этих островах есть запасная комната, всегда готовая для гостя. Когда вы путешествуете в мою сторону, вы приезжаете сюда и остаетесь здесь сколько хотите, а когда вы уезжаете, я исполняю должность доброго шетлендца, проводив вас до первой станции вашего путешествия, чтобы пожелать вам благополучного пути. Обычаи, забытые в других местах уже несколько столетий, остаются здесь во всей своей силе. Я прошу вас отдать моему слуге все приказания, которые необходимы для вашего спокойствия, так же свободно, как вы отдали бы их в вашем собственном доме.

Он повернулся, чтобы позвонить в колокольчик, стоявший на столе, и заметил на лице проводника ясные признаки, что он обиделся моими намеками.

— Нельзя ожидать, чтобы чужестранцы понимали наши обычаи, Эндрю, — сказал Книжный Мастер, — но мы с тобой понимаем друг друга — и этого достаточно.

Грубое лицо проводника покраснело от удовольствия. Если бы король на престоле заговорил с ним снисходительно, едва ли он мог бы более гордиться этой честью. Он сделал неуклюжую попытку взять руку Мастера и поцеловать ее. Денрос оттолкнул его и слегка потрепал по голове. Проводник взглянул на меня и на моего друга, как будто получил самое высокое отличие, какое когда-либо доставалось земному существу. Рука Мастера ласково коснулась его.

Через минуту садовник-конюх появился в дверях на звон колокольчика.

— Принеси в эту комнату аптечку, Питер, — сказал Денрос, — ты должен ухаживать за этим господином, который не может встать с постели по болезни, точно так, как ходил бы за мной, будь я болен. Если случится нам обоим позвонить в одно время, ты должен явиться к этому господину прежде, чем ко мне. Белье, разумеется, готово в этом гардеробе? Очень хорошо. Теперь ступай и вели кухарке приготовить небольшой обед, а из погреба принеси бутылку старой мадеры. На стол накрой, по крайней, мере сегодня, в этой комнате. Этим господам будет приятнее обедать вдвоем. Покажи моим гостям, Питер, что я по справедливости считаю тебя хорошей сиделкой и добрым слугой.

• Предыдущая
• 28/55
• Следующая