Точно как на небесах - Куин Джулия - Страница 35

• Предыдущая
• 35/60
• Следующая

И почувствовал. Проклятие.

Он все еще чувствовал ее поцелуй, легкое касание ее губ еще щекотало его.

Она была с ним.

И у Маркуса возникло странное ощущение, что так будет всегда.

Слава Богу, Гонории не пришлось провести весь день, мучительно размышляя о поцелуе с Маркусом.

Вместо этого она спала.

От спальни Маркуса до ее комнаты было недалеко, и она сосредоточилась на одной цели – ставить одну ногу впереди другой и сохранять вертикальное положение, пока не достигнет комнаты. А после этого она легла на кровать и не вставала следующие двадцать четыре часа.

Если она и видела сны, то не помнила их.

Когда она проснулась – все в том же платье, – было утро. Нужно было помыться, переодеться, позавтракать – за столом она радостно настояла на том, чтобы миссис Уэдерби присоединилась к ней, и они говорили о множестве вещей, не имеющих никакого отношения к Маркусу.

Яйца были необыкновенными, как и бекон, и гортензии за окном.

Гортензии. Кто бы мог подумать?

Она успешно избегала не только Маркуса, но и разговоров о Маркусе, пока миссис Уэдерби не спросила:

– Вы сегодня уже навещали милорда?

Гонория остановилась, не донеся оладью до рта.

– Мм, еще нет, – ответила она. Масло с оладьи капало ей на руку. Гонория положила ее обратно и вытерла пальцы.

А потом миссис Уэдерби произнесла:

– Уверена, он очень обрадуется вам.

А значит, Гонории следовало немедленно к нему пойти. После всех усилий, которые она приложила, заботясь о нем, было бы очень странно, если бы она просто махнула рукой и сказала: «О, я уверена, с ним все хорошо».

До спальни Маркуса идти было примерно три минуты, на три минуты дольше, чем она хотела бы думать о трехсекундном поцелуе.

Она поцеловала лучшего друга своего брата. Она поцеловала Маркуса… Который, как она полагала, был и ее лучшим другом.

И это, если подумать, было не менее удивительно, чем поцелуй. Как такое случилось? Маркус всегда был другом Дэниела, а нее ее. Или, точнее, в первую очередь другом Дэниела, а уж потом – ее. Не то чтобы…

Гонория остановилась. У нее уже кружится голова.

А, какая разница! Маркус наверняка об этом и не думал. Возможно, он даже был в бреду. Возможно, он даже ничего не вспомнит.

И можно ли это назвать поцелуем? Все произошло очень, очень быстро. И значит ли что-нибудь вообще поцелуй, если целующий (он) безумно благодарен целуемой (ей) и, вероятно, даже чувствует себя в долгу?

Она, в конце концов, спасла Маркусу жизнь. Поцелуй отчасти даже закономерен.

Кроме того, Маркус сказал: «Прости меня». Считается ли поцелуй поцелуем, если целующий извинился?

Гонория думала, нет.

И все же она совершенно не хотела с ним разговаривать, и когда миссис Уэдерби сообщила ей, что Маркус все еще спал, когда она его навещала, Гонория решила поспешить и успеть, пока он не проснулся.

Дверь в спальню все еще была немного приоткрыта, и Гонория очень медленно открыла ее пошире. Немыслимо, чтобы в таком доме, как Фензмор, скрипели петли, но слишком осторожной быть нельзя. Просунув голову в щель, она заглянула внутрь, посмотрела на него и…

Он повернулся и посмотрел на Гонорию.

– О, ты проснулся! – слова слетели у нее с языка, как чириканье ошеломленной птички.

Черт.

Маркус сидел в кровати, по пояс укрывшись одеялом. Гонория с облегчением заметила, что он наконец в ночной рубахе.

Он показал ей книгу.

– Я пытался читать.

– В таком случае не буду тебе мешать, – быстро проговорила она, хотя, судя по интонации, его попытки пока не увенчались особым успехом.

Потом она присела в реверансе.

В реверансе!

Почему она сделала реверанс? Никогда в жизни Гонория не приседала в реверансе перед Маркусом. Она кивала ему и даже слегка сгибалась в коленях, но, Господь свидетель, он бы покатился со смеху, если бы она присела в реверансе. Вполне возможно, он и сейчас смеется. Но Гонория убежала, не дождавшись его реакции.

Тем не менее, встретив мать и миссис Уэдерби в гостиной, она могла совершенно честно сказать, что навестила Маркуса и нашла его весьма бодрым.

– Он даже читает, – поведала им Гонория абсолютно обыкновенным тоном. – Хороший знак.

– Что он читал? – вежливо спросила мать, наливая Гонории чаю.

– Эм… – Гонория моргнула, не в силах вспомнить ничего, кроме темно-красной кожаной обложки. – Я, честно говоря, не обратила внимания.

– Нам, вероятно, следует принести ему побольше книг, – заметила леди Уинстед, передавая Гонории чашку. – Осторожно, горячо, – предупредила она и продолжила: – Невыносимо скучно лежать в кровати. Говорю по своему опыту. Я была прикована к постели четыре месяца, пока вынашивала тебя, и три месяца – пока вынашивала Шарлотту.

– Я не знала.

Леди Уинстед отмахнулась:

– С этим ничего нельзя было поделать. У меня не было выбора. Но книги определенно сохранили мне разум. В постели можно либо читать, либо вышивать, а я никогда не видела Маркуса с иголкой и ниткой.

– Действительно, – улыбнувшись, согласилась Гонория.

– Ты должна осмотреть его библиотеку и выбрать что-нибудь. А когда мы уедем, он может взять мой роман. – Мать поставила чашку. – Я привезла один, автор – Сара Горели. Я почти дочитала его. Совершенно замечательное произведение.

– «Мисс Баттеруорт и Безумный барон»? – с сомнением спросила Гонория. Она тоже прочитала этот роман и нашла его весьма занимательным, однако до нелепости мелодраматичным, и не могла себе представить, чтобы Маркус получил от него удовольствие. Если Гонории не изменяла память, главная героиня этого произведения постоянно где-то висела – то на краю скалы, то на дереве, то на карнизе.

– Наверное, он предпочел бы что-нибудь более серьезное.

– Скорее, он думает, что хочет чего-то более серьезного. Но мальчик и так слишком серьезен. Ему нужно больше легкости в жизни.

– Он уже далеко не мальчик.

– Для меня он всегда будет мальчиком. – Леди Уинстед повернулась к молчавшей до сих пор миссис Уэдерби: – А для вас?

– О, конечно, – согласилась миссис Уэдерби. – Но я знаю его еще с пеленок.

Гонория была уверена – Маркус вряд ли одобрил бы эту беседу.

– Может, ты выберешь для него несколько книг, Гонория? – сказала мать. – Я уверена, ты лучше знаешь его вкусы.

– Зато я не уверена, – ответила Гонория. Почему-то ее это беспокоило.

– У нас в Фензморе весьма обширная библиотека, – гордо заметила миссис Уэдерби.

– Тогда я обязательно что-нибудь найду, – с широкой улыбкой сказала Гонория.

– Постарайся, – произнесла мать. – Иначе тебе придется учить его вышивать.

Гонория в панике посмотрела на нее, потом поняла, что она смеется.

– Ты можешь себе такое представить? – со смешком спросила ее леди Уинстед. – Из мужчин получаются чудесные портные, но я уверена – в задних комнатах у них сидят батальоны женщин с иголками.

– У мужчин слишком большие пальцы, – согласилась с ней миссис Уэдерби. – Они не могут правильно держать иголку.

– Но у него все равно получится лучше, чем у Маргарет. – Леди Уинстед повернулась к домоправительнице и пояснила: – Моя старшая дочь. Я никогда не видела человека, хуже управляющегося с иголкой.

Гонория с интересом взглянула на мать. Она не знала, что Маргарет так плохо шьет. Но с другой стороны, Маргарет на семнадцать лет старше ее. Сестра вышла замуж и покинула дом Смайт-Смитов прежде, чем Гонория успела ее запомнить.

– Хорошо, что она так талантливо играла на скрипке, – продолжила леди Уинстед.

У Гонории было свое мнение. Она слышала, как играет Маргарет. Слово «талантливо» она бы не применила.

– Все мои дочери играют на скрипке, – гордо продолжила леди Уинстед.

– Даже вы, леди Гонория? – спросила миссис Уэдерби.

Гонория кивнула:

– Даже я.

– Хотела бы я, чтобы вы захватили с собой инструмент. Я бы с удовольствием вас послушала.

• Предыдущая
• 35/60
• Следующая