Фирменный поезд Фомич - Колупаев Виктор Дмитриевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/52
- Следующая
Степан Матвеевич на мгновение замялся. Неужели он еще размышляет? Пусть Семен иной, но все же речь сейчас не о Семене и даже не о самом Степане Матвеевиче…
— Что ж, — угрюмо сказал Граммовесов. — Спасибо и на этом. — И он передал Семену уже смятые бумажки с текстами телеграмм.
— Итак, — деланно весело продолжал Семен, — начнем, пожалуй. Прошу вас, дорогая Таисия Дмитриевна, жена, так сказать, моя единоверная! Давай, Тося!
Тося, все так же не глядя ни на кого, подошла к макету. Смотреть на эту процедуру мне было неудобно. Да и самой Тосе, похоже, все сейчас было тошно. Я отвернулся, я даже вышел в соседнее купе. Степан Матвеевич сел на свое боковое и уперся лбом в стекло.
Семен засопел, сначала недовольно, потом вроде бы с какой-то надсадой. «Ну! Сюда! Да не так, не так… Что же ты? Ведь нельзя, нельзя оставаться. Ведь эдак что получится?» И тихий раздраженный голос Тоси: «Да сама я, сама…» Потом: «Нет, Семен, нет».
— Эй! — крикнул Семен. — Кто-нибудь! Артем!
Семену требовалась помощь. Я вернулся в купе. Тося смотрела на меня с каким-то победным видом. И уже маленькая, затаенная радость была в ее взгляде.
— Не получается у меня, — сказала она тихо.
— Как не получается? Как не получается? — заволновался Семен. — Да только подсадить надо. Я ее подсаживаю, а она вырывается. А у самой-то ничего не получается. Дотронуться до нее нельзя, видите ли. Раньше можно было, и даже очень, а теперь нельзя.
— Я, что ли, должен помочь? — спросил я.
— А хоть бы и ты, — сказал Семен. Растерянность и какая-то злость были в его голосе. — А хоть бы и ты! Она бы, конечно, хотела, чтобы Иван ее подсаживал. Она бы сомлела в его руках. Но нет необходимого Ивана, так что уж ты, пожалуйста. У тебя семейство и прочее.
Я думал, что Тося сейчас обидится. Но ничего подобного не произошло. Она даже негромко рассмеялась.
— Подсади меня, Артем, подсади, — смеясь, попросила она.
Я взял ее за талию.
— Крепче, Артем, крепче, — попросила она.
— Да хоть обнимай на глазах, — окончательно озлился Семен. — Потом, потом приведем в порядок семейный уклад.
Я приподнял Тосю. Собственно, даже и не приподнял. Сама она с очень даже большой легкостью взлетела на полку, где стоял макет, тронула маленькой ножкой крышу.
— Вот видишь, Артем, видишь. Не для меня это, не для меня!
Я все держал ее. Ну а уж из соседних купе, конечно, посматривали на нашу скульптурную группу с большим интересом.
Тося спрыгнула на пол. Разгорячилась она, раскраснелась, взвинченная какая-то стала.
— Давай, Семен, один, — сказала она.
— Один! — Семен грозно надвинулся на нее, но она даже не отступила. — Один! Значит, я во всем виноват? Я? Это не ты хотела обставить нашу квартирку как игрушку? Это я хотел?! Да?! Это не ты таскала меня по всяким магазинам? Туда десяточку, сюда пятерочку, только чтобы без задержки, без очереди. Комодики там, шифоньерчики, лютики, цветочки. Игрушечку сделаем, а потом малюточек заведем. И будем жить во дворце, хоть и маленьком, а все не для других. Только для себя да для наших будущих чадушек!
— Ты выкричись, Семен, выкричись, — сказала ему Тося. — Легче тебе будет. Да и мне тоже.
— Так я все вру?!
— Нет, Семен, правду говоришь. Хотела я дом-игрушечку, хотела.
— Так что же ты теперь заартачилась?
— А не хочу я теперь ничего, Семен.
— Тося… — Семен словно понял что-то в это мгновение. — Тося! А как же я?
— Не знаю, Семен. Не знаю. Я и сама-то как, не знаю. Но только не хочу больше ничего. Ничего мне не надо.
— А-а! — закричал Семен. — Это все Иван! Это ты, Артем, потворничал! Ты все знал, а не пресек! Вот теперь и смотри, как семьи разрушаются! А в Усть-Манске мать-старушка ждет. Внучата ей нужны. Обманули мать-старушку! Всех обманули! Да пропади все это пропадом!
— И пусть пропадает, — согласилась Тося. — Ты иди, Семен. Иди. Устала я, да и кончать надо быстрее. Люди, наверное, спать хотят.
— Плевал я на людей, — тихо зашипел Семен. — Плевал. Они на меня, а я на них.
Он еще и не верил, кажется, что Тося отказалась от него. Не мог поверить. Нужна была ему Тося, нужна. Но только лопнуло что-то в их семье. Вдребезги разлетелось. Но Семен этого не хотел видеть.
Степан Матвеевич смотрел на все происходящее хмуро. Семен вдруг сел на скамью и замолчал.
— Семен, ты иди, иди. Ведь неизвестно, что еще здесь будет. А ты сейчас можешь пройти. Иди, Семен… Иди.
Семен что-то обдумывал.
— Ладно, — вдруг сказал он. — Понятно. Не героическая личность. Серая личность. Не чета другим. Другие все знают, все понимают, только сделать не могут. Делать кто-то другой должен. Семен, например. Потому что Семен в их глазах не человек, а так, мразь одна. И рады бы они исчезновению Семена с лица галактики, да пока не могут без него обойтись. Семены-то ведь вам еще очень нужны. А я вот могу и без вас!
— Да ладно ты, — сказал я. — Не можем, да скоро уж сможем.
— Вы сможете. Это уж точно. А вот сейчас-то, сию минуту и не можете.
— Кирсанов, — сказал Степан Матвеевич, — вы можете поступать, как вам заблагорассудится. Но только объявите нам свое решение. В безвыходной ситуации мозг работает лучше. А сейчас вы нас расслабили.
Семен встал. Я подумал, что он сейчас швырнет нам наши телеграммы, захохочет, скажет: «Посмотрим, посмотрим, как вы там без меня». Но он лишь поставил ногу на полку и в одно мгновение исчез, словно спрыгнул с обрыва. Нет, я даже не заметил, как он это проделал, но только все было быстро и ловко.
Что теперь от него ждать. Просто он ушел или показать, что он может сделать нам благо, не рассчитывая, отказываясь от всякой нашей благодарности.
Тося вдруг упала грудью на столик и заплакала, вся затряслась.
— Воды! — крикнул Степан Матвеевич.
Я бросился за водой к титану, а когда вернулся, возле Тоси уже хлопотала Зинаида Павловна. Вездесущая Зинаида Павловна, которая каким-то особым чутьем чувствовала, где нужна ее помощь.
— Ничего, милочка. Сейчас все пройдет. — В нашем купе, кажется, пахло нашатырным спиртом. — Спокойнее. Ну вот и хорошо. Ну вот и чудесная ты у меня девочка. Поплакать можно. Это облегчает. Только до истерики не нужно себя доводить. Душечка ты моя, милочка! Золотце прелестное!
Зинаида Павловна еще немного похлопотала возле женщины и ведь успокоила ее, успокоила.
— А теперь вот что, милочка. Тут все мужчины да мужчины. Разговоры у них, споры всякие. А мы к Инге в купе пойдем. Там и спокойнее нам будет. Поговорим, чайку попьем, а может, и поплачем. Есть ведь у нас, есть над чем поплакать. Пойдем, милочка…
27
В купе вошел решительный писатель Федор. Это было видно и по походке, и по выражению одухотворенного лица.
— Артемий, — сказал он, — рассказик-то помнишь про Валерия Михайловича Крестобойникова?
— Помню, Федор. Понравился мне этот рассказ.
— Дело сейчас не в том. Окончаньица у него не было. А теперь есть.
Степан Матвеевич посмотрел на него как на какую-то помеху. Что человек пристал со своими опусами? Но я-то знал, что так просто Федор не полезет со своими никогда не печатавшимися трудами. Он протянул мне листок, исписанный с двух сторон.
— А еще Иван просил передать, что связь можно установить по проводам линии электропитания.
— А ведь он прав! — воскликнул Степан Матвеевич. — Нужны только конденсаторы высокого напряжения. Я ведь обязан был это предусмотреть! Все-таки мои знания и опыт…
— Да разве можно все знать? — сказал я.
— Нет, нет… Уж я-то должен был знать. Не прощу себе…
— Ну а через магазин связь уже не нужна? — спросил Федор.
— Как не нужна? Нам сейчас все нужно! А вы что хотите предложить? — спросил Степан Матвеевич.
— Да вот только окончание рассказика, — замялся Федор. — Прошу прощения, но я не смог выполнить задание общественности. Не на все способен, оказывается, писатель Федор.
- Предыдущая
- 27/52
- Следующая