Замужем за Черным Властелином, или Божественные каникулы - Славачевская Юлия - Страница 52

• Предыдущая
• 52/81
• Следующая

Кондрад… Зять, по-моему, не спал вовсе, разъедаемый тревогой и сомнениями. Я лично, наоборот, спал больше обычного. Даже когда шел или ел — и тогда спал!

Словом, чудесное времяпровождение эти туры по болотам! И достопримечательностей валом — не унести! Для экзотики — вечно мокрые ботинки и сапоги, сырые спальники и палатки, холодина, трясина, проснувшееся комарье и мошки, гадюки и нечисть, как магнитом притягиваемая к злосчастным подковам.

Вы думали, здесь только кикиморы и лесовики Белой Руки живут? Ага! Мы тоже так поначалу думали! Нас переубедили!

Во время лесного пробега мы успели познакомиться с бенни, маньяками, ырками и укрутами. И уборами — о как!

Самые относительно безобидные — бенни. Говорят, они родственницы баньши. Еще их называют «прачками у ручья», потому что они якобы стирают окровавленные одежды тех, кому предстоит умереть. Ходят они в зеленом; ноги, как у гусей, — красные и с перепонками. Судя по рассказам у костра, эти дамы — воплощенные жертвы местных акушерства и гинекологии. Духи смертных женщин, умерших родами. И не знать бенни покоя, пока не выполнят три таинственных, известных только им условия.

Вообще-то они, словно шотландские баньши, пророчат смерть, но, как вы понимаете, человека двадцать первого века напугать стопкой обрызганного красной краской нательного белья нереально. А уж для врача или обычной женщины и вовсе рядовое явление. Даже наши солдаты и те не испугались! Девушкам надо идти на курсы повышения квалификации. Наша Клена на них только зашипела — бенни сгинули, как и не было.

— И не очень-то хотелось! — Сизой дымкой растаяло в вечернем воздухе, оставляя после себя огромную стопку чистого белья.

Мужикам так понравилось, что они очень долго зазывали бенни заходить на огонек и постирать еще чего-нибудь. Богуш для такого дела соглашался расстаться с прошлогодними портянками и нательной рубахой, сшитой его мамой на двадцатилетие сыночка. А мне казалось, ему около сорока…

И если вы думаете, что маньяки — это мужики с бензопилами или ночные душители, — вам наврали! Маньяки — призраки, которые носятся по ночам в виде падающей звезды, а днем пристают к женщинам на покосе! Ну насчет женщин и покоса маньяки в нашем случае сильно погорячились. Потом долго удирали от разъяренной арианэ, а она «косила» их градом размером с телячью голову, ругаясь на своем шипящем диалекте. Впрочем, туда и нормальные слова иногда попадали… нецензурные. Теперь лексикон обогатился и у насекомых тоже.

Ырки и укруты [18]— пат и паташонок. Одно огромное и лохматое, второе — мелкое и голодное. Правда, кто из них кто — я запутался. Оба противно воют и привыкли, что их местные боятся до смерти. Ну так вот: забоялись нас! Они! Свет моего подсевшего айфона в сумерках напугал их даже гораздо больше священной ярости ведуна или присутствия Сушняк… Сухлика. А потом я изобразил арию Витаса, и нечисть бежала с позором, даже не попробовав повторить.

Уборы… о-о-о! Уборы выползли напоследок. Их уже забоялся я. Но не совсем по той причине, что остальные! Уборы — дневные вампиры, немертвые, которые не получают крови, потому что слишком слабы. Жрут навоз и падаль. Теперь понятно, почему я кинулся от них удирать? Ходячая страшилка для любого врача, воплощенная антисанитария — истощенные тела, распространяющие по округе невыносимую вонь! Уфф… хорошо, что я не хирург. И не терапевт! Таких красавцев-бомжей мне лечить не приходилось.

И опять на помощь пришла арианэ. Пара уверенных взмахов руки — и наших вампиров смыло! Куда? Сказать затрудняюсь. Куда-то… Ручеек превратился в стрелу воды, и вонючек унесло в постирку. Аут. Умница девочка, в медицине главное — гигиена!

И опять по болоту: чавк-чавк! Хрусь! Плюх! Ой! (Это я тону в грязи!) Шмяк! (Это меня вытащили.) Чавк-чавк! «Папа, хотим кушать! Папа, не хотим мыть руки! Папа, хотим писать! Папа, расскажи сказку! Тетя — бяка!» И так по кругу, с утра до ночи. Прочавкав четыре дня, на пятый героические Сусанины… ой, то есть трио Сухлик с ведуном и кузнецом вывели нашу спасательную экспедицию к лошадям у леса.

Кузнец сразу распрощался с нами и чуть ли не бегом припустил обратно, шепча благодарные молитвы. Ха! Ранимый какой попался! А мы, между прочим, и к святилищу с приключениями добирались, и обратно! И никто молитвы непрестанно не шепчет и с пол пути не сбегает!

Я, мокрый и голодный, с протяжным стоном снял ребятню и рюкзак с закорка и свалился наземь. Привал.

— Папа, хотим пить!

Совершенно обессиленный, с трудом собрал остатки мужества, напоил ребятишек и в практически бессознательном состоянии флегматично наблюдал за очередным грандиозным сражением между русалкой и мальками.

По какой-то неустановленной причине страшно могучая и опасная магия арианэ против детишек кикиморчат не работала. Совсем. Чем малышня с огромным удовольствием и пользовалась!

— Ой! Ай!

— Чтоб вас, пострелята!

— Загоняй ее, сестренка, от нас не убежит!

— Помогите!!! — Это уже арианэ.

По лагерю летали стрелы, мечи, ножи и топоры. Свой арбалет я уже давно не пытался разыскать — все равно бесполезно!

Кондрад орал, солдаты ржали, черный голубоглазый кот с упоением «намывал гостей» в сторонке. И тут разом эта чехарда кончилась. Я с удивлением поднял голову и открыл глаза: слишком тихо. Неужто на нас скинули ядерную бомбу?

И тут тишину разодрал крик:

— Мерзавцы, ироды, тати! Пошто детишек моих украли?!!

Ему вторил радостный детский вопль:

— Маманя! Мама! Мамочка!

Мои детишки побросали ножи и топоры и помчались навстречу разъяренной кикиморе, которая, вооружившись вилами, пришла на разборки в наш лагерь.

— Кто? Кто посмел?! — разорялась узловатая мадам, ощупывая и обцеловывая потомство.

— ПАПКА! — сдали меня маленькие Павлики Морозовы.

И быть бы мне пронзенным гневной теткой, но за меня успел вступиться Кондрад. Черный Властелин с истинно аристократической находчивостью сказал ей:

— Мадам! Где же вы были?! Мы устали вас тут ждать!

Растерянная кикимора начала бестолково оправдываться:

— Да я… Да вот…

— Из-за вас мы задержались на целых два дня! — строго внушал ей Кондрад. — Нельзя так безответственно относиться к собственным детям! Будьте любезны, заберите два этих воплощенных кошмара и дайте нам хоть одну ночь поспать спокойно. Удачи, мадам!

Оглушенная кикимора сгребла своих чад и пошлепала в лес. Детки прыгали у нее на загривке, махали ручками, оглядывались и кричали:

— До свиданья, папа!

Я сел и, слегка покачиваясь от переутомления, помахал ребятне вослед. И отрубился, заползя в поставленную солдатами палатку.

Этой ночью я впервые выспался! Да не я один! Арианэ — и та тихо вползла и молча пригрелась под боком. Да, «маленькие детки — маленькие бедки»! А до больших я могу и не дожить. Ночь прошла непривычно мирно и спокойно.

Утром отдохнувшие путешественники с неописуемой радостью и огромным облегчением покинули край болот и отбыли в королевский замок Лайе.

То ли я полегчал, то ли озверел, но всю обратную дорогу до деревеньки, где расквартирован отряд Деррика, мой мерин даже не рыпался. После первого же удара каблуками по ребрам и слов: «Только дернись — сдам на фарш!» — Увидев мою зверскую рожу, конь сник и свои фокусы больше не показывал. Мало того, я в жизни не встречал такого смирного и послушного коня! Просто сказка! Мечта! Идеал конюшен!

Я чувствовал себя на свободе. По сторонам мелькали позеленевшие обочины. Кое-где селяне, нажимая на плуги, которые тащили приземистые крестьянские лошадки, перепахивали узкие и длинные огороды, обнажая жирный чернозем. Весело переговаривались едущие домой солдаты. Мрачно трюхал на неведомо откуда взятом ослике недовольный Браторад. Таинственный покровитель заставил его поехать с нами дальше до Лайе.

По пути нам встречались подводы, едущие в сторону столицы или обратно. Чирикали птицы… И дышалось теперь полной грудью — легко и привольно. Потеплевший воздух дарил обещание мая.

• Предыдущая
• 52/81
• Следующая