Точно как на небесах - Куин Джулия - Страница 52

• Предыдущая
• 52/60
• Следующая

Ну а сама Гонория… Что ж, она играла ужасно. Кажется, даже хуже, чем обычно, поскольку целиком сосредоточилась на растягивании губ в восторженной улыбке и частенько забывала вовремя перевернуть страницы нот.

Однако ее усилия не пропали даром. В первом ряду зрителей сидели представительницы семейства. Мать, тетушки, родные сестры, множество кузин… И все они восторженно сияли ей в ответ, гордые и счастливые своей принадлежностью к семейной традиции.

А если остальные слушатели выглядели немного больными, что ж, они должны были понимать, на что идут. В конце концов, квартет Смайт-Смитов выступает восемнадцатый год подряд и завоевал вполне определенную репутацию, поэтому слабонервные свободно могли остаться дома.

Тем не менее публика наградила исполнительниц бурными аплодисментами – очевидно, радуясь, что концерт наконец закончился. А когда овации стихли, Гонория продолжала улыбаться, приветствуя гостей, набравшихся мужества приблизиться к сцене и лично выразить музыкантам свою признательность.

Гонория усердно притворялась, что верит тем, кто притворяется, что получил удовольствие от концерта. Но вот их поток иссяк. Она приготовилась вздохнуть, и тут явился последний благодарный слушатель.

Нет, не Маркус. Он был слишком занят беседой с Фелисити, считавшейся самой миловидной из четырех сестер Федерингтон.

Тогда как Гонории снова пришлось растянуть онемевшие губы в улыбке, чтобы поприветствовать…

Леди Данбери. О Боже! Гонория не на шутку перепугалась.

Пару раз ударив тростью об пол, пожилая дама произнесла:

– Вы уже не новенькая, не так ли?

– Прошу прощения, мадам? – озадаченно переспросила Гонория.

Леди Данбери подалась вперед и прищурилась так, что ее глаза почти скрылись в складках морщинистого лица.

– Вы играли в прошлом году. Я могла бы свериться с программами, но я их не храню. Слишком много лишних бумаг.

– О, понимаю, – ответила Гонория. – Нет, мадам, то есть да, я не новенькая.

Она не пришла в восторг от собственной запутанной фразы, но, во-первых, леди Данбери как-нибудь разберется; а во-вторых – Гонорию куда больше занимал Маркус, все еще беседующий с Фелисити Федерингтон. Которая, надо отдать ей должное, этим вечером выглядела особенно мило. На ней, видите ли, было цикламеновое платье того самого оттенка, на котором некогда остановила свой выбор Гонория. Вот только заказать себе такое платье она не успела, потому что отправилась в Фензмор ухаживать за Маркусом.

И вот результат.

Между тем леди Данбери наклонилась и посмотрела на скрипку, которую Гонория по-прежнему держала в руках:

– Скрипка?

– Э, да, мадам.

Престарелая графиня подняла глаза и пронзила ее острым взглядом: – Сдается мне, вы хотели добавить, что это не фортепиано.

– Нет, мадам, – отозвалась Гонория, после чего осмелилась отпустить замечание, на какое вряд ли решилась бы в какой-нибудь другой, не такой безумный день. – Я собиралась добавить, что это не виолончель.

Леди Данбери хохотнула так громко, что мать Гонории издали бросила на нее встревоженный взгляд.

– Я вечно путаю скрипку с альтом, – сообщила леди Данбери. – А вы?

– Я – нет, – еще больше осмелела Гонория. – Вероятно, потому что сама играю именно на скрипке.

Она тут же подумала, что слово «играю» в ее устах звучит несколько самонадеянно, но не стала говорить этого вслух.

Леди Данбери снова ударила тростью об пол.

– Я не узнала барышню, которая играла на фортепиано.

– Это мисс Уинтер, гувернантка младших дочерей леди Плейнсуорт. Моя кузина Сара заболела, и ей потребовалась замена. – Гонория нахмурилась. – Я думала, что перед концертом об этом объявили.

– Вполне возможно. Должно быть, я не услышала.

Гонория едва не выразила надежду на то, что леди Данбери не слышала и всего остального, однако вовремя спохватилась. Сегодня она обязана излучать радость… Черт бы побрал Маркуса, а заодно и Фелисити Федерингтон! Они совершенно выбивали ее из колеи.

– На кого вы смотрите? – поинтересовалась леди Данбери.

Гонория стремительно ответила:

– Ни на кого.

– Тогда кого вы высматриваете?

О небо, это не женщина, а клещ.

– Абсолютно никого, мадам, – со всей возможной безмятежностью отозвалась Гонория.

– Хмм. Кстати, он мой племянник.

Гонория постаралась сохранить невозмутимый вид:

– Простите, мадам?

– Чаттерис. Он мой правнучатый племянник, хотя это «пра» меня раздражает. Сразу чувствуешь себя древней развалиной.

Гонория посмотрела на Маркуса, затем снова перевела взгляд на леди Данбери:

– Мар… То есть лорд Чаттерис ваш племянник?

– Да, только он навещает меня реже, чем следовало бы.

– Просто он ненавидит Лондон, – не подумав, пробормотала Гонория.

Леди Данбери усмехнулась:

– Вот как? Вы и это знаете?

Гонория с ужасом почувствовала, что краснеет.

– Я знакома с ним практически всю жизнь.

– Да-да, – задумчиво пробурчала леди Данбери. – Мне говорили. Я… – с пугающим блеском в глазах она резко подалась вперед, – я намерена оказать вам неоценимую услугу.

– О, пожалуйста, не беспокойтесь, – слабо запротестовала Гонория, потому что выражение лица пожилой графини явно не предвещало ничего хорошего.

– Пфф. Предоставьте это мне. Такого рода вещи мне удаются всегда. – Она помолчала. – Ну, строго говоря, пока через раз, пятьдесят на пятьдесят, но я смотрю в будущее с оптимизмом.

– Простите, я… – в недоумении начала Гонория.

Леди Данбери проигнорировала ее.

– Мистер Бриджертон! – громко позвала она.

И взмахнула рукой. К несчастью, именно к этой конечности прилагалась трость, и Гонории пришлось резко наклониться вправо и пригнуться, дабы не лишиться уха.

Восстановив равновесие, Гонория выпрямилась и обнаружила, что к ним присоединился красавец с искрящимися весельем зелеными глазами. Еще до того как он представился, она догадалась, что это Колин Бриджертон, один из старших братьев Грегори Бриджертона. Гонория никогда не видела его, зато слышала о нем предостаточно. Ее старшие сестры (до замужества, разумеется) были от него без ума. И не только они. Его сногсшибательное обаяние упоминалось в светских сплетнях почти так же часто, как его потрясающая улыбка.

В данный момент эта улыбка предназначалась Гонории и, откровенно говоря, произвела на нее большое, очень-очень большое впечатление. Если бы она не была отчаянно влюблена в Маркуса (чья улыбка была куда менее заметной и оттого куда более многозначительной), то ей грозила бы большая, очень-очень большая опасность.

– Меня долго не было в Англии, – приятным голосом произнес мистер Бриджертон, поцеловав Гонории руку. – Очевидно, поэтому я до сих пор не имел счастья быть вам представленным.

Гонория кивнула и собиралась произнести какую-нибудь общепринятую пустую любезность, но тут увидела, что у него забинтована рука.

– Надеюсь, ваша рана не причиняет вам серьезного беспокойства?

– Ах, это? – Он поднял руку. Пальцы не были забинтованы, но все остальное сильно походило на белую рукавицу. – Пустяки, небольшая неприятность с ножом для открывания писем.

– Пожалуйста, следите за тем, чтобы не было воспаления, – сказала Гонория чуть настойчивее, чем требовал этикет. – Если заметите покраснение, припухлость или еще того хуже – желтизну, немедленно обратитесь к доктору.

– Как насчет зеленого?

– Простите?

– Вы перечислили так много цветов, которых мне надо опасаться.

Что за легкомыслие? Воспаленные раны – не повод для шуток.

– Леди Гонория? – произнес он.

Она решила пропустить его неуместные комментарии мимо ушей.

– Главное, следите, не отходят ли от раны красноватые полосы. Это самый плохой признак.

Он моргнул и с интересом посмотрел на свою руку.

– Насколько красные?

– Прошу простить?

– Насколько красными должны быть полосы, чтобы считаться плохим признаком?

– Откуда у вас такие познания в медицине? – вмешалась леди Данбери.

• Предыдущая
• 52/60
• Следующая