Я - истребитель - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 63

• Предыдущая
• 63/79
• Следующая

А дела шли по полной. Как такового самолета не было, только аккуратно разложенные запчасти.

— Ну как? — спросил я у Семеныча, который вместе еще с двумя механиками возился у отстыкованного крыла, вернее, его остатков.

Задумчивый взгляд был мне ответом. Ясно, что нескоро.

— Что? А… дня через три… не раньше. Мы только начали. — Было видно, что мой механик полностью ушел в работу.

Еще раз кинув взгляд на остов истребителя, стоявший на подставках в стороне, я развернулся и направился на опушку леса, где мы проводили наши занятия. Летчики обоих полков уже стали собираться, покуривая перед началом, когда у штаба поднялась суета.

— Что случилось? — спросил я у пробегавшего мимо знакомого парторга.

— Из штаба дивизии звонили. Приказали вылететь на самолете с радиостанцией в место прорыва танковых и моторизованных частей.

— Да? — удивился я.

Приказ трудно назвать глупым — разведданные нужны были как воздух, но и на обдуманный он не тянул, скорее, на отчаянный. Любой знающий командир скажет, что места прорыва охраняются истребительной авиацией свято. Наша удачная авиаразведка на «пешке» была простой случайностью, которая может повториться разве что так же случайно.

То есть вылетать должны были смертники. Можно было бы послать «таиры», но их не было. После ремонта три уцелевшие «троечки» отправили на Балтику для дальнейших испытаний вместе со всей командой и конструктором. Мой случайный экспромт о великолепных данных этого самолета для атак на морские конвои нашел отклик в верхах, в которые неведомыми путями дошли после первого полета.

К вылету готовили машину комиссара. Шансов уцелеть никаких, и добровольцы, вышедшие вперед из строя, были смертниками. Я стоял рядом с Соминым, когда зачитывали приказ.

— Шансов нет, — пробормотал я себе под нос, глядя, как стрелок-радист комиссара сержант Маликов с бледным лицом делает шаг вперед, зеркально повторяя движения своего командира.

— Разойдись, — донеслась до меня команда комполка, но я не сразу отреагировал на нее, так как пристально смотрел на два капонира, из которых торчали острые носы «мессеров».

— Пойдем, — сказал Сомов, взяв меня за рукав гимнастерки.

— А? — не расслышал я, так как в моей голове стремительно закрутились мысли.

— Ты чего? — спросил он.

Большинство, несмотря на команду, расползлись по опушке, наблюдая за летчиками, получавшими инструктаж от командования.

Почесав пальцем за ухом, я задумчиво сказал:

— Есть одна идея.

Сомов, проследив мой взгляд, аж подпрыгнул:

— Ты что удумал?! Слышал, что комдив сегодня сказал?

— Слышал.

Сегодня прилетал командир дивизии с поздравлениями и инспекцией. Вот он и сообщил о том, что «мессеры» у нас заберут. К вечеру должны прийти машины и эвакуировать их. Так что они находились под охраной. Командование даже тут подсуетилось, и с пяти разбитых «худых» был снят уцелевший боезапас и сложен рядом с трофейными машинами. Вдруг пригодится.

После этого полковник сообщил о том, что в штаб фронта направлено представление о присвоении мне высокого звания дважды Героя Советского Союза, с награждением второй медалью «Золотая Звезда». И с этим была проблема. Оказалось, дважды героям на родине сооружают бронзовый бюст. А мне где? Я сказал об этом Никифорову, дополнив, что собираюсь после войны жить в Москве, значит, и бюст должен стоять там, пусть думает.

Кинув еще один взгляд на капониры, я вздохнул и повернулся к Сомову:

— Это единственный шанс, — после чего, не слушая возражений, побежал к командованию полка.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

— Обращайтесь, — оторвавшись от карты, измученным голосом ответил Никитин. Место совещания находилось на опушке. Был вынесен стол, на нем разостлана карта, которую комполка сейчас изучал вместе с Тарасовым.

— Товарищ подполковник, шанс исполнить приказ есть только в одном случае — если воспользоваться трофейным «мессером». Мощная радиостанция на истребителе и собранная стационарная, плюс фактическая незаметность среди своих сородичей дает возможность выполнить приказ. Я согласен лететь, более того, я требую, чтобы отправили именно меня. На данный момент на аэродроме нет пилота, знающего «худого» лучше.

В глазах Никитина появилась надежда пополам с радостью.

— Черт возьми, Суворов… Спасибо, лейтенант!

Немедленно началась подготовка к вылету, истребитель заправляли не только горючим, но и боезапасом. Настраивали на отдельную волну станции. В кабине сидел инженер с длинной отверткой и постоянно что-то бормотал в микрофон — все были заняты делом.

— Вот тут прорыв, пролетаешь, осматриваешься, докладываешь. Наступление началось три часа назад, связь сразу была потеряна, видимо, это работа немецких диверсантов в наших тылах. Так что нам кровь из носа надо знать, что там происходит. Отправленные делегаты связи и курьеры не вернулись.

Я изучал карту. До места прорыва нужно лететь почти сто километров, далековато от нас.

Прикинув примерный маршрут, стал запоминать ориентиры, и тут мне сообщили, что самолет готов.

— Давай, Суворов, мы надеемся на тебя, — хлопнув меня по плечу, сказал Никитин.

Вперевалочку я подошел к крылу и с помощью пары механиков забрался в кабину.

— От винта!

— Есть от винта! — отскочив в сторону, механик махнул рукой. Бойцы вытащили из-под колес башмаки, и я, проверив все системы, пока мотор прогревался, закрыл фонарь.

Взвыв мотором, истребитель начал разбег, и после отрыва я радостно пропел незамысловатый мотив. Вот и снова в воздухе!

Поднявшись на километровую высоту и определившись с ориентирами, направил самолет в нужную сторону. Под крылом пролетали небольшие городки, села, деревни, хутора. Синевой отдавали реки, озера, железнодорожные станции с зенитками, которые пришлось облететь по дуге. Вот восьмерка наших истребителей, возвращавшихся с задания. Нападать на меня они не стали, видимо, были пустыми, просто сплотились, настороженно наблюдая за мной, и проследовали дальше. Видимо, посчитав, что восемь «ишачков» против одного «мессера» — это слишком, великодушно отпустили меня. Шучу, конечно. А если серьезно, то уйти от них проблем для меня не было, скорости разные. Пройдя над противотанковым рвом, в котором хорошо различался копошащийся народ, полетел дальше.

Через пять минут показались дымы и мелькавшие в них черточки самолетов. Восемьсот метров, по моему мнению, была самая приемлемая высота для наблюдения за землей, и при этом можно не опасаться, что в меня могут попасть снизу.

Самолеты при ближнем рассмотрении оказались «хейнкелями», бомбившими что-то в стороне. Выше метров на пятьсот, к западу барражировали несколько звеньев «худых». На меня они внимания не обращали. Как и думал, приняли за своего. Сделав несколько кругов, я стал вызывать полк:

— Тычинка, Тычинка, я Пестик, ответьте! Прием!.. Найду, кто позывные придумал, язык вырву!

— Пестик, я Тычинка. Вас слышу! Прием!

— Тычинка. Прорыва нет! Это разведка боем, как поняли меня? Войска держатся. Противник добился небольших успехов в квадрате восемь-три и восемь-семь. Как поняли меня? Идут бои местного значения. Бронетехники противника не вижу, только пехотные части. Как поняли меня? Танков тут нет.

— Пестик. Вас поняли. Проверьте квадрат одиннадцать-семь, как поняли меня?

— Понял вас. Квадрат одиннадцать-семь. Отбой.

Этот квадрат, куда меня направили, находился как раз там, где работали улетевшие «хейнкели». К висевшим в высоте «мессерам» подошла смена, и отработавшие свое ушли на аэродром, а я стал хаотично облетать нужный мне квадрат.

— Тычинка, я Пестик, прием!

— Пестик, я Тычинка, слышу тебя хорошо!

— Тычинка, я Пестик. В квадрате одиннадцать-семь наблюдаю наши войска в движении. Десять минут назад на них был совершен налет восемнадцатью «хейнкелями». Наблюдаю перемещение частей. Подтверждаю нахождение в тылу обороны диверсантов противника. Во время бомбежки неоднократно наблюдал пуски сигнальных ракет, указывающих места расположения крупных целей. В воздухе постоянно барражирует не менее десяти истребителей противника. Как поняли меня?

• Предыдущая
• 63/79
• Следующая