Пассажир - Гранже Жан-Кристоф - Страница 31

• Предыдущая
• 31/153
• Следующая

Женщина обернулась через плечо посмотреть, чем занят Патрик. Он уже запрыгнул на борт лодки и копался у нее на дне, очевидно, проверял состояние мотора. Она смотрела на него материнским взглядом.

— Он что-нибудь рассказывал вам о своей… о своей прежней жизни?

— Про жену, что ль? Он не любит языком трепать, но я про нее знаю. Это не секрет.

— Он с ней общается?

— Никогда. Они разругались вдрызг.

— Почему он не разведется?

— На какие шиши?

Фрер не стал углубляться в эту тему, о которой имел самое приблизительное представление. Женитьба. Брачный договор. Развод. Все эти понятия оставались для него чистой абстракцией.

— А про свое детство он когда-нибудь с вами говорил?

— Так вы и правда ничего не знаете, — с легким оттенком презрения ответила она.

— Чего я не знаю?

— Он убил своего отца.

Матиас сглотнул ком в горле.

— Его папаша собирал металлолом, — продолжила она. — Патрик ему помогал.

— В Герене?

— Не помню названия. Какой-то пригород. Там жила его семья.

— И что же произошло?

— Они подрались. Папаша пьяный был, на ногах не стоял. И упал в чан с кислотой. Они в нем ржавые железяки держали. Патрик его вытащил, но старикан уже дал дуба. Патрику тогда всего пятнадцать лет было. Лично я считаю, что это был просто несчастный случай.

— А дело расследовали?

— Без понятия. Во всяком случае, Патрика не посадили.

Это легко проверить. Догадка Матиаса находила свое подтверждение. Тяжелое детство. Семейная трагедия, оставившая трещину в подсознании подростка. И эта дыра все ширилась и ширилась, пока полностью не поглотила его личность.

— А что с ним потом стало? Он не ушел из дома?

— Он в Легион завербовался.

— В Иностранный легион?

— Он считал себя виновным в смерти отца. А преступникам одна дорога — в Легион.

Они добрались до края мостика. Не сговариваясь, повернули обратно и медленно пошли к причалу. Сильви без конца бросала на Патрика короткие взгляды. Рыбак, увлеченно копавшийся в моторе, казалось, забыл об их существовании.

— У Патрика когда-нибудь были трения с полицией? — снова заговорил психиатр.

— Да что вы такое городите? Если люди бедные, значит, они обязательно бандюги? Ну да, у Патрика бывали трудные времена, но по кривой дорожке он никогда не ходил!

Фрер задумался. Он пытался сопоставить ложные воспоминания Паскаля Мишелля с подлинными фактами биографии Патрика Бонфиса.

— Вы когда-нибудь бывали в районе Аркашона?

— Нет, никогда.

— Вам что-нибудь говорит имя Тибодье?

— Ничего.

— А имя Элен Офер?

— Это еще кто такая?

Фрер улыбнулся, давая собеседнице понять, что с этой стороны ей ничто не грозит. Женщина снова вытащила кисет с табаком и лист папиросной бумаги. Несмотря на расстроенный вид, она в несколько секунд ловко свернула новую сигарету.

— Он вам рассказывал про сон, который ему часто снится?

— Что за сон?

— Как будто он в солнечный день идет по деревне. Потом раздается взрыв, и на стене остается его тень.

— В первый раз слышу.

Вот и еще одно подтверждение. Сон начал сниться Патрику вследствие перенесенной психической травмы. Что там рассказывал Паскаль Мишелль? Он же Петер Шлемиль? Что-то о Хиросиме…

— Патрик любит читать?

— Не оторвешь от книжки. У нас не дом, а муниципальная библиотека.

— А какие книги он читает?

— Все больше по истории.

Фрер решил, что пора задать ключевой вопрос:

— Скажите, а в тот день, когда Патрик поехал в банк, он не упоминал, что у него назначена еще какая-то встреча? Он больше никуда не собирался?

— Послушайте, вы что — легавый? Чего вы меня все расспрашиваете?

— Я должен понять, что с ним произошло. Я имею в виду, что произошло у него в голове. Мне необходимо шаг за шагом восстановить события того дня, который для него закончился потерей памяти. Иначе мне его не вылечить.

Она ничего не ответила, только махнула рукой с зажатым в ней окурком, прочертившим во влажном воздухе красную дугу. Курила она жадно, глубоко затягиваясь. Они молча дошли до причала. Бонфис по-прежнему ковырялся в моторе. Время от времени над бортом лодки показывалась его голова. Даже с такого расстояния было видно, что на его лице замерло выражение безмятежного счастья.

— Мне придется еще раз приехать, поговорить с Патриком, — предупредил Фрер.

— Нет, — отрезала Сильви, швыряя в море окурок. — Оставьте его в покое. Вы много для него сделали, спасибо вам большое. Но теперь я сама им займусь. Я, может, не такая ученая, как вы, зато я знаю Патрика. Все, что ему нужно, — это поскорее забыть всю эту историю.

Фрер понял, что торговаться с ней бесполезно, во всяком случае сейчас.

— Ну хорошо, — сдался он. — Но я все-таки оставлю вам координаты кого-нибудь из своих коллег в Байонне или в Сен-Жан-де-Люзе. Вы должны понимать, что случившееся с ним — не шутки. Ему необходима медицинская помощь.

Женщина промолчала. Фрер пожал ей руку и сделал прощальный жест в сторону Патрика, который радостно замахал ему в ответ.

— Завтра я вам позвоню, ладно?

Она снова промолчала — или ее слова отнесло ветром? Фрер медленно поднялся по цементному спуску. Добравшись до своей машины, он еще раз обернулся. Сильви качающейся походкой уже спешила к своему возлюбленному.

Психиатр сел за руль и тронул автомобиль с места.

Он поможет этим двум горемыкам, не спрашивая, хотят они того или нет.

— Я ищу щель в мироздании.

Черная рука обшаривала потрескавшуюся стену камеры вытрезвителя.

— Как найду, только вы меня и видали…

Анаис воздержалась от комментариев. Она уже десять минут выслушивала бред, который нес нищий попрошайка по имени Рауль. И ее терпение иссякло.

— Надо только не сбиться с курса, — поделился с ней клошар, пристально изучая очередную трещину в стене.

Анаис перешла к решительным действиям. Достала из пластиковой сумки картонный пакет с вином, купленный по дороге. Глаза Рауля мгновенно загорелись жадным огнем. Схватив пакет, он быстро отвинтил пробку и в два глотка осушил его.

— Так что насчет Филиппа Дюрюи?

Нищий вытер рот рукавом и громко рыгнул. Его красная рожа наводила на мысли о дохлом животном, запутавшемся в колючей проволоке. Щетина на подбородке, волосы, брови стояли торчком, словно стальные прутья, воткнутые в окровавленную плоть.

— Фифи-то? Фифи я знаю! Он всегда говорит, что сердце у него работает в режиме сто двадцать, а мозг — в режиме восемь и шесть.

Анаис поняла, о чем он. 120 ударов в минуту — в таком ритме исполняется музыка техно. А 8,6 градуса — это крепость пива «Бавария». «Пива чемпионов» — панков, рокеров и прочих маргиналов. Рауль говорил о Фифи в настоящем времени. Следовательно, не знал о смерти парня.

— Если честно, он псих. Натуральный псих.

— Я думала, вы с ним друзья.

— Дружба не мешает объективности оценок.

Анаис чуть не расхохоталась. Меж тем доморощенный философ продолжал:

— Фифи — он такой. У него семь пятниц на неделе. То сидит на герыче, то уходит в глухую завязку. То слушает металл, то тащится от техно. Сегодня он гот, а завтра, глянь, — уже панк…

Анаис попыталась представить себе образ жизни погибшего мальчишки. Бродяжничество, наркотики, драки. Героиновое блаженство, глюки от экстази, ночи под забором, пробуждение в неизвестных местах. Без понятия, как он сюда попал и что делал накануне. И так день за днем. А в глубине души — вечная надежда, что не сегодня завтра он соскочит с иглы.

Рауль пустился в рассуждения о музыкальных пристрастиях Дюрюи:

— Я ему говорю: музыка твоя — это все говно. Они же ничего своего не придумывают, только копируют. Мэрилин Мэнсон — это Элис Купер. Техно — тот же Крафтверк. А «Ар-энд-Би»…

— Айзек Хейз.

— Точно! Тырят чужие песни и выдают за свои!

— А на что Фифи жил?

— На то, что подадут. Как и я.

• Предыдущая
• 31/153
• Следующая