Убить Батыя! - Павлищева Наталья Павловна - Страница 50
- Предыдущая
- 50/51
- Следующая
Резкий разворот, сигналы слева и справа, снова визг тормозов и… НИЧЕГО! Только мат водителя грузовика, успевшего затормозить буквально в сантиметре от моей машины!
Дома я сделала попытку напиться в стельку. Не получилось. Оказалось, что организм, побывавший в тринадцатом веке, там погибший и вернувшийся в двадцать первый, бутылка водки не берет! Вот не берет и все тут, даже если пить по чуть-чуть, по глоточку…
Ноги не держали, руки дрожали, во рту словно все коты округи переночевали, изрядно при этом нагадив, от запаха собственного перегара тошнило, а голова как стеклышко.
И что я теперь, неистребимая, что ли? В аварии не страдаю, от водки не дурею… может, утопиться? Где, в ванне?
А вот интересно, если утопленницы становятся русалками или упырями, то кем стану я и, главное, где? Быть русалкой в собственной ванне как-то мелковато. Эта мысль меня озадачила. На всякий случай сходила в ванную убедиться, что русалить там не получится. Разве что утопиться в унитазе и вылезать оттуда упырем, пугая соседей по ночам? Но, вспомнив белую рожу с черными кругами вместо глаз и рваным кроваво-красным ртом, я чуть не вытошнила всю выпитую водку сразу. Упырь тоже не годился, самой противно.
Оставалось выпить еще одну бутылку и сдохнуть от алкогольного отравления.
Эта попытка тоже не увенчалась успехом. Организм уперся, хоть тресни, не желая принимать больше ни капли алкоголя! Чего я только не предпринимала – и уговаривала, мол, смотри, какая водочка… холодненькая… чистая, как слеза… и нос зажимала, чтобы на вдохе в себя протолкнуть… и просто лизать пробовала, и кофе в нее подмешивала… Ничего не получилось, дальше рта все равно не шло, вокруг уже обрызгано водкой, пол блестел, а голова все равно трезвая!
Отравиться тоже не удавалось. Я заподозрила, что теперь и цианистый калий меня тоже не возьмет. Оставалось последнее – реветь! Что я и сделала. Сидела в обнимку с бесполезной второй бутылкой и тихо плакала над своей незадавшейся судьбой. Батыя не убила, в аварию попасть не смогла, утопиться тоже, даже напиться не получилось…
– Вя-ати-и-ич…
Увидев его у своих ног, я махнула рукой:
– Ты мне снишься…
Сотник потянул носом:
– У-у… сколько же ты, подруга, выпила?
Я вздохнула, сокрушенно пожала плечами и объявила:
– Не получается!
– Что не получается?
– Напиться не получается. Первая бутылка зря прошла, а вторая не лезет.
– Алкоголичка! – заорал Вятич и в охапку потащил меня в ванную.
Чем он меня отпаивал, не знаю, но немного погодя я уже сидела в кресле, закутанная в халат, мокрая после душа, и все еще заплетающимся языком объясняла Вятичу, что он не существует, а мне просто кажется.
– Зачем пила-то?
Я задала совершенно логичный вопрос:
– А что делать?
– Настя, что у тебя не так?
– У меня? Все!
Слезы снова полились рекой…
И снова я что-то пила, потом, кажется, рыдала у него на груди, объясняя, что все сволочи, а Вятич, которого я люблю, меня вышвырнул обратно в Москву, как котенка!
– Алкоголичка!
– Ни фига! Даже спиться не получилось.
И вдруг голова стала проясняться, я осознала, что стою, прижавшись к груди… Вятича?!
– Ты?!
– Дошло! Не умеешь пить, не берись.
– Я напиться до смерти хотела, чтоб не спасли. Не получилось. Откуда ты здесь? Или просто снишься?
– Хочешь проснуться?
– Нет! – Я замотала головой так, что та закружилась.
Пришлось подхватить меня на руки, ну и, конечно, отнести на кровать…
Его губы шепнули на ухо:
– Я так соскучился…
– Я еще сильнее…
– Нет, я.
– Нет, я! Я даже в аварию снова пыталась попасть.
В ответ так хорошо знакомый ласковый смех:
– Ты бы еще под поезд бросилась.
Его губы тихонько коснулись моих, только коснулись… Губы у Вятича такие же, как все остальное, – ласковые, но в них сразу чувствуется сила, способная подчинить себе, причем без остатка. Таким сопротивляться невозможно.
Я и не думала сопротивляться, это единственный случай, когда я готова сдаться на милость победителя с восторгом. Но он не наступал, все так же едва касался моих губ, словно дразня. А потом опустился на шею, ниже… еще ниже…
Так уже бывало однажды, там, в тринадцатом веке, но какая теперь разница, в каком? Мой Вятич снова был со мной, и мне ничего не страшно, голова кружилась, и все летело куда-то…
– Я больше не могу…
– Я тоже…
Мы слились воедино.
Открыв глаза, я недоуменно оглянулась. Где это я?! Комната явно не моя, в ней темно… почти темно. Снова переселение? Куда теперь?
Огонек лампадки в углу освещал только сам угол. Но плечо, на котором лежала моя голова, и тело рядом я узнала бы в полнейшей темноте. И руку, прижимавшую меня, сильную и ласковую одновременно, я тоже ни с какой другой спутать не могла.
Вятич был рядом, а в каком веке… какая разница?
Историческая основа событий
Батыево нашествие на Русь началось в декабре 1237 года с появления монгольского войска на реке Воронеж и присланных в Рязань послов с требованием десятины во всем, в том числе и людях.
Этот немыслимый сплав воинов самых разных народов летописцы назвали татарами, но не по имени племени татар, которое монголы истребили чуть не поголовно одними из первых, а потому что «из Тартара» – из ада. Теперь их политкорректно называют монголами или ордынцами.
Рязань продержалась семь дней. Евпатий Коловрат со своей дружиной сумел задержать огромное Батыево войско на несколько дней, чтобы успели подготовиться русские рати у Коломны, а сам погиб, будучи расстрелянным из пороков – камнеметных машин. Такими стойкими оказались русские богатыри, что почти безоружных били, словно каменные крепости. Батый даже предложил Евпатию стать его темником (возглавить тьму – десять тысяч воинов), а потом позволил похоронить с честью.
Козельск сопротивлялся пятьдесят дней. Это не значит, что татары штурмовали город семь недель, стены Козельска хоть и крепки, но меньше рязанских и больше нескольких дней не выдержали бы. Но русские сумели выманить Батыя к Козельску точно к моменту разлива рек, а город в это время превращался в островной. Вода заливала и всю округу.
Погибли жители Козельска или все же сумели спастись? Ведь Батый запретил даже название упоминать, а сам город разрушил до основания. Злой город… Для монголов он действительно стал Злым.
Но доблесть не в том, чтобы уложить рядками всех погибших жителей и защитников, а в том, чтобы спастись самим, погубив как можно больше врагов. Сдается, козлянам это удалось, есть версия, что женщины сумели уплыть на лодках из-за разлива Жиздры и Другуски, а конная дружина прорвалась и ушла.
После Козельска что-то странное происходило с Субедеем – правой рукой Батыя, его наставником и двигателем всего похода. Он вроде есть, но его вроде нет. И дата и место смерти багатура тоже точно неизвестны, называют несколько. А есть версия, что Батый приказал убить Субедея за провал в Козельске, но вынужден был это скрывать.
Где были тумены Батыя в 1238–1239 годах, тоже мало понятно. Кочевали по половецким степям, но какие-то из них ходили в земли мордвы и буртасов.
Зачем? У мордвы почти не было городов, зато были непроходимые леса. Эрзянский правитель инязор Пургаз героически воевал против монголов (точно, когда погиб, тоже неизвестно), а вот правитель мокши каназор Пуреш, наоборот, предпочел откупиться и даже принял участие в походе монголов на запад, где был ими убит за неподчинение где-то в Венгрии. Зато его дочь легендарная Нарчатка воевала против Батыя вместе с русскими и погибла на реке Мокше, прыгнув в воду вместе с конем и утонув.
Когда это было?
Считается, что городище под Золотаревкой юго-восточней Пензы монголы разгромили осенью 1237 года по пути «туда». Но почему-то не только не разграбили, но и не захоронили своих павших воинов. Такого не делалось нигде и никогда, даже если очень спешили, оставить сотню воинов на три дня для погребального костра – святое дело. Что так напугало монголов и что потом несколько столетий не давало местным жителям подходить в Кудеярову оврагу?
- Предыдущая
- 50/51
- Следующая