В сладостном плену - Андерсен Блэйн - Страница 51

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая

— А теперь по нашему закону вновь обретенной дочери ярла Магнуса нужен официальный свидетель. Это должен быть викинг, который подтвердит ее новое положение.

— Леди Бретана, — продолжал он с улыбкой, — эту услугу с удовольствием окажет вам наш брат Торгуй.

Хаакон отступил назад и указал в сторону боковой части возвышения, где в небольшой группе почтенных ярлов сидел Торгуй.

Торгуй! Это имя молнией промелькнуло в ее сознании, сразу же заставив вернуться к действительности, которую до этого момента она смутно воспринимала как сквозь густой клубящийся туман. Она и мысли не допускала, что он согласится прийти сюда и наблюдать за тем, как она становится женой его брата. Но вот он, с до боли знакомым лицом, сидит среди других гостей.

Полная нерешимости, она бросила быстрый взгляд на Торгуна, хотя и не знала, зачем она это делает. Ответом ей была улыбка, лучше сказать, та сардоническая, злобная усмешка, которую она так часто видела на его лице раньше.

Она знала, зачем пришел Торгуй. Своим присутствием он хочет унизить ее, показав всему городу, что, взяв ее в жены, Хаакон не сломил его.

Но она восторжествует и над ним, и над его братом, показав обоим свое собственное презрение.

Впервые с тех пор, как она вошла в этот дом, Бретана заговорила:

— Так что, я должна сесть с ним?

— Да, — все еще улыбаясь, ответил Хаакон. — Ему на колени, как велит наш обычай. Он сам должен видеть башмачок.

Торгуй сидел, удивляясь про себя утонченной пытке, которую Хаакон изобрел для него, и в то же время пораженный тем, насколько прекрасна стоявшая перед ним Бретана. Медленно, как будто под действием гипноза, Бретана сошла с возвышения и сделала навстречу к нему несколько шагов.

Он не помнил, чтобы она когда-либо была столь же прекрасна, чтобы тело ее было так совершенно и дышало такой пленительной женственностью. Полные груди, угадывавшиеся под шелковыми одеждами в обрамлении горностаевого меха, ангельский лик, пухлые вишневые губы и глубокие глаза цвета лаванды создавали неотразимый эффект искушения, нечто столь прекрасное, перед чем отступало его воображение.

Его обуревало исключительно физическое желание обладать Бретаной, так чтобы их тела слились воедино и образовали совершенно новое, гармоничное, доселе не существовавшее единое целое, как это уже не раз бывало в их жизни. Сейчас самое подходящее время для этого: он может вырвать ее отсюда, умчать к стоявшему наготове коню, а затем к поджидавшему их кораблю, и Хаакон глазом не успеет моргнуть, когда все уже будет кончено.

Люди Хаакона уже здорово накачались вином и потому не смогут помешать их побегу. Но было в Бретане нечто более ужасное, что заставило его отказаться от мысли о побеге: какая-то отчужденность во взгляде, что-то такое, что делало ее как бы недоступной для него и чего раньше в ней никогда не было. Почему она ничего не говорит ему, а ее глаза ни о чем не молят его.

Потом Торгуна озарила мысль, от которой его сердце готово было разорваться. Магнус сказал ему правду — Бретана больше не хочет его. Он может взять ее против воли Хаакона, но не против собственного желания.

— Мой господин.

Голос ее был бесстрастен.

Торгун пытался найти в ее глазах хоть какой-то намек на желание сопротивляться обстоятельствам, объяснение того, что все это какая-то жестокая игра и что она выходит замуж за Хаакона не по собственной воле.

— Так ты становишься женой Хаакона? Этот вопрос был задан не настолько громко, чтобы Хаакон мог его расслышать. При этих словах его лоб прорезала глубокая страдальческая морщина, а лицо исказилось болью. В других, более благополучных обстоятельствах, Бретана непременно и правильно оценила бы это выражение, но сейчас, под влиянием собственных чувств, оскорбленная тем, что он покинул ее, она расценила это всего лишь как проявление уязвленной гордости.

— Мне предназначено стать королевой. Этим ответом она хотела нанести ему жестокий удар, но вместо этого он, кажется, вызвал только его гнев. Торгун протянул к ней руки и произнес сквозь стиснутые зубы:

— Но прежде объявим тебя дочерью Магнуса. Он резко обхватил ее бедра, повернул к себе и усадил на свои широкие колени. Затем, обратившись лицом в сторону Хаакона, который, все еще ухмыляясь, стоял на возвышении, слегка ударил рукой по ритуальному башмачку.

— Король, я свидетельствую в том, что эта женщина действительно дочь Магнуса.

Затем так же резко, как и все, что делал до этого, он грубо поставил ее на ноги к вытолкнул вперед себя. Хаакон сразу же сошел с возвышения, схватил ее за кисть руки и поставил рядом с собой.

— Церемония окончена, — провозгласил он собравшимся в зале. — А теперь — свадьба.

Снизу из-за столов раздались оглушительные приветствия, но Британа уже почти ничего не слышала.

Затем Хаакон и Магнус провели Бретану через все положенные стадии ритуала и усадили в кресло рядом с королевским, а находившаяся здесь же прорицательница положила перед ними священные деревянные палочки, которые Хаакон называл блотопани. Они были окроплены бычьей кровью, и прорицательница, завернутая во множество рваных, выцветших лохмотьев и поэтому походившая на ужасное привидение, должна была разбросать их.

Своими крючковатыми пальцами, в которых она крепко сжимала священные предметы, старуха сделала несколько круговых движений над возвышением, а затем певучим голосом начала произносить какие-то заклинания и ритмично раскачиваться из стороны в сторону. Хотя Британа уже немного говорила на языке скандинавов, она могла понять только то, что это были магические слова, недоступные даже для самих викингов.

Внезапно прорицательница, издавая шипящие звуки, бросила пучок окровавленных палочек на пол. Наклонившись вперед, она сделала вид, что изучает форму, в которой они расположились на помосте, как бы вникая в ее тайный смысл. После долгого молчания она выпрямилась и собрала эти странные предметы колдовства в небольшую кожаную сумку, которая висела на ее веревочном поясе. Затем с бесстрастным выражением лица она подошла к Хаакону и таинственным голосом сказала ему несколько слов. Тот в ответ улыбнулся и, наклонившись к Бретане, перевел сказанное старухой.

— Она гадала о том, насколько благоприятен наш союз. По ее словам, тебе предназначено быть королевой викингов. И что скоро ты будешь носить ребенка.

С этими словами он положил руку на колено Бретаны, от чего она почувствовала только отвращение.

Она отвернулась в сторону, пытаясь избежать его плотоядного взгляда, и встретилась глазами со взглядом колдуньи, скрючившейся на полу поблизости от нее. Старуха выразительно смотрела на Бретану, заставляя ту ломать голову над тем, было ли такое точное предсказание сделано в угоду Хаакону, или же она была столь проницательна, что определила ее нынешнее состояние.

Бретана постаралась заставить себя думать о другом. Она отвела глаза в сторону и спросила Хаакона:

— А что она делает сейчас?

Старуха поднялась, стала в центре возвышения и с поднятыми над головой руками начала медленно кружиться на одном месте, пронзительным голосом выкрикивая какие-то причитания.

— Она просит Фрея, Бога плодородия, чтобы он помог нам исполнить это пророчество. Кроме того, она молит Одина ниспослать свой гнев или милость в зависимости от того, будет ли правдивой наша клятва на священном обруче. Встань.

Хаакон взял Бретану под локоть, поднял ее на ноги и повел к центру возвышения, где стояла колдунья. Та поднесла к ним огромный серебряный обруч, гораздо толще и нарядней по сравнению со всеми предметами такого рода, которые когда-либо доводилось видеть Бретане.

— Он принадлежал моему отцу, — пояснил Хаакон, — а до него деду, прадеду и так до того времени, когда его изготовил сам Тор, используя для этого свои молот и наковальню. С того самого дня он находится на хранении у смертных и является для них символом незримого присутствия Банила. Протяни руку вперед.

Бретана осторожно вытянула руку и поднесла дрожащие пальцы к огромному серебряному предмету. Хаакон положил на них свою руку и заговорил на своем языке.

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая