Лунный камень - Коллинз Уильям Уилки - Страница 106

• Предыдущая
• 106/118
• Следующая

Мистер Брефф вернулся к своим бумагам и, казалось, углубился в них по-прежнему. Но, взглянув на него теперь, я увидел некоторые признаки того, что юриспруденция начинает утрачивать над ним свою власть.

Захватывающий интерес положения, в котором мы находились, брал понемногу свое и оказывал влияние даже на его трезвый ум. Что касается твердых правил и достоинства в обращении Беттереджа, они в настоящем случае были им утрачены. Он забыл, что я производил “шарлатанский фокус” над мистером Фрэнклином Блэком; забыл, что я перевернул весь дом вверх дном; забыл, что я не читал “Робинзона Крузо” с тех самых пор, как был ребенком.

— Ради бога, сэр, — шепнул он мне едва слышно, — скажите, когда начнется действие?

— Не раньше полуночи, — ответил, я также шепотом. — Не разговаривайте и сидите тихо.

Беттередж снизошел до последней степени фамильярности со мною без малейшей борьбы за свое достоинство. Он ответил мне одним кивком!

Переведя глаза на мистера Блэка, я увидел, что он все так же мечется в постели, удивляясь, отчего лауданум все еще не производит никакого действия. Сказать ему, при таком его состоянии, что чем больше он будет проявлять беспокойства и нетерпения, тем дольше не наступит желанное действие лауданума, — не повело бы ни к чему. Всего лучше было постараться отвести его мысли от опиума, незаметно направив их на что-нибудь другое.

С этой целью я вовлек его в разговор, стараясь опять навести его на предмет, служивший нам темою в начале вечера, — на алмаз. Я старался обратить его мысли на ту часть истории Лунного камня, которая относилась к доставке камня из Лондона в Йоркшир, на опасность, которой подвергался мистер Блэк, забрав его из банка во Фризинголле, и на внезапное появление индусов в доме леди Вериндер в день рождения ее дочери. Упоминая об этих событиях, я нарочно сделал вид, будто неверно понял многое из того, что мистер Блэк мне рассказывал несколько часов назад. Таким образом я заставил его заговорить как раз о том, чем нам нужно было занять его мысли, конечно, не дав ему заметить, что я делаю это с намерением.

Мало-помалу он так увлекся исправлением моих неверных представлений, что перестал метаться по кровати. Он совершенно позабыл про опиум в тот важный момент, когда я по его глазам впервые увидел, что опиум начинает действовать на его мозг.

Я взглянул на часы. Было без пяти минут двенадцать. Непривычный глаз еще не заметил бы в нем никакой перемены. Но с каждою минутою наступающего утра быстрые, хотя едва уловимые, успехи влияния лауданума начинали сказываться все яснее. Восторженное опьянение опиумом заблистало в его глазах, легкий пот выступил на его лице. Через пять минут он начал говорить бессвязно — мы все еще продолжали наш разговор. Он упорно продолжал говорить об алмазе, но не заканчивал своих фраз. Потом настала минута молчания. Вдруг он сел на постели. Продолжая думать об алмазе, он заговорил опять, но не со мною, а с самим собой. Это изменение показало мне, что первый результат опыта достигнут. Возбудительное действие опиума овладело им.

Было уже двадцать три минуты первого. Следующие полчаса были решающими для нас: встанет он с постели или нет, чтобы выйти из комнаты?

Наблюдая за ним с напряженным вниманием, — в невыразимой радости, что первый результат опыта совпал и по существу, и даже почти точно по времени с тем, как я это предвидел, — я совершенно забыл двух товарищей по моему ночному бдению. Взглянув на них теперь, я увидел Закон, представленный бумагами мистера Бреффа, небрежно брошенным на пол. Сам же мистер Брефф жадно смотрел сквозь щель между неплотно задернутыми занавесями кровати. А Беттередж, забыв всякие сословные различия, заглядывал через плечо мистера Бреффа.

Заметив, что я смотрю на них, они оба отскочили, как два мальчугана, пойманные школьным учителем на место преступления. Я знаком пригласил их следовать моему примеру и тихонько скинул ботинки. Если придется идти вслед за мистером Блэком, вам необходимо сделать это без шума.

Прошло десять минут — и ничего не случилось. Вдруг он сбросил с себя одеяло. Он спустил одну ногу с кровати. Он сидел в ожидании.

— Напрасно я забрал его из банка, — пробормотал он про себя. — Там он был в безопасности.

Сердце мое сильно забилось, в висках застучало, как молотом. Сомнение насчет безопасности алмаза опять завладело его мыслями! На этом одном сосредоточивался весь успех опыта. Надежда, внезапно охватившая меня, оказалась слишком сильным потрясением для моих расстроенных нервов. Я вынужден был отвести от него глаза, иначе бы я не совладал с собою.

Наступило молчание.

Когда я позволил себе снова взглянуть на него, он уже стоял возле кровати. Зрачки его были теперь сужены; глаза блестели при свете горевшей на столике свечи в то время, когда он медленно покачивал головою из стороны в сторону. Он размышлял, он сомневался; он заговорил снова:

— Как знать? Индусы, может быть, прячутся где-нибудь в доме!

Он замолк и медленно прошел на другой конец комнаты, остановился, постоял немного и вернулся назад к кровати, говоря с собой:

— Он даже не заперт. Он в ее индийском шкапчике. И ящик не запирается.

Он присел на кровати.

— Кто угодно может его взять, — продолжал он.

И опять он встал и повторил свои первые слова:

— Как знать? Индусы, может быть, прячутся где-нибудь в доме!

Он снова был в раздумье. Я спрятался за занавесками кровати. Он окинул комнату бессознательным, блестящим взглядом. Я притаил дыхание. Снова задержка, — в действии ли лауданума, или в деятельности мозга — кто мог определить это? Все зависело от того, что он сделает дальше.

Он лег в постель.

Ужасное сомнение мелькнуло у меня. Может быть, успокоительное действие опиума начинается уже теперь? Это противоречило всем моим расчетам; но что такое расчет, когда речь идет об опиуме? Едва ли найдутся два человека на свете, на которых он действовал бы одинаково. Не было ли в организме мистера Блэка какой-либо особенности, из-за которой и действие на него лауданума тоже должно быть особенным? Неужели нас постигнет неудача в минуту окончательного успеха?

Нет, он внезапно опять встал.

— Как могу я спать с этим на душе?

Он взглянул на свечу, горевшую на столике у изголовья кровати. Через мгновенье он взял в руку подсвечник.

Я погасил вторую свечу, горевшую по другую сторону занавески, и вместе с мистером Бреффом и Беттереджем спрятался в самом дальнем углу за кроватью. Я знаком показал им, чтобы они молчали, как будто бы от этого зависела их жизнь.

Мы ждали, не видя и не слыша ничего, скрытые занавесками.

Свеча, которую он держал в руке, вдруг двинулась с места. Он прошел мимо нас быстрыми и неслышными шагами, не выпуская свечи.

Он отворил дверь и вышел из спальни. Мы последовали за ним по коридору.

Мы последовали за ним вниз по лестнице. Он ни разу не оглянулся, он ни разу не остановился.

Он отворил дверь гостиной и вошел, не затворив ее. Подобно всем дверям в доме, она была повешена на больших старинных петлях. Между дверью и косяком оставалась большая щель. Я знаком подозвал моих спутников к этой щели, чтобы он не мог заметить нас. Сам же стал тоже за дверью, по по другую ее сторону. По левую руку от меня находилось углубление в стене.

Туда я мог тотчас спрятаться, если бы он вздумал выглянуть в коридор.

Он дошел до середины комнаты, все со свечою в руке, огляделся вокруг, по ни разу не оглянулся назад.

Дверь в спальню мисс Вериндер была чуть приоткрыта. Она погасила у себя свечу. Она мужественно владела собою. Смутное очертание ее белого легкого платья — вот все, что я мог разглядеть. Никто бы не заподозрил, что в комнате живое существо. Она стояла в тени, у нее не вырвалось ни слова, она не сделала ни одного движения.

На часах было десять минут второго. В мертвом молчании я слышал тихий шум падающего дождя и шелест деревьев от легкого ночного ветерка.

Постояв с минуту в нерешимости посредине комнаты, он прошел к углу, где находился индийский шкапчик.

• Предыдущая
• 106/118
• Следующая