Убить Батыя! - Павлищева Наталья Павловна - Страница 40

• Предыдущая
• 40/51
• Следующая

Он впервые назвал меня Настасьей, всегда только Настей. Это что-то значило, только вот что?

– Посмотри вокруг, если бы мокша хотели, они бы нас давно выловили и сдали Батыю, как щенков в корзине. Но нас поддерживают, кормят, поят, лошадей перековывают… И Нарчатка тоже поддерживает.

– И что?! Куда нам теперь деваться, в какие еще земли тащить за собой монголов, чтобы и там разорили? Надо было выходить в степь и биться насмерть там! Вятич, может, еще не поздно? Давай отойдем в степь и примем последний бой, а?

Сотник вдруг проворчал что-то вроде «последний бой я тебе гарантирую скоро», но я в этом не сомневалась и сама. И не потому, что у нас была пайцза Батыя, а потому, что нам двоим с ним на Земле не жить, либо он, либо я. Для меня предпочтительней второе, для него первое.

– Знаешь, о чем я сейчас жалею? Нужно было не тавро ему выжигать, а растерзать, как Тузик грелку, и отправить в его ставку, может, испугались бы и ушли?

– Женщины бы погибли.

– А так не погибнут? Мы же мотаем монголов за собой по мокшанским землям, думаешь, здесь не погибнут.

– Ты о чем жалеешь?

– Только о том, что не убила этого гада!

– Хочешь последний бой?

– Хочу. А еще лучше, если я и он, чтоб кто кого.

– Настя, он к Евпатию не вышел. Ханы не выходят на поединки, выставит против тебя верзилу метра два ростом, такого, чтоб конь не выдерживал, тот на одну ладонь тебя посадит, а второй хлопнет.

– Что ты предлагаешь?

– Идти в Сырню. Тем более туда отправилась и Нарчатка со своей дружиной. Там стены, там Алджибай с воинами. Не Козельск, конечно, но надежда есть.

– Он округу разорит.

– Там уже давно нет округи – разорена. Пошли, командир, не тяни время.

Мы прибыли к Сырне к вечеру, но нас узнали, встретили с удовольствием. Нарчатка со своими была уже там.

Я невесело посмеялась:

– Все в сборе… Не хватает только Батыя.

– Он ждать себя не заставит, надо подготовить город, насколько возможно. И увести людей в лес.

– Нет, – вдруг помотала головой княжна.

Я обомлела. Она не собирается биться вместе с нами?

– Если сейчас увести людей, то их легко перехватят. Уходить надо тогда, когда монголы будут стоять под стенами.

Я вспомнила слова Бормана о том, что уходить из Берлина нужно под грохот русских пушек и танков. Оказывается, его тезис не нов. Интересно, он знал о словах Нарчатки?

Нет, ну вот дурища-то, а?! Нашла время вспоминать фильмы советского периода. Главное – вовремя-то как!

А княжна, вернее, теперь она уже была царицей, народ ее признал, продолжала весьма деловито:

– А пока все, кто в силе, могут рыть волчьи ямы и устраивать другие пакости.

– У вас чеснок есть?

– Что есть?

У них называлось это как-то по-другому, но шипы на погибель лошадей нашлись. Оставалось только решить, где и как копать, где разбрасывать…

Удивительно, но нас поддержал не только Алджибай со своими воинами, в общем-то привычными к боям и осаде, но и жители Сырни. Особенно старались девушки из дома терпимости.

Уже через пару часов можно было наблюдать, как неумело тычут заступами в землю весьма упитанные кобылки из числа тех, кто совсем недавно ублажал воинов совсем другим способом. Но никто не насмехался, трудовое рвение ночных тружениц вызывало даже уважение.

Сырня готовилась к длительной осаде. Алджибай убеждал нас, что хлеба хватит надолго, вода в крепости есть, колодцев достаточно, остальные запасы тоже немаленькие… А я смотрела на деревянные стены Сырни, через которые легко перелетит стрела с горящей серой на наконечнике, и думала, насколько быстро выгорит все. Сколько понадобится Батыю – день, два, неделя?

Об осаде и отпоре хорошо рассуждать, когда никого нет под стенами, но когда монголы закружат свою карусель с ливнем горящих стрел, небо покажется с овчинку. Оставалась только надежда на тот самый подземный ход, о котором твердила Нарчатка.

И вдруг я поняла страшную вещь: Нарчатка – единственная правительница мокши, ей нельзя погибать!

Вятич в ответ на такой крик души покачал головой:

– Надеешься ее убедить уйти? Не думаю.

Так и вышло, царица даже слышать не желала об уходе!

– Нарчатка, послушай, вы должны попробовать пробиться. Нельзя, чтобы исчез твой народ или был разогнан, как буртасы. Мы однажды прорывались так из Козельска, когда сразу с нескольких сторон, то можно пройти.

– Нет, мы в своем городе и будем отбиваться до конца.

– Монголов слишком много, город они сожгут и возьмут даже без осадных машин. Немного погодя его просто не будет. А вы уходите.

– Мы не бросаем друзей в беде. У нас общий враг.

– Нарчатка, Батый гоняется за мной лично.

– Как?

Тьфу ты, снова повело на язык двадцать первого века!

– Он гоняется именно за мной, понимаешь, я однажды… сильно оскорбила его.

– Ты встречалась с ханом?

– Да. Когда освобождали ваших женщин.

– Они сказали, что их просто оставили и ушли. Почему-то.

– Ты когда-нибудь видела, чтобы монголы просто оставляли красивых пленниц? Мы его вынудили сделать это, поставив на… в одном месте тавро. Теперь он будет мстить мне до конца. Вы здесь ни при чем, потому уходите.

– Нет, мы не бросаем друзей в беде, – повторила царица.

– Нарчатка, когда-то я тоже очень не хотела уходить от остающегося Евпатия Коловрата и многие не хотели оставлять его с небольшой горсткой воинов против целой армии Батыя. Но Евпатий верно сказал: живые, вы еще сможете отомстить, а мертвые уже нет.

Меня поддержали Вятич и Тумай:

– Уходи, у твоего народа не осталось правителей. Пуреш с сыном ушли на запад, инязор Пургаз погиб. Уходи, думай о народе.

Нарчатку удалось убедить уйти. Перед самым уходом она вдруг тихо поведала мне, что это только потому, что… у нее будет сын! От Вадуна!

– А Вадун знает?!

– Нет, он погиб. Но мой сын – его продолжение, сам Вадун был похож на легендарного инязора Тёкшоня, а его сын будет похож на Вадуна.

– Обязательно будет, – заверила я Нарчатку.

Мы провожали дружину Нарчатки со смешанным чувством, понимая, что больше их не увидим. Я ничего не знала о судьбе царицы, а потому продолжала надеяться, что она сможет выжить и родить сына, очень похожего на Вадуна. Жаль, не расспросила, как именно и где он погиб. У Вадуна были хорошие глаза честного человека и воина, он не мог погибнуть глупо или недостойно.

Когда последние всадники осторожно пробрались в узком проходе между разбросанным чесноком, Алджибай удовлетворенно объявил:

– Они отвлекут монголов от города, постараются увести их в сторону.

Я потеряла дар речи, пару секунд разевала рот беззвучно, а потом схватила Алджибая за грудки:

– Ты?! Ты знал об этом и молчал?!

Наверное, это смотрелось смешно, я едва доставала здоровенному Алджибаю до плеча, и все мои наскоки были укусом комара для бегемота, но, видно, от неожиданности «погранец» болтался в моих руках, как тряпичная кукла, даже побледнев.

– Нарчатка сама сказала не говорить…

– Мало ли что она тебе скажет?! Недоумок!

Вятич оттащил меня в сторону, шипя на ухо: «Сдурела?!» Хорошо, что «погранец» не понимал лексикон двадцать первого века. Иначе действительно были бы неприятности.

В конце концов он прав, как можно обсуждать приказы царицы, у которой ты находишься на содержании? Но хоть шепнуть нам он мог?

Вятич увел меня к себе и долго сидел, гладя мои встрепанные волосы, чтобы успокоить. А я, как дура, рыдала:

– Ты… ничего не понимаешь… Она беременна… у нее будет ребенок от Вадуна…

– Слушай, а где сам Вадун, я его не видел.

– Погиб.

– Настя, если ей судьба – выживет. Никого никуда они не уведут, пока Батый знает, что ты здесь, он от Сырни не уйдет.

Конечно, сотник прав, теперь приманка для Батыя – я. Но как он узнает, что я здесь? Снова отправлять стрелу? Я решила завтра обязательно над этим подумать. В тот вечер думать не только об этом, но и о чем-либо вообще я была не в состоянии по одной простой причине.

• Предыдущая
• 40/51
• Следующая