«Злой город» - Павлищева Наталья Павловна - Страница 51

• Предыдущая
• 51/55
• Следующая

Бату слушал гонца молча, не выражая никаких эмоций. Да и что говорить? Нашелся хитрый урус, обманувший даже Субедея, которого, казалось, обмануть нельзя. Железные урусы маленького города взяли неимоверно высокую плату за него, при этом умудрившись спастись сами. Хан мгновенно понял одно: никто не должен знать, что в действительности произошло в городе, монголы должны забыть о нем! Бату хорошо помнил наставления Субедея: если хочешь, чтобы о твоей неудаче скорее забыли, забудь о ней сам. Выводы сделай, но забудь.

Но сейчас Бату-хана больше интересовало поведение наставника, неужели Субедей все же предал его? Или багатура покинула удача? И то и другое плохо, старый полководец в любом случае становился опасным. Если он попытался обмануть Бату, то сделает это еще не раз. А если Субедею больше не видать удачи, то к чему хану полководец-неудачник, таких слишком много в монгольском войске и без старого Субедея.

Бату почувствовал, что внутренне готов проститься с наставником и даже… жаждет этого. От понимания вот такой готовности стало не по себе, все же джихангиром Бату стал благодаря Субедею, никто не выбрал бы главой похода именно этого внука Потрясателя Вселенной, если бы не старый пес Чингисхана. Но всему свое время, Субедей выполнил свою роль, он может уйти. Оставалось только найти способ удалить полководца как можно дальше, не обидев его, чтобы не завести сильного и опасного врага в его лице.

Для себя хан решил, что сначала выслушает погубившего столько воинов и потерявшего столько времени багатура, а потом даст понять, что тому пора на покой. Субедей не глуп, он сам догадается, что лучше уйти добровольно, чтобы не быть казненным за неудачу. Бату не собирался наказывать багатура за Козелле-секе, прекрасно понимая, что любой другой на его месте оказался бы в таком же положении. Просто эти урусы так хитры, как никто другой. Но он ждал, что полководец приползет на брюхе вымаливать прощение.

Однако произошло все не так.

Первым в ставку примчался не Субедей, которому было бы положено уже ползать у ног хана, а царевич Гуюк. Он тоже был виновен, потому что и его воины стояли у Козелле-секе, только по другую сторону реки. Они не успели переправиться на помощь тем, кто упустил дружину, уходящую из города. Но с Гуюка спрос маленький, он отвечал за северную и западную стены города, а там ничего плохого не произошло. Урусы прорвались с южной и восточной сторон.

Царевич Гуюк примчался не столько виниться, он вообще не собирался делать этого перед Бату, сколько чтобы не пропустить миг, когда будет повержен всесильный Субедей, чьи воины держали восточную и южную стены сожженного города. Внутри погибло немало и кешиктенов самого багатура.

Гуюк подошел к стоявшему безмолвно Батыю и едва склонил голову в знак повиновения, никакого ползания у ног. Сегодня под джихангиром так основательно закачался его трон, что можно и не ползать. Для себя царевич уже решил, что завтра же потребует созыва всех участников похода и настоит на том, чтобы Субедея казнили как виновника в провале у Козелле-секе, а также, чтобы Бату больше не был джихангиром похода, слишком много неудач случилось в последние месяцы, а сожженные города хотя и дали огромную добычу, но потребовали большую плату за это. Монгольское войско впору восстанавливать после таких «успехов».

Бату, конечно, понял все мысли своего двоюродного брата, догадался, что тот задумал. Теперь главным стало не дать себя утопить, даже если для этого потребуется принести в жертву Субедея. Конечно, удаление из войска багатура неизбежно, только сделать это надо так, чтобы не пала тень на самого джихангира, еще один повод для нападок царевичей ему не нужен. Голос Бату был тих и строг, он не позволил Гуюку самому начать говорить:

– Где был ты, когда конница урусов прорывалась из города?

Царевич даже на мгновение потерял дар речи. Бату собирается обвинять его в неудаче, вернее, полном провале Субедея?! Но почти сразу взгляд Гуюка стал насмешливым:

– Мои воины держали свою сторону крепости, и они не допустили, чтобы урусы прорвались там.

Знай Бату расположение Козелле-секе, он мог бы сказать, что там и невозможно прорваться, но Гуюк не сам выбирал расположение своего тумена, Субедей встал с южной стороны, оставив царевича с запада, это было сделано для того, чтобы первому ворваться в город и захватить больше других добычи. Вот и получил, верно говорят: не думай, что ты лучше других, это плохо кончится.

Бату молчал, потому Гуюк решился чуть поиздеваться над багатуром, едва ли он рискнул бы это сделать, стой Субедей рядом, но полководец еще не прибыл, а у царевича было хорошее настроение. Ничто не радует так, как неприятности соперника.

– Помыслы багатура кручены, как шерсть молодого барашка, он не хотел чужой помощи и не просил ее. Когда мы сами решили прийти, было уже поздно. Урусы прорвались быстро, воины Субедея не успели оказать им сопротивление. – Царевич даже сокрушенно развел руками. – Нет ничего переменчивее воинского счастья, оно как погода, с утра светит солнце, а к вечеру затянет тучами.

Можно бы посмеяться и дальше, но Гуюк побоялся, что это уже слишком и может вызвать взрыв негодования самого Бату, у хана и так ходуном ходили желваки, но взгляд по-прежнему был бесстрастным. Ишь как его выучил Субедей.

Гуюк ненавидел Субедея за многое, за удачливость, за презрение к любой слабости, но больше всего за то, что верный пес Чингисхана предпочел ему Бату. Одной из причин постоянного пьянства царевича была и вот эта зависть к выбранному Субедеем Бату-хану и нежелание багатура считаться с ним, Гуюком. Но теперь ненавистный полководец повержен, как завтра будет повержен и его хан. Царевич твердо решил на совете добиваться устранения ставшего неудачником полководца.

Бату больше разговаривать не стал, круто развернувшись, ушел в свой шатер, не зовя с собой. Гуюк на всякий случай чуть постоял, ожидая, но ничего не выждал и отправился к себе. Ничего, ему сообщат, когда багатур приедет, тогда можно будет, словно по делу, снова зайти к хану и полюбоваться на то, как он унижает своего наставника. А если вдруг Бату не решится на это, то завтра на совете Гуюк во всеуслышание объявит, что хан прощает даже такие провалы и не способен спросить со своих полководцев…

Бату слишком вознес своего наставника в благодарность за избрание джихангиром. Но излишне острый клинок опасен тем, что часто режет собственные ножны. Об этом не стоило бы забывать избранному джихангиру, которого можно и переизбрать. Ничего, что Каракорум далеко, обойдутся присланным согласием, только сначала нужно убрать единственного способного помешать человека – Субедей-багатура. Старшего брата хана Орду Гуюк в расчет не принимал, тот не рискнет сказать против, а если и рискнет, то что значит голос одного царевича против многих?

Твердо уверовав, что Бату не решится наказать Субедея за провал в Козелле-секе, а значит, даст повод потребовать созыва всех царевичей, Гуюк заметно повеселел. Этим провалом Бату загонялся в угол. Наказать Субедея значило поссориться с ним, а не наказать – поставить себя против всех сразу.

Но у Гуюка была еще одна задумка – он торопился в степь. Хитрый Бату, несомненно, по совету своего наставника Субедея разлучил Гуюка с царевичем Мунке, отправив того на юг. Туда мог пойти любой другой, но Бату выбрал именно Мунке, хорошо зная, что это главная поддержка Гуюка, ведь Мунке всегда поддерживал брата и поддакивал ему. Гуюк остался один. Конечно, вокруг полно царевичей, но ни на кого положиться нельзя, любой способен предать и продать, слова следовало держать при себе невысказанными, взгляды бросать осторожно, каждый шаг продумывать. Такого ли достоин сын правящего Великого хана Угедея?! Кто такой Бату? Внук Потрясателя Вселенной, но не старший внук и сын нелюбимого сына. Его пора скидывать. И теперь Гуюк знал, какой силой он воспользуется. Он был готов действовать, слишком долго и терпеливо сносил обиды от хана, получал худшие куски, худшие города.

• Предыдущая
• 51/55
• Следующая