Точно как на небесах - Куин Джулия - Страница 47

• Предыдущая
• 47/60
• Следующая

– Сара!

– Все когда-нибудь читали то, чего не должны были читать. Я счастлива, что ты наконец решила примкнуть к остальному человечеству.

– Я не такая уж безупречно правильная и добропорядочная.

– Разумеется, нет. Однако я не назвала бы тебя безрассудной.

– Я тебя тоже.

– Да. – Сара понуро опустила плечи. – Я не безрассудная.

Они обе помолчали, задумчиво и немного печально. А потом Гонории захотелось немного оживить атмосферу.

– Ты не собираешься бегать голышом по Гайд-парку, правда? – спросила она.

– Только вместе с тобой, – радостно откликнулась Сара.

Гонория рассмеялась и порывисто обняла кузину за плечи.

– Ты знаешь, что я тебя люблю?

– Конечно, знаю, – кивнула Сара. Гонория выжидательно посмотрела на нее.

– Ах да, я тоже тебя люблю, – добавила Сара.

Гонория улыбнулась. Все прекрасно. А если не прекрасно, то по крайней мере нормально. Она в Лондоне, на балу, рядом с любимой кузиной. И пусть они стоят, а не танцуют, пожалуй, так даже лучше. Менуэт изумительно смотрится со стороны. Прекрасный танец – изысканный и величавый. Пары плавно скользят по паркету, наряды дам завораживают нежными переливами голубого, зеленого и жемчужно-серебристого оттенка.

– Это похоже на музыкальную шкатулку, – прошептала Гонория.

– Да, – согласилась Сара, но тотчас разрушила очарование момента, прибавив: – Я ненавижу менуэт.

– Правда?

– Да, – подтвердила она. – Сама не знаю почему.

Гонория задумчиво следила за фигурами менуэта.

Сколько раз она и Сара так же, как сейчас, стояли рядом, рассматривали публику и разговаривали, не глядя друг на друга. Им это не требовалось. Они были по-настоящему близкими людьми, и каждая из них прекрасно понимала, что чувствует подруга-кузина, даже не видя выражения ее лица.

Гонория взглядом отыскала среди танцующих Маркуса и Сесили.

– Как тебе кажется, Сесили имеет виды на Маркуса? – спросила она.

– А тебе? – в свою очередь, поинтересовалась Сара.

Гонория следила за движениями Маркуса. Он исполнял танцевальные па с удивительным для такого крупного мужчины изяществом.

– Не знаю, – пробормотала она.

– А тебе не все равно?

Гонория немного помедлила, сомневаясь, стоит ли раскрывать свои истинные чувства, но в конце концов решилась:

– Думаю, нет.

– Претензии Сесили, даже если они есть, не имеют значения, – сказала Сара. – Она его не интересует.

– Да, она его не интересует, – тихо произнесла Гонория. И еще тише добавила: – И я тоже.

– Поживем – увидим. – Сара повернулась и посмотрела ей в глаза. – Поживем – увидим.

Часом позже Гонория стояла рядом с десертным столом, на котором красовалось абсолютно пустое блюдо. Последний эклер достался ей, и она как раз от души поздравляла себя с этим, когда к ней подошел Маркус и сообщил, что объявили вальс.

– Ты пробовал? – спросила она.

– Что именно?

– Эклеры. Божественно вкусно. О! – Она постаралась удержаться от улыбки. – Прости. Судя по выражению твоего лица, тебе не удалось их попробовать.

– Я рвался сюда весь вечер, – признался Маркус.

– Может быть, принесут еще, – произнесла Гонория самым что ни на есть оптимистичным тоном.

Маркус молча приподнял брови.

– Хотя вряд ли, – вздохнула Гонория. – Мне страшно жаль. Однако мы можем спросить у леди Бриджертон, где она их заказывала. А если это дело рук ее повара… – она постаралась изобразить из себя хитрую бестию, – мы можем переманить его.

Он улыбнулся:

– А еще мы можем потанцевать.

– Да, еще мы можем потанцевать, – радостно согласилась она, и они рука об руку отправились на середину бального зала.

Ей доводилось и раньше танцевать с ним и даже вальсировать раз или два. Однако сегодня все было по-иному. Оркестр еще не заиграл, а она уже чувствовала себя так, словно легко и свободно скользила по зеркальному паркету. А когда Маркус посмотрел ей в глаза и его ладонь легла на ее спину, все вокруг просто перестало существовать. Гонория затаила дыхание. Ее обуревала жажда. Желание обрести что-то, чему она не знала названия. Ей следовало бы испугаться неистовой силы этого желания.

Но Гонории не было страшно. Рядом с Маркусом она не боялась ничего на свете, даже собственного тела, с которым творилось нечто невообразимое. Оно всеми порами впитывало тепло, исходившее от Маркуса, и, помимо ее воли, распалялось все больше и больше.

Ей хотелось встать на цыпочки и полететь. Парить. С ним, в его объятиях.

Ей приходилось слышать разговоры о девушках, которые «совершали ошибку». О них перешептывались, их осуждали. Кто-то называл их распутными, кто-то говорил, что они сбились с пути. Гонория никогда не понимала, как можно губить свою жизнь ради одной ночи страсти.

Никогда не понимала, а сейчас поняла. И готова была поступить точно так же. «Сбиться с пути» и «совершить ошибку».

– Гонория? – Голос Маркуса пролился на нее, словно звездный дождь.

Она подняла глаза. Маркус смотрел на нее с любопытством. Уже прозвучали первые музыкальные аккорды, а она стояла как вкопанная.

Казалось, он хочет задать вопрос, но Гонория не стала ничего объяснять. Она просто чуть крепче сжала его руку, и они закружились в вальсе.

Качаясь на волнах музыки и не сводя глаз с лица Маркуса, она впервые в жизни почувствовала, что значит танцевать по-настоящему. Ее ноги сами собой попадали в такт, и даже сердце билось в ритме вальса.

Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Плач скрипок и пение духовых проникали ей в душу, она растворилась в музыке, слилась с ней в единое целое… И вдруг все кончилось. Оркестр умолк, Маркус сделал шаг назад и поклонился, а она присела в реверансе, чувствуя себя одинокой и покинутой.

– Гонория? – тихо повторил Маркус.

Он выглядел немного взволнованным. Но его волнение явно не относилось к категории «о-боже-как-она-прекрасна-чем-мне-заслужить-ее-любовь». Зато сильно напоминало «Господи-уж-не-заболела-ли-она».

Он не был похож на влюбленного мужчину. Он походил на мужчину, обеспокоенного тем, что рядом с ним находится некто, вероятно, страдающий заболеванием желудка.

Они только что вместе танцевали. Он преобразил ее, в его объятиях она – всю жизнь безбожно фальшивившая и не попадавшая в такт – совершенно переродилась. Она чувствовала себя точно как на небесах, а он ничего подобного не испытывал. Это просто убивало ее.

Такого не может быть. Она едва держится на ногах, а он похож на…

На самого себя.

Он по-прежнему воспринимал ее как обузу. Возможно, не слишком тяжкую, но все же – обузу. И конечно, с нетерпением ждал возвращения Дэниела, чтобы тотчас покинуть Лондон и спокойно жить в Фензморе, позабыв о ней.

Маркус хотел освободиться от нее.

– Гонория?

Она услышала, что он вновь произнес ее имя, кое-как преодолела полуобморочное состояние и резко спросила:

– Маркус, почему ты здесь?

Он на мгновение замер, посмотрев на нее так, словно она у него на глазах обзавелась второй головой.

Потом немного сердито ответил:

– Меня сюда пригласили.

– Нет. – У нее болела голова, ей хотелось потереть глаза, но больше всего хотелось заплакать. – Не здесь на балу, а здесь в Лондоне?

Он подозрительно прищурился:

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты ненавидишь Лондон.

Он поправил шейный платок.

– Ну, не то чтобы ненавижу…

– Ты ненавидишь светские сезоны, – перебила она. – Ты сам говорил мне об этом.

Он хотел что-то сказать, но остановился на полуслове. И тут Гонория вспомнила – он совершенно не умеет лгать. Никогда не умел. Давным-давно, в детстве, Маркус и Дэниел обрушили огромную люстру в Уиппл-Хилле. Гонория по сей день не могла понять, как им это удалось. Когда леди Уинстед потребовала, чтобы они сознались, Дэниел беззастенчиво лгал ей в лицо, с самым невинным видом и чрезвычайно убедительно.

А Маркус стоял рядом и теребил рубашку, словно ворот натирал ему шею.

• Предыдущая
• 47/60
• Следующая