В сладостном плену - Андерсен Блэйн - Страница 31

• Предыдущая
• 31/61
• Следующая

Она вслед за Торгуном шла через суетливую толпу, застенчиво наклонив голову в надежде остаться незамеченной. Хотя ничто в этих незнакомых людях не указывало на их жестокость, о которой так много говорили, их странная речь и манеры подавляли ее. Она внезапно почувствовала себя такой маленькой и запуганной, хотя окружавшим ее людям она совсем не казалась такой.

Вскоре их перестал сопровождать шум толпы.

Бретана подняла глаза и увидела, что они идут по более широкой, но удаленной от шумных улиц и поэтому более спокойной дороге. Ее обрамляли дома, больше тех, что находились ближе к пристани. Торгун повернулся к ней и указал на нарядный дом.

— А вот и дом Магнуса. — Эти слова заставили Бретану резко остановиться. Отбросив осторожность, она инстинктивно ухватилась за Торгуна.

— Я не могу, — умоляющим тоном и чуть слышно произнесла она.

— Ты должна, — твердо ответил он. — Если мы хотим обрести друг друга.

Побуждаемая его настойчивостью, она нехотя пошла вперед, хотя и была настолько отрешена от происходящего, что чувствовала себя плывущей по воде, а не идущей по земле.

Торгуй решительно постучал в дверь, обитой металлическими пластинами, и этот звук вернул ее к действительности. Бретана стояла ни жива ни мертва.

Дверь отворилась, и перед ними предстал хозяин дома. Он был таким, как его и описал Торгун — чуть выше Бретаны, но конечно ниже его, с крупной головой, покрытой шапкой непослушных светлых волос, которые были перехвачены серой лентой. Пышная борода и усы закрывали почти все его лицо, позволяя видеть только округлые румяные щеки и глубоко посаженные глаза.

Если бы Бретана так сосредоточенно не рассматривала лицо Магнуса, она бы оценила изысканность его наряда: красивую вышивку по краям верхней одежды из саржи, а также играющие всеми цветами радуги драгоценные камни, вправленные в серебряную брошь. Но ее внимание было целиком сосредоточено на проницательных глазах старика. Он недоверчиво посмотрел на своих посетителей, сначала на Торгуна, а потом на Бретану. Она, в свою очередь, всмотрелась в глаза старика и увидела в глубине его зрачков очень и очень напоминавший цвет ее собственных глаз.

— Моя дочь? — спросил Магнус несколько хриплым голосом, выдававшим его возраст. Обращаясь к Торгуну, он одновременно вытянул руку с шишковатыми пальцами и слегка коснулся разгоряченной и покрытой румянцем волнения щеки Бретаны, которая в ужасе отпрянула назад. Не схвати ее Торгун вовремя за руку, она бы повернулась и убежала бы прочь, сама не зная куда. Но это вмешательство и остановило, и несколько успокоило ее. Теперь всю свою энергию она сосредоточила на безмолвной, напряженной дуэли, которую вели две пары глаз: ее собственные и Магнуса. Куда только девалась ее робкая сдержанность, которую она проявляла на пути до этого дома. Теперь она уступила место гордому вызову, сдерживать который она была уже не в силах.

Торгуй в знак согласия кивнул и перевел эти слова для Бретаны:

— Он спрашивает, ты его дочь?

— Скажи, чтобы он показал подвеску, — вызывающе потребовала Бретана.

— Слава Одину, ты жива. — Магнус говорил по-английски удивительно чисто. Бретана совсем забыла слова Торгуна о том, что старик знал ее родной язык. Это обстоятельство несколько успокоило девушку, однако не охладило будоражившее ее дерзкое желание.

Магнус указал рукой внутрь дома и произнес:

— Прошу, входите.

— Я и шагу не ступлю в доме чужого мне человека. Покажите мне подвеску, — настойчиво повторила она.

По достоинству оценив ее упорство, Магнус ушел, а появившись протянул ей сжатый кулак. Со стороны это выглядело так, как будто он собирался ее ударить. И «удар» состоялся. Его скрюченные пальцы медленно разжались, открыв взору Бретаны до боли знакомую подвеску. При виде ее она почти задохнулась от волнения.

— Мой подарок твоей матери. — При этих словах Магнус опустил глаза, и на его морщинистое лицо набежала тень печали. — Войдете? — На этот раз это слово звучало гораздо мягче.

— Я вас не знаю, — раздраженно ответила Бретана. Торгун слегка растерялся от этого неожиданного сопротивления с ее стороны. Он-то думал, что она будет настроена более мирно.

— Я знаю, что для тебя я чужой, — ответил Магнус. В его дребезжащем голосе отчетливо слышались нотки доброты. — Давайте начнем с того, что надо было сделать уже давно. — На этот раз он не стал повторять Бретане приглашения войти, а просто отступил, пропуская молодых людей вперед.

Хотя Бретаной все еще владело сильное желание убежать, что-то в жесте Магнуса заставило ее отказаться от этого намерения. Как-то неожиданно даже для себя самой она села в отороченное мехом кресло рядом с очагом.

Этот дом и по размерам, и по убранству сильно отличался от того, в котором жил Эйнар. Хотя в помещениях не было никакого искусственного освещения, света все же было достаточно. Он проникал снаружи через несколько стенных проемов, в то время как у Эйнара было единственное окно со ставнями. В каждое окно была вставлена матовая пленка, которая хотя и не позволяла видеть, что делается снаружи, исправно пропускала внутрь достаточно света.

Вместо одного большого помещения, как у Эйнара, здесь было четыре или пять отдельных комнат. И еще — в том доме обходились одной-единственной занавеской, которая разделяла спальни Торгуна и Бретаны, а здесь дом украшали несколько больших штор из гораздо более дорого материала. Да и узор был гораздо сложней и изысканней по сравнению с простым геометрическим рисунком у Эйнара.

И просторность помещений, и тонкая отделка их внутреннего убранства указывали на то, что отец Бретаны человек состоятельный. Она не помнила, чтобы Торгун говорил об этом. Вид такого богатства, хотя и неожиданного в доме человека, которого она по-прежнему считала всего лишь язычником, нисколько не смягчил сердце Бретаны. Как раз наоборот, она еще больше негодовала по поводу того, что такой обеспеченный человек так скверно обращался со столь замечательной женщиной, какой была ее мать.

Все трое напряженно сидели у очага, мастерски сложенного из камня и глины. Торгуй говорил мало. Он считал, что пусть уж лучше волнение Бретаны пребывает в ее душе до тех пор, пока не утихомирится само собой. И если раньше Магнус не ожидал от своей дочери такой враждебности, то уж теперь-то иллюзий на этот счет у него не осталось. Даже упорное молчание, которое ясно угадывалось в ее глазах, разило его гневно и непримиримо.

— У тебя есть все основания ненавидеть меня.

— Именно это чувство я и испытываю. — Это звучало как приговор, без какого-либо намека на малейшее снисхождение. — До самого последнего момента я не была расположена к этому, однако одного вашего вида было достаточно, чтобы теперь я предпочла смерть тому, чтобы признать, что я ваша дочь. Здесь мою мать удерживали пленницей помимо ее воли? — вызывающе спросила она, указывая в сторону большой комнаты. — Магнус тяжело вздохнул, в полной мере сознавая теперь сложность стоящей перед ним задачи.

— Это правда, что я купил ее как рабыню, но со временем она полонила мое сердце.

— Ах, вот как, она была так любима, что сбежала от вас?

Магнус нахмурил брови.

— Да, твоя мать ушла, но я уверен, что она и в самом деле любила меня. Эйлин боялась, что в моем доме твое будущее окажется в опасности, что все достанется моему сыну, и что к тебе будут приставать с угрозами. И только после того, как она покинула этот дом, я узнал от горничной, что под сердцем у нее ребенок.

— Так у вас есть сын? — В сознании Бретаны произошел какой-то резкий поворот. Она почувствовала некоторое смущение. Почему Торгун ничего не сказал об этом?

— Он умер, — тихо ответил Магнус, морщинистое лицо которого омрачилось печалью.

— Так, значит, моя мать была не единственной вашей женой?

Магнус недоуменно посмотрел в сторону Торгуна, а затем вновь повернулся к дочери.

— Она вовсе мне не жена, а любовница. Когда твоя мать была здесь, моя жена Тири была еще жива. И хотя мое сердце принадлежало не ей, а твоей матери, Эйлин все же боялась ее. И она опасалась, что Тири сломает твою судьбу. Знай я, что она вынашивала тебя, я бы ни за что не позволил ей уйти.

• Предыдущая
• 31/61
• Следующая