В полночном свете (ЛП) - Кеньон Шеррилин - Страница 8

• Предыдущая
• 8/32
• Следующая

В конечном счете, из-за того что она не смогла справиться со всем этим, она вырезала его сердце и вручила ему на серебряном блюдце. Не наедине, как поступил бы приличный человек. Она сделала это публично, разыскав те же самые бульварные газетенки, которые уже выпотрошили его. Что еще хуже, она помогала его врагам преследовать его и сделала все, что было в ее силах, чтобы опозорить его перед миром.

И эта женщина, стоящая сейчас перед ним, не была исключением. Он в этом не сомневался. Если он подпустит ее, она тоже причинит ему боль. Единственный человек в этом мире, который беспокоится о нем, — это он сам.

Он указал на дверь резким движением подбородка.

— Ты не можешь просто оставаться там в течение нескольких часов и не разговаривать со мной? Неужели я так много прошу?

— Мне не нравится тишина.

— Ну, а мне нравится.

— И это — мой дом, — сказала она басом, передразнивая его голосом рассерженного родителя. — Пока вы находитесь в моем доме, юная леди, вы будете делать то, что вам говорят!

Айдан хотел бы оскорбиться от ее насмешки. Но улыбка против воли появилась в уголках его губ.

— Ты не смешная.

— Конечно да. — Она игриво ему подмигнула. — Ты бы не улыбался внутри, если бы меня не было.

Его желудок сжался, поскольку он понял, что она очаровала его своими поступками, и это всего-навсего рассердило его снова.

— Послушай, я действительно не хочу разговаривать с тобой. Я просто хочу побыть один. Уходи.

Она устало вздохнула и покачала головой.

— Когда в последний раз ты говорил с другом?

— Девятнадцать месяцев назад.

Лета почувствовала, что от его заявления у нее отпала челюсть. Она не могла в это поверить. Даже с ее приглушенными и по существу отсутствующими эмоциями, она все еще верила другим. За исключением того времени, что она провела в стазисе.

— Что?

— Ты слышала меня.

Да, но услышать и поверить — было двумя абсолютно разными вещами.

— Ты это не серьезно.

— О, разумеется, я серьезен. Я позвал своего лучшего друга, чтобы довериться ему, потому что мне был нужен кто-нибудь, с кем я мог поговорить, и следующая вещь, которую я узнал, была та, что наш разговор оказался не только в дешевых скандальных газетах, но и в блогах, и в каждом журнале, который этот ублюдок смог найти. « АЙДАН О'КОННОР: ПРАВДА ОБ ОБОРОТНОЙ СТОРОНЕ ЛЕГЕНДЫ. Читайте о том, как его девушка предала его и оставила вдребезги пьяным на улице, умоляющем о переменах и нападающим на своих фанатов». Что убило меня больше всего, так это то, что в его словах было так мало правды. Вместо этого он исказил мои слова и приукрасил их так, что я даже не мог узнать то, что говорил. Давай просто скажем, что я учусь на своих ошибках. Так что нет, я не разговариваю с друзьями. Никогда.

Ну что ж, она могла это понять. В прошлом, когда у нее еще были эмоции, она как-то стукнула М’Адока за то, что он сказал их брату М'Орданту, будто иногда она считает его педантом. Она была оскорблена и обижена тем, что М’Адок повторил частную беседу и таким образом использовал это, чтобы причинить боль кому-то, кого она горячо любила. На многие недели это заставило ее быть осмотрительной в плане любых высказываний, но со временем она преодолела это и пошла дальше.

Тот опыт был, конечно, незначителен по сравнению с тем, чем через что прошел Айдан. Честно говоря, она не могла себе представить, как можно совладать с чем-то столь назойливым или человеком, настолько гнусным. М’Адок сказал лишь одному человеку, не всему миру, и он цитировал ее дословно, без приукрашивания.

C другой стороны, это не означает, что Айдан должен разочароваться в людях и совсем никому не доверять. В этом мире люди нуждаются в друзьях.

— Хорошо, но предательство одного человека не…

— Мы были лучшими друзьями со средней школы, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Мы говорим о двадцати годах дружбы, перечеркнутых в три секунды, потому что кто-то пожелал дать ему пять тысяч долларов. — Он горько скривил губы. — Пять штук. Вот сколько для него стоила моя дружба за все эти годы. Самое смешное, что я дал бы их, стоило ему только попросить.

Лета съежилась от сочувствия. Неудивительно, что он настолько озлоблен. Она знала, что такие вещи случаются, но, как правило, боги сновидений не предавали друг друга таким образом — особенно теперь, когда они были лишены эмоций. Лишь несколько богов совершили предательство в течение столетий, и они были выслежены и убиты. Но их было не так много, и все они были исключениями.

Айдан сузил глаза на нее.

— Теперь опять же скажи мне, как можно тебе доверять, когда ты только что вошла через эту дверь.

Она подняла свои руки, сдаваясь.

— Ты прав. Ты не можешь доверять мне или кому-либо еще. За всю свою жизнь я так и не поняла, почему люди предают других. И не думаю, что когда-либо пойму.

Он презрительно усмехнулся, услышав ее слова.

— Можно подумать ты никогда никого не предавала.

Лета быстро нанесла ответный удар простым вопросом.

— А ты?

— Черт, нет, — взревел он, как будто сама мысль об этом вызывала у него отвращение. — Моя мама воспитала меня лучше.

— И моя — так же. — Она помедлила прежде, чем добавить: — Вообще говоря, это не совсем верно. Мой брат воспитал меня лучше. И когда мы подвергались обстрелу, он прилагал все усилия, чтобы защитить меня, независимо от того, чего ему это стоило.

— В таком случае тебе повезло. Мой брат сидит в тюрьме за попытку меня убить.

Это неожиданное заявление действительно ее поразило.

— Что?

— Ты слышала меня. — Его голос сорвался, хотя она не видела никаких эмоций, кроме гнева, в выражении его лица. — Разве ты не читала об этом в газетах? В течение шести месяцев я не мог включить телевизор без того, чтобы не увидеть его лицо, смотрящее на меня в упор с его фотографии крупным планом.

Так как она не могла объяснить, почему она не слышала об этом, то просто покачала головой.

— Я не понимаю. Почему он пытался убить тебя?

Он мрачно рассмеялся.

— О, убийство было бы намного более милосердным чем то, что он сделал. Он хотел забрать все в этом мире, что было создано мной. Он пытался шантажировать меня.

— Из-за чего?

— Не из-за чего иного, кроме, как его собственной готовности лгать, и доверчивости людей, готовых поверить ему. Он сказал, что выдумает все что угодно, начиная с того, что я — педофил, совершающий жертвоприношения животными, и заканчивая жестокостью по отношению к женщинам и детям. Он зашел так далеко, что даже обвинил меня в высмеивании моих фанатов и нападках на репутации других актеров, продюсеров и агентов. Не было такой части моей жизни, которая не была бы затронута его ложью, и он, не колеблясь, подделывал документы или лгал в суде или полиции. Слава Богу, Маккартизм [19]мертв, иначе, я уверен, меня бы внесли в черный список и заключили в тюрьму.

Она не видела в этом смысла.

— Но это же глупо. Кто поверит такой смешной лжи?

— Все, кто когда-либо чувствовал зависть из-за того, что мое лицо появлялось в журналах, а не их. Любой человек, который не мог поверить или допустить, что кто-то может достигнуть моего уровня успеха, не будучи при этом полным придурком. Поверь мне, это не ложь причиняет людям боль. Это — готовность всех остальных верить ей. И потом всегда найдутся те, кто поддержит твоего обвинителя, потому что это дает им возможность оказаться в центре внимания в течение трех секунд. Они не в силах вынести тот факт, что ты поднялся выше своего прошлого, и что теперь они ничем не могут оправдать то, что никогда не поднимутся выше своего. По их мнению, ты должен быть глубоко унижен, а они должны быть немного вознесены за счет лжи, которую они говорят о тебе. Потому что, в конечном счете, онизнали тебя, онивидели тебя настоящего, и поддерживая твоих обвинителей, они заставляют других людей думать, что, возможно, они были хорошо знакомы с тобой, — по крайней мере, это — то, что они утверждают. Это — тошнотворный мир, и я чувствую к нему отвращение.

• Предыдущая
• 8/32
• Следующая