Убить Батыя! - Павлищева Наталья Павловна - Страница 36
- Предыдущая
- 36/51
- Следующая
Заметив скептический взгляд Вятича, я возмутилась:
– Что не так?!
– Говори по-русски.
Я сообразила, что выражаюсь современным мне языком, из-за чего мои слушатели половины не понимают. Ну не пользуются они словами «сориентироваться» или «момент». Объяснила «по-русски», закивали, соглашаясь.
А нападать как?
– Двумя группами. Одна, меньшая, должна, – я чуть не сказала «имитировать», вовремя тормознула, – сделать вид, что атакует, а основная – напасть сзади.
– Почему сзади?
– По бокам труднее, у них по бокам охрана, а сзади они только что это место прошли и опасности оттуда не ожидают.
Вятич только головой покачал:
– Стратег…
– Тактик, – поправила я наставника.
– Ах да! Тактик. Но ты права, так они нас точно не ждут.
Перед тем как скомандовать «по коням» (я часто так кричала, несмотря на то, что все уже и так были в седлах), я оглядела свою рать. Это не дружина, но и для отряда великовата. Дружина у князя, а какой я князь, несмотря на его плащ? Значит, рать. Мне нравилось название. Как и сама рать. Собранная с бору по сосенке, она была спаяна ненавистью к монголам (я уже приучила всех к тому, что там почти нет татар, основа монголы, а остальное – всякая дрянь попутная). У каждого из моих воинов были погибшие родовичи и разоренные дома. Для них убитый ордынец – частичка мести, никого не надо убеждать или завлекать обещаниями.
– Вперед!
Все складывалось в нашу пользу, основная часть должна нападать с подветренной стороны. Другой дано твердое распоряжение (у меня никак не получалось просто приказывать): особо в бой не ввязываться, скорее обозначить свое присутствие и увести охрану вперед.
Так и получилось, ордынцы только принялись устраиваться на ночлег и действительно были заняты работой, довольно шумной, кстати, они перекрикивались, переругивались, гремели котлы, повозки, кто-то смеялся, кто-то орал возмущенно… Самое то.
И тут впереди послышался шум, охрана немедленно вскочила в седла и бросилась разбираться. Что и требовалось. Поняв, что основная масса охранников уведена двумя десятками наших вперед к лесу, мы рванули на еще не вставший лагерь. Лошади уже стреножены, оружие сложено, доспехи сняты, а тут налет конных сотен!
Наша лавина просто захлестнула лагерь, мы рубили и кололи, а еще били из луков, не позволяя схватиться за луки монголам. Видно, услышав, что в лагере что-то не то, охрана развернулась и тут же столкнулась с нашими первыми рядами. Они-то еще только поворачивали, а мы уже летели во весь опор!
И охрану, и обоз разметали так, что самим было удивительно.
В обозе оказалось много ценного, все это было быстро перетащено в ближайшие веси, нам тоже досталось немало, заслужили. Все, что не разобрали, – сожгли.
Теперь оставалось найти способ объяснить Батыю, что это не просто разбойники, а мы, то есть именно я!
Способ я знала только один. Захваченного в плен монгола надо было каким-то образом заставить передать Батыю привет. Снова стрелой был проткнут кусок голубой ткани от плаща (при этом я долго ворчала, что пока этот придурок, наконец, решится повернуть за нами, у меня плащ превратится в носовой платок!), а саму стрелу Вятич каким-то одному ему известным способом насмерть приклеил монголу на лоб и объяснил, что оторвется, только если он донесет стрелу до своего джихангира.
Воин кивал головой, перепуганно тараща глаза. Когда их троицу наконец отпустили и чуть улеглась пыль за копытами их коней, я поинтересовалась, как Батый сумеет отклеить стрелу. Вятич пожал плечами:
– Вместе со лбом. Неужели ты думаешь, они оставят в живых тех, кто упустил обоз?
– Тогда зачем ему доставлять эту стрелу?
– Я убедил, что это послание свыше, такими вещами не шутят. Не бойся, довезет. Даже если окочурится от страха по дороге, то соратники дотащат труп.
Оставалось ждать результата.
Как оказалось, действительно дотащили.
Бату-хан стоял на взгорке, оглядывая окрестности и зло похлопывая плетью по сапогу. Никто не знал, о чем думал джихангир, считали, что обдумывает продолжение похода, верно, отдохнули, пора двигаться дальше. Куда идти, вопрос не вставал – на запад, конечно, там богатые земли, туда удрал, только учуяв в своих землях ордынское войско, половецкий хан Котян, спрятался у короля Белы, надеясь пересидеть.
Шакал! Мог бы, как остальные половецкие ханы, вступить в войско Бату, ему бы достались урусутские земли, грабил бы, как хотел. Но он предпочел у тех же урусов просить помощи. Помогли ему урусутские коназы? Субедей с Джебе выманили глупцов к Калке и разбили по одному. Теперь Котян надеялся, что спасут венгры. Что ж, придется идти туда…
Но джихангира беспокоило вовсе не это, он был готов к новому броску на запад и через несколько дней мог отдать такой приказ, однако произошло то, что заставило Бату-хана изменить свои планы, правда, никого не ставя об этом в известность.
Несколько часов назад в ставку примчались трое уцелевших из охраны большого обоза, отправленного в Каракорум. Все разграблено начисто, две отборные охранные сотни перебиты, кони разогнаны по округе. Но больше всего джихангира разозлило даже не это, а то, что ко лбу одного из оставленных в живых воинов была невесть как приклеена (не оторвать) стрела с кусочком ярко-голубой ткани и четырьмя буквами, выцарапанными на наконечнике. Урусутка напоминала о себе.
Вовремя…
Сейчас бы идти на еще не захваченные урусутские земли, кони отъелись, воины отдохнули, перезимовали хорошо, новая трава, все подсохло, впереди степи, а там дороги не нужны. Но оставлять в тылу такую силу, которая способна разметать охрану большого обоза, нельзя. Что же, вместо похода по свежей траве на запад по неразоренным землям урусов придется идти на север, преследуя эту женщину с ее воинами? Не всем, конечно, идти, но кого-то посылать обязательно. Сколько? Трех туменов хватит, ведь у нее куда меньше…
Но кого пошлешь? Будь жив Субедей, пошел бы он, а признаться Гуюку, Менгу или тем же Бури и Кадану, что боится оставить в тылу женщину, Бату никак не мог. Это означало бы конец карьеры и полный позор. Оставалось идти самому, делая вид, что отправляет Субедея. Хорошо, что багатур ввел правило никого не уведомлять, где джихангир и где разбросаны остальные тумены. Сейчас пригодилось.
Бату не раз жалел об убийстве Субедея, это была непростительная ошибка, дорого вставшее ему раздражение. Но сделанного не вернуть, придется самому, все самому…
В тот же день темники получили приказ двигаться на запад, чтобы взять земли по Днепру, но через саму реку не переходить до подхода джихангира. Объяснение простое: Данапр широк, перейти его лучше по льду, к этому времени все должны собраться у Песчаного городка на левом берегу. Там будет видно, стоит ли двигаться дальше.
– Шаманку ко мне!
Старуха приковыляла быстро, закивала, давая понять, что знает, о чем джихангир хочет спросить, и даже знает ответ.
– Урусутка напомнила о себе? Это она. Ты должен сразиться, она погибнет. Ты одержишь верх, только делай все втайне. И возьми меня с собой.
– Тебя? У меня будет конная дружина, я не возьму кибитки.
– Ничего, пусть мне сделают для лошади седло, как для верблюда, я поеду в корзине.
– Хорошо, пусть будет, как ты просишь.
– И никому ничего не говори. А я тебе пригожусь.
От темников пришло подтверждение, что приказ получен и его начали выполнять. Степь пришла в движение, гнали отъевшихся на высокой траве коней, снова скрипели возы, мычали тянущие повозки волы, ревели верблюды, кричали люди, слышались удары плетей, женский визг и стоны рабов. Снова собирались сотни, откочевывали к местам сборов тысячи. Орда готовилась двинуться на запад, завоевывая еще не тронутые земли.
Впереди лежали Переяславль-Южный, Чернигов и на той стороне Киев… На север в леса приказано не углубляться, чтобы снова не завязнуть надолго.
- Предыдущая
- 36/51
- Следующая