Жизнь как год - Колупаев Виктор Дмитриевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/26
- Следующая
Я, дяденька, не дурак, но если вы хотите попробовать сами, пожалуйста. Хватит с меня трамваев и троллейбусов!
Я выскакиваю из трамвая, который сам же завел, не знаю куда. Ага. Площадь! Площадь. Рельсы, провода, трамваи, троллейбусы, автобусы, еще эти, как их, такси! Что творится! Все перепуталось, чуть-чуть только кого-то не задавили. И какой дурак все это понапридумывал? Я? Ну уж нет!
Я проталкиваюсь сквозь толпу. Куда это она? А, в магазин прет. За телевизорами, что ли? Ну да! Телевизоры привезли. Большие! Один и не унесешь. Вдвоем надо тащить.
А вот эти, наверное, из Африки прилетели. Или, наоборот, в Африку летят. А у самолетов крыльев нет. Космический корабль садится прямо на площадь. Еще миг, и раздавит он площадь своей громадой. А тут еще школы сделали смешанными и сиди теперь за партой с девчонкой!
Да что же это делается?!
Мальчик, эй, мальчик!
Я не мальчик! Какой я вам мальчик?!
Мальчик! Эй, мальчик! Что это ты такое натворил?! Трамваи, автобусы, такси, троллейбусы, а светофоры не поставил!
Какие такие светофоры?
Такие! Чтобы каждая машина знала, куда и когда ей можно ехать.
Не знаю никаких светофоров. Не было у нас в городе светофоров. Пусть милиционера поставят на площади. Он и разведет всех.
Милиционера? Ты кашу заварил, а теперь милиционер пусть все расхлебывает?
Да ничего я не заваривал!
Не заваривал? А ну-ка, посмотри в трубу!
Я смотрю в телескоп, но, кроме бешеного движения снежных вихрей, ничего не вижу.
А погодой ты можешь управлять?
Погодой?
Ну да! Погодой.
Могу. Чего тут...
Метель им мешает. Убрать метель? Это я могу. Сейчас сделаю такое солнышко, что загорать можно будет.
Не вздумай! Утопишь людей в такой воде. Ишь ты, снег ему растопить захотелось.
Так ведь я же для вас стараюсь! Одну-единственную кнопку хотел! Чтобы нажал, и все готово, все, как надо, все, что надо!
А ты хоть людей-то спросил, что им надо?
Чего их спрашивать? Я и сам знаю, что им надо.
Знаешь? Ты все знаешь...
Да! Знаю.
А ведь я, кажется, ничего не знаю. Даже того, что мне самому надо, и то не знаю. Ну, шаровары из сатина на лето. И чтобы пояс был широкий. Ну, картошки побольше. Дрова чтобы без очереди продавали. А то стой каждую неделю. Ну, чтобы все уметь. Мир чтобы по-своему переделать. Чтобы всем хорошо было.
Да что это такое — хорошо?
Хорошо? Хорошо и все! Всем чтобы хорошо!
Да-а... Тебе позволь сейчас осуществить свое хорошо, так ты дров наломаешь!
Ничего я не наломаю!
Из толпы я выбрался. Вернее, я уменьшил ее, эту толпу. Не надо никаких пятиэтажных домов с колоннами. Сразу и посвободнее стало. И троллейбусов с трамваями никаких не надо. Ведь народу-то меньше, раз нет больших домов. Вот пусть и ходят ножками. Да никто из них никогда и не ездил ни на каких автобусах и такси. Такое время. Лошадей уже нет, а машин еще не понаделали. Вот когда я вырасту и... Ладно. Это все я потом сделаю. А сейчас не надо ни Африки, ни Америки... Нет, вот этого-то жалко. Как же без стран, в которых так хочется побывать?
Давай убирай всю свою чертовщину! Куда только милиция смотрит?
Фигу! Милицией меня не испугаешь.
Но и желание переделать мир по-своему пропадает. Не то, чтобы пропадает... Нет. Мир-то я переделаю. Но сначала нужно узнать, что требуется этому миру. Правду говорила классная руководительница: сначала пойми людей. Нет, не говорила она этого. Она таких громких слов вообще не говорит. А просто... То посмотрит как-то странно, и сразу становится ясно, что ты что-то не то делаешь. То песенку споет. Куплет или того меньше. Да и песню какую-то не такую, какую нам положено слышать. А послушаешь и страшно становится. Страшно оттого, что ты понял какую-то истину, высказанную не в лоб, не прямо. Тебе только намекнули, а ты взял и понял. Оттого и страшно, что ты сам что-то понял. Понимать — страшно. Это значит, что ты уже за что-то отвечаешь, раз понял. Ладно. А то еще просто покачает головой, и стыдно становится. Вроде бы ты ничего такого не сделал, а все равно стыдно. Позже и поймешь, что действительно что-то сделал не так. Мы все без нее жить не можем. Без нее и без географички, да еще француженки. Они все разные, но что-то в них есть общее. Что? То, что они уже не считают нас за детей? То, что они как-то делают так, что мы учимся отвечать за свои действия? Тем, что они верят в нас, что ли? Чем, чем, чем? Вот это загадка! И не отгадать мне ее за всю свою жизнь.
И страшно, что они могли не встретиться нам. Могли же меня отдать в другую школу, за железнодорожную линию. Вообще-то нет. Туда наших не записывают. Значит, что? Значит, я обязательно должен был встретиться с ними? Значит, мне всю жизнь везло! Везло, что я приехал в этот город. Везло, что я сейчас учусь именно в девятом классе!
Хорошо, что я еще не могу переделать мир по-своему. Но фантазировать могу. Уж эти-то трое любят, чтобы мы фантазировали. Но и знали тоже. Знать, чтобы фантазировать!
А та площадь... Была она на самом деле или нет? Были пятиэтажные дома с колоннами или нет? И трамваи и троллейбусы?
Да если это все только в моей голове, то уж я бы, наверное, смог распорядиться так, чтобы всем было хорошо. И чтобы космические корабли летали, и машины друг на друга не наезжали, и хлеба было у всех вдоволь, и маму не гоняли каждый год на сельхозработы!
И отец бы не...
Значит, это все было! Было! Хоть на миг, но было! Я создал мир таким, каким хотел, да только ничего хорошего из этого пока не вышло.
Стыдно. Так стыдно. Казалось ведь, что я все знал, все предусмотрел, а выяснилось, что даже такой мелочи, как светофор, не мог выдумать. Да что светофор! Люди-то, люди-то куда рвались? Они же рвались из этого созданного мною мира, хотя в нем на каждого было по булке хлеба и по шароварам с широким поясом. Ну, шаровары-то, впрочем, это только для нас, взрослые не очень ими прельщаются.
Я чувствую, что стало холоднее. Но ветер все так же метет снег, закручивая вихрями верхушки сугробов. Носки в ботинках промокли и уже заледенели.
Надо идти домой, но стыдно. Ведь никто там не знает, что я нафантазировал, а все равно стыдно.
Взялся и не справился.
Но у меня-то еще есть время. Все равно попробую. А вот отец уже ничего не сделает. Тоже был фантазером, как мама говорит. Чудил и выдумывал черт знает что.
Но у меня получится!
Получится!
Я вот только подучусь немного... Немного...
Тоска в душе после всего, что со мной сейчас произошло. Может, зря я затеял эту переделку мира? Может, у меня и через сто лет ничего не получится? Ну нет! Чтобы никогда никто не увидел далекие миры в других галактиках? Чтобы люди сутками толклись в очередях? Чтобы и другие отцы пьянствовали от тоски и от того, что сами не смогли переделать мир?
Ну нет! Нет! Не зря. Не получилось у меня? Пока не получилось. И завтра не получится. И послезавтра! Но уж потом-то должно получиться. Да и не один я. Не один. Нас целый класс! И еще три учительницы: физичка, географичка и француженка!
Долго же я шел сегодня из школы...
Никогда не закрывающаяся калитка нашей ограды, расчищенное крыльцо одних соседей, заметенное — других, третье — наше. Его тоже замело. Ясно. Мама ушла на работу. Трое «сидят по лавкам». А отец...
Я вхожу в квартиру, сбрасываю с ног промерзшие боты «Прощай, молодость!», снимаю шапку и телогрейку. На кухне холодно и темно. Чуть приоткрыта дверь в комнату. Оттуда доносятся голоса моих младших сестер. Они боятся выглянуть на кухню. Зря я так долго задержался. После физкружка нужно было сразу идти домой. На кухне возле кровати лежит отец и что-то мычит в пьяном бреду. Его-то и боятся сестренки.
Я пытаюсь приподнять его и перевалить на кровать. Да, отец сломался. Трезвым я его почти не вижу. Когда меня нет дома, он куражится над мамой, бьет иногда посуду, но это редко, чаще поет и плачет. А утром прячет глаза, пьет холодную воду из кадушки, кряхтит, иногда рисует на печной дверце крест и клянется, что пить больше не будет, но к вечеру возвращается домой снова пьяным. Напиться — денег не надо, говорит мама. Да он все реже и реже приносит домой деньги.
- Предыдущая
- 5/26
- Следующая
