Темные объятия - Кеньон Шеррилин - Страница 49
- Предыдущая
- 49/93
- Следующая
— Какой?
— В день своего рождения они начинают разлагаться заживо и за сутки гибнут в страшных муках.
— Какой ужас! — скривилась Саншайн.
Селена согласно кивнула, рассеянно перебирая свои карты.
— Одни аполлиты накануне двадцать седьмого дня рождения убивают себя. Но другие нашли иной способ избежать своей судьбы: они превращаются в даймонов и начинают воровать чужие души, чтобы продлить себе жизнь.
— А как?
Селена пожала плачами:
— Описать процесс в подробностях не берусь. Знаю только, что они высасывают из человека всю кровь, а затем поглощают душу. Пока плененная душа жива, даймон может жить. Проблема в том, что, попав в плен, душа начинает умирать, — поэтому им приходится постоянно пополнять свои запасы.
— Значит, они и есть вампиры?
— Даймоны, вампиры, упыри — называй как хочешь. Одним словом, они высасывают кровь и душу, а тебя оставляют ни с чем — совсем как адвокаты! — Селена нервно улыбнулась. — Ой, я не про своего мужа!
Саншайн оценила ее попытку развеять напряжение шуткой. Однако в этом Селена едва ни преуспела: все услышанное по -прежнему не укладывалось у Саншайн в голове.
— А Темные Охотники? Они кто такие? Тоже аполлиты?
— Нет, это древние воины. После того как Атлантида затонула, боги задумались о том, что же делать с даймонами, — и сестра Аполлона Артемида создала для борьбы с ними армию Темных Охотников. Тейлон — солдат этой армии.
— Что значит «она их создала»? Как?
— Этого я не знаю. Каким -то образом она возвращает умершего воина к жизни, но при этом оставляет у себя его душу. Воскресшие Темные Охотники получают деньги, слуг — все, что нужно для жизни и войны с даймонами. Единственная их задача — выслеживать даймонов, бороться с ними и освобождать плененные души.
Саншайн судорожно вздохнула, все яснее понимая, что ни ей, ни Тейлону все это ничего хорошего не сулит.
— Значит, Тейлон поклялся вечно служить Артемиде... — медленно проговорила она. — Да, кажется, теперь я понимаю, что люди имеют в виду, когда говорят о безнадежных, тупиковых отношениях!
— Не обязательно.
Саншайн вздернула голову. Подруга смотрела на нее как -то странно — робко и в то же время лукаво.
— Что?
Селена отвернулась и принялась тасовать карты.
— Видишь ли, Кириан — бывший Темный Охотник...
При этих словах сердце Саншайн едва не выпрыгнуло из груди.
— Правда?!
Селена кивнула:
— У каждого Темного Охотника есть возможность снова стать человеком. Истинная любовь может вернуть ему душу и освободить его от клятвы Артемиде.
— Так, значит, надежда есть?
— Где есть любовь — там всегда остается надежда.
10
Вытянув из Селены все ужасные подробности до единой, Саншайн закончила торговлю намного раньше обыкновенного, собрала вещички и отправилась домой.
Когда она вошла, Тейлон крепко спал на диване.
При виде его Саншайн невольно улыбнулась. Какой же он красивый! И какой трогательный — здесь, на бело -розовой кушетке, на которой он с трудом умещается.
Куртку и рубашку он снял и аккуратно сложил на кофейном столике, огромные байкерские ботинки поставил под диван.
Он спал сном младенца, подложив под щеку смуглую ладонь: волосы взъерошены, греховно длинные ресницы отбрасывают тень на щеки, вздрагивают в такт дыханию две косички на плече.
Трудно было поверить, что этот красавец, при взгляде на которого сердце ее тает, а пульс пускается вскачь, — свирепый древний воин, чье имя вселяло ужас в сердца врагов.
Саншайн подошла поближе, рассматривая сложную племенную татуировку на теле Тейлона. Итак, он — действительно кельт. Настоящий живой кельт, из тех, что бегали нагишом по вересковым болотам.
Жаль, бабули Морганы здесь нет — она была бы в восторге.
Прикрыв глаза, Саншайн вызвала в памяти воспоминания Ниньи. Не
ее
воспоминания — прошлая жизнь виделась ей со стороны, так, как вспоминается просмотренный фильм.Эти воспоминания реальны — и в то же время безмерно от нее далеки. Она — больше не Нинья, а он...
И он — не тот человек, каким был когда -то.
Спейрр из далекого кельтского племени был порывист и вспыльчив, мгновенно переходил от радости к гневу, от гнева — к раскаянию и печали. Нынешний Тейлон изредка проявляет эмоции, но чаще всего — спокоен, неизменно сдержан, смотрит на мир отстраненно и с легкой насмешливой улыбкой.
Оба они стали другими, и все же она не могла избавиться от ощущения, что они созданы друг для друга.
Однако, если верить Селене, Тейлон не должен любить: его влечет к себе намного более высокое призвание.
Не говоря уж о том, что и сама она — больше не Нинья. Какая -то часть Ниньи живет в ней, но в целом она — совсем другой человек.
Почему она любит Тейлона?
Кто
в ней его любит? Она сама, Саншайн? Или это просто остаток прошлой жизни?Удастся ли ей когда -нибудь это узнать?
В голове эхом прозвучали кельтские слова Тейлона: «Нин, тебя одну я люблю и всегда буду любить».
Слой за слоем — словно распахнулась запертая дверь — к ней возвращались воспоминания.
Она помнила сестру Тейлона, помнила его дядю -короля, тетку -королеву и незаконнорожденного кузена. Помнила рассказы о его отце и матери.
Помнила его самого — маленьким мальчиком, как в ту первую встречу, когда они вместе, ускользнув от взрослых, убежали играть на озеро.
Помнила, как обращались с ним в клане. Помнила перешептывания о позоре его матери — королевы, соблазненной друидом. О том, как родители Тейлона бежали ночью, чтобы избежать сурового наказания за свою запретную любовь.
Все ненавидели Тейлона за грех его матери. Как будто его винили в том, что она, поддавшись страсти к верховному жрецу, оставила клан обезглавленным — и без светского, и без духовного руководства.
Винили в том, что она поставила свои нужды и желания превыше долга перед своим народом.
И, как будто желая искупить ее вину, Тейлон всю жизнь ставил чужие нужды и желания превыше своих собственных.
У Саншайн сжалось горло: она вспоминала все, что ему пришлось претерпеть.
Тем холодным вьюжным вечером она вместе с родителями стояла в толпе — и видела, как в королевский дом, спотыкаясь, вошел дрожащий от холода мальчик с плачущим младенцем на руках. Он был бос и почти гол: в плащ он завернул сестренку, чтобы укрыть ее от холода, башмаки продал, чтобы купить молока, которое малютка не стала пить.
Мальчик стойко сносил угрозы и насмешки, сыпавшиеся на него со всех сторон. Юное тело его напряглось в готовности отразить любой удар, янтарные глаза пылали недетской решимостью.
— Где твоя мать? — спросил король Айдиаг.
— Умерла почти две недели назад.
— А отец?
— Полгода назад он погиб в бою, защищая нас от саксов. — Тейлон взглянул на плачущую сестру, затем — снова на короля, и в первый раз на лице его проступил страх. — Молю тебя, государь, смилуйся над моей сестренкой! Не дай ей тоже умереть!
Король взглянул на него с любопытством.
—
А для себя ты не просишь милости?
Тейлон покачал головой.
—
Нет, государь. Для себя я ни о чем не прошу.
Король внял его просьбе. Маленькую Сиару он взял в свою семью и растил как принцессу. Но Тейлона много лет воспитывал сурово и держал от себя на расстоянии.
Айдиаг не издевался над ним сам, но никогда не защищал его от оскорблений, насмешек и даже побоев своих подданных.
Наблюдая, как травят его племянника, он лишь советовал Тейлону не хныкать и не жаловаться, а держаться как мужчина.
Этот наказ Тейлон выполнил.
Не сосчитать, сколько раз Нинья заставала его у озера, поглощенного воинскими упражнениями с мечом.
«Я заставлю их меня уважать! Я стану лучшим воином на земле, — тогда никто больше не посмеет надо мной смеяться!»
- Предыдущая
- 49/93
- Следующая
