Превращение - Стивотер Мэгги - Страница 19

• Предыдущая
• 19/66
• Следующая

— Угу, — отозвалась она.

Я продолжил водить по ее лицу кончиками пальцев. Мне хотелось сказать ей, о чем я думаю, например, «ты очень красивая» и «ты мой ангел», но в случае с Грейс подобные слова куда больше значили для меня, чем для нее. Для нее они были расхожими фразами, способными вызвать секундную улыбку, и только, — слишком уж затасканные, чтобы казаться искренними. Мои руки на ее лице, мои губы на ее губах — вот что имело значение для Грейс. Мимолетные прикосновения, говорившие о том, что я люблю ее.

Когда я склонился поцеловать ее, то уловил едва заметный сладковатый ореховый запах — запах волка, которого она нашла в лесу. Такой слабый, что он мог бы мне померещиться. Но одной мысли об этом было достаточно, чтобы разрушить все очарование мига.

— Поехали домой, — сказал я.

— Твой дом здесь, — с шаловливой улыбкой отозвалась Грейс. — Ты меня не задуришь.

Но я уже поднялся на ноги и потянул ее за собой.

— Не хочу попадаться на глаза твоим родителям, — пояснил я. — В последнее время они приходят домой совсем рано.

— А давай сбежим куда-нибудь, — предложила Грейс весело и наклонилась, чтобы собрать остатки нашего обеда.

Я подставил бумажный пакет, чтобы она сбросила все туда, потом она подобрала пергаментного журавлика, и мы двинулись к лестнице.

Рука об руку мы прошли по темному магазину и через заднюю дверь вышли во двор, где Грейс оставила свою «мазду». Она уселась за руль, а я поднес ладонь к носу, пытаясь уловить сохранившийся запах волка. Хоть сейчас я и не почуял ничего, однако волк во мне не мог забыть об отголоске этого запаха в том поцелуе.

Он был как шепот на чужом языке, попыткой донести до меня секрет, который я не мог понять.

Что-то разбудило меня.

Окруженный привычной тусклой темнотой комнаты Грейс, я не мог понять, где нахожусь. Снаружи не доносилось ни звука, и весь дом был погружен в дремотную ночную тишину. Грейс тихо посапывала, отвернувшись от меня. Я обнял ее и уткнулся в пахнущий шампунем затылок. Крохотные золотистые волоски у основания шеи защекотали мне ноздри. Я мотнул головой, Грейс вздохнула во сне и подкатилась ко мне под бок. Мне тоже следовало бы спать: с утра пораньше в магазине был назначен переучет, — но что-то зудело в подсознании, не давая уснуть. Поэтому я просто лежал рядом с ней, пока от ее горячей кожи мне не стало слишком жарко.

Я слегка отодвинулся, не выпуская ее из объятий. Обычно меня убаюкивало мерное дыхание Грейс, даже когда все остальные средства оказывались бессильны. Но не сегодня.

Я лежал, и в голове у меня крутились воспоминания об ощущениях на грани превращения в волка. Я вспоминал, как по коже разливался холод и она покрывалась колючими мурашками. Как волной мучительной тошноты подступал к горлу желудок. Как медленно взрывался болью позвоночник, принимая иную, отличную от человеческой форму. Как одна за другой ускользали мысли, скомканные и видоизмененные, чтобы можно было втиснуть их в мой зимний череп.

Сон не шел. Все мои инстинкты были обострены до предела. Темнота подступала ко мне со всех сторон, но мое волчье нутро нашептывало: что-то не так.

Снаружи начали выть волки.

Мне было очень жарко. Постельное белье липло к влажным лодыжкам; уголки губ стали солеными от пота. Завыли волки, и волна жара разбежалась по коже, точно лицо и руки закололи разом сотни крохотных иголочек. Все причиняло боль: слишком тяжелое одеяло, холодная рука Сэма на моем боку, протяжный волчий вой вдали, воспоминание о пальцах Сэма, стискивающих виски, собственная туго натянутая кожа.

Я спала. Мне снился сон. Или не спала, а находилась где-то посередине между сном и явью. Я не могла решить.

Перед глазами у меня проплывали все превращения, которые мне довелось видеть: Сэма — разрывающее душу и исступленное; Бека — решительное и осознанное; Джека — яростное и мучительное; Оливии — стремительное и непринужденное. Все они наблюдали за мной из леса, десятки глаз, устремленных на меня, отщепенку, единственную, кто избежал их судьбы.

Запекшийся язык прилип к нёбу. Я попыталась оторвать голову от влажной подушки, но это требовало слишком больших усилий. Я отчаянно ждала, когда придет сон, но воспаленные глаза отказывались закрываться.

Интересно, если бы я не исцелилась, каким было бы мое собственное превращение? Какая бы из меня вышла волчица? Я взглянула на свои руки и представила их темно-серыми с черно-белой опушкой. Я ощутила на плечах тяжесть волчьей шкуры, и желудок скрутила тошнота.

На один ослепительный миг все, кроме холодного воздуха в комнате и тихого дыхания Сэма рядом со мной, вдруг перестаю существовать. Потом снова завыли волки, и меня охватило ощущение чего-то нового и одновременно знакомого.

Я превращалась в волчицу.

Я пыталась удержать волка, рвущегося изнутри меня, выворачивающего меня наизнанку, продирающегося сквозь мою кожу, пытающегося выпутаться из меня.

Я желала этого, каждая мышца в моем теле исходила криком и лопалась.

Боль полосовала меня.

Я утратила голос.

Меня объял огонь.

Я спрыгнула с кровати, стряхивая с себя кожу.

Крик Грейс вырвал меня из сна. Раскаленная до ста миллионов градусов, она была так близко, что я боялся загореться, но так далеко, что не дотянуться.

— Грейс! — прошептал я. — Ты не спишь?

Она снова закричала и откатилась в сторону, стащив с меня одеяло. В тусклом свете слабо различались лишь очертания ее плеча; я протянул руку и накрыл ее ладонь. Она была вся в поту, я ощутил, как по ее коже пробежала слабая дрожь.

— Грейс! Проснись! Что с тобой?

Сердце у меня колотилось так громко, что я, наверное, не услышал бы, даже если бы она что-нибудь ответила.

Она заметалась, потом вдруг подскочила в кровати. Глаза у нее были безумные, ее всю трясло. Я не узнавал ее.

— Грейс, скажи что-нибудь, — прошептал я, хотя смешно было шептать после такого ее крика.

Грейс с изумлением взглянула на собственные руки. Я тыльной стороной ладони коснулся ее лба: он был совершенно раскаленный. Я и не подозревал, что человек может быть таким горячим. Я обхватил ее лицо ладонями, и она вздрогнула, как будто к ее щекам приложили лед.

— По-моему, ты заболела, — сказал я, чувствуя тошнотворный холодок под ложечкой. — У тебя жар.

Она растопырила пальцы и оглядела свои трясущиеся руки.

— Мне снилось… снилось, что я превратилась в волчицу. Я думала, я…

Она неожиданно издала ужасающий вой и согнулась пополам, обхватив живот руками.

Я не знал, что делать.

— Что с тобой? — спросил я, не ожидая ответа, и не получил его. — Я сейчас принесу тебе тайленол или еще что-нибудь. Аптечка в ванной?

Она лишь тихонько заскулила. Это было жутко.

Я склонился, чтобы взглянуть на ее лицо, и тут я почувствовал его.

Запах волка.

Волка, волка, волка.

Запах волка.

От Грейс.

Нет, невозможно. Наверное, это пахло от меня. Только бы это пахло от меня!

Я склонил голову к собственному плечу и принюхался. Потом поднес к носу ладонь, ту самую, которой касался ее лба.

От нее пахло волком.

У меня оборвалось сердце.

Дверь распахнулась, и в комнату хлынул свет из коридора.

— Грейс? — послышался голос ее отца. Вспыхнул свет, и его глаза остановились на мне. Я сидел на кровати рядом с ней. — Сэм?!

Я даже не видела, как папа вошел в комнату. Я поняла, что он здесь, лишь когда до меня откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды, донесся его голос:

— Что здесь происходит?

Голос Сэма лился, казалось, в такт боли, которая скручивала меня. Я обняла подушку и уставилась в стену. Сэм отбрасывал размытую тень, папа — более темную и резкую. Они мельтешили туда-сюда, то сливаясь в одно большое пятно, то снова разделяясь надвое.

• Предыдущая
• 19/66
• Следующая