Пассажир - Гранже Жан-Кристоф - Страница 66

• Предыдущая
• 66/153
• Следующая

— Тихо лежи. Я буду задавать вопросы, а ты на них отвечать. Просто кивай. Усек?

Хищник согласно кивнул. Теперь Януш держал нож возле его горла. Ободренный первым успехом, он начал допрос:

— Ты меня узнаешь?

Косички затряслись: да.

— Сегодня вы хотели меня вальнуть?

Снова безмолвное «да».

— Почему?

Парень молчал. До Януша дошло, что с зажатым ртом ответить бандит не может, и он чуть ослабил хватку.

— Почему вы хотели меня убить?

— Нам… нам заплатили.

— Кто?

Молчание. Януш приподнял локоть:

— Кто?

— Мужики в черных костюмах. Из богатеньких.

Убийцы из Гетари. Итак, они решили его убрать. Всеми доступными средствами.

— В декабре меня заказали тоже они?

— Угу.

— Сколько вам отстегнули?

— Три штуки.

Парень понемногу приходил в себя. Три тысячи евро. С точки зрения Януша, не так уж много. Но для этих поганцев — целое состояние.

— Откуда вы узнали, что я в городе?

— Тебя еще вчера днем засекли.

— И вы настучали заказчикам?

— Угу.

— Как вы с ними связываетесь?

— По телефону, как еще?

— Номер?

— Не знаю.

Возможно, парень врал, но времени вытрясать из него правду у Януша не было.

— Номер мобильного?

— Не. Контора какая-то. Говорю же, не знаю…

— Как их зовут?

— Без понятия. Они нам типа пароль дали.

— Какой пароль?

— Не знаю. Я с ними не разговаривал…

Януш саданул его в лицо рукояткой ножа — он помнил, что в экстренных случаях ею можно разбить стекло. Парень проглотил рвущийся из груди крик и засопел разбитым носом.

— Пароль?

— Не знаю… — Он потрогал нос. Раздался звук, похожий на треск бьющейся яичной скорлупы. — Русское слово какое-то…

— Русское?

— Говнюк, ты мне нос разбил…

Януш вздрогнул всем телом. Не только от страха. От поднимавшегося со дна души ужаса. Похожее ощущение он уже пережил прошлой ночью. Болезнь возвращается?

У него оставалось от силы несколько секунд. Надо сосредоточиться.

— Почему они за мной охотятся?

— Мне-то почем знать?

— Они назвали мое имя?

— Не. Показали твою морду лица.

— Фото?

Хищник гоготнул. Зажал пальцем ноздрю, и из второй тотчас хлынула струйка крови.

— Какое еще фото? Рисунок…

— Рисунок?

— Ага. — Он снова гоготнул. — Картинка такая, въезжаешь?

Януша осенило. Даниель Ле-Гуэн говорил, что раньше Януш был художником. Может, этот набросок был его автопортретом? Но откуда убийцы раздобыли нечто, имевшее связь с его предыдущей личностью?

— Рисунок у вас сохранился?

— Прям щас. Да мы им подтерлись.

Януш охотно врезал бы ему еще разок, но сил совсем не осталось. Бандит снова высморкался какими-то темными сгустками. Кровавый насморк Януш ему обеспечил.

— Эти мужики в черном. Вы должны с ними встретиться?

— А то. Как только ты откинешь копыта.

— Ты знаешь, где их найти?

— Они нас сами находят. Они везде.

Януша затрясло. Ужас в душе раскалился добела. Он поднял нож. Хищник съежился. Януш размахнулся и нанес ему удар в солнечное сплетение. Острым концом рукоятки, предназначенным разбивать стекло в экстренных случаях. Парень обмяк. Не исключено, что Януш его убил. Но в мире, куда его забросила судьба, эти тонкости никого не интересовали.

Януш грузно поднялся, нимало не заботясь о производимом им шуме. На краткий миг его охватило искушение подойти к спрятанной за граффити двери, распахнуть ее и громко крикнуть: «Вот он я, хватайте меня!»

Но разум возобладал над отчаянием. Шатаясь, Януш побрел прочь. Мистраль, провонявший бензином, сбивал с ног. К штанинам лип бумажный мусор.

Он обречен. В этом не осталось никаких сомнений.

Но, прежде чем умереть, он узнает почему.

Кто осудил его и приговорил к смерти.

Анаис проснулась совершенно разбитой. Сон не добавил сил, только отнял последние. Три часа кошмаров. Вампиры в костюмах от Хьюго Босса склонялись над трупами в морге, отрывали им носы и пили кровь. Единственным утешением служило то, что в пирушке не участвовал ее отец.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с духом. Она находилась в номере придорожной гостиницы, вывеска которой мелькнула перед ней в три часа ночи. Она остановилась не раздумывая, просто потому, что вымоталась донельзя. Даже не помнила, включала ли в комнате свет. Как была, не раздеваясь, упала в постель. И отправилась на встречу с элегантно одетыми вампирами, притаившимися в закоулках ее собственного сознания.

Она прошла в ванную, стянула свитер и зажгла свет. Отражение в зеркале ей понравилось. Молодая женщина в майке, с забинтованными руками, с подтянутой худощавой фигурой. Никакой такой женственности, ни намека на кокетство. Спортсменка, пусть и невысокого роста. Белизна кожи и некоторые округлости могли таить обещание мягкости и нежности — до тех пор, пока не дерзнешь к ним прикоснуться. Она заметила, что в уголках глаз собрались слезы. Словно капли росы на фарфоровой маске, подумала она. Сравнение ей тоже понравилось.

Она достала свой туалетный несессер и сняла с рук повязки, еще раз оценив масштаб разрушений. На то, чтобы оправиться от первых нанесенных самой себе ран, у нее ушло несколько лет… Внезапно на нее накатила печаль сродни отчаянию, вызвав в памяти образ обгоревших крыльев Икара. Она принялась быстро менять бинты.

Вернувшись в комнату, Анаис вытащила пенал, еще школьный, который продолжала всюду таскать с собой. Она держала в нем ручки, фломастеры и автоматический карандаш, и на работе оставаясь прилежной студенткой. Там же она хранила свои таблетки. Привычным и уверенным жестом она отломила половинку солиана и выдавила из упаковки капсулу эффексора. Тяжелая артиллерия.Подумала и добавила еще и таблетку лексомила.

Шоковая терапия, к которой она прибегала для борьбы с депрессией.

До чего затертое слово. Но разве она сама лучше? В первый раз она сломалась после школы, на первом курсе юридического факультета. Два месяца провалялась в постели. Не могла заставить себя пошевелиться. И ведь тогда она еще понятия не имела, кто таков в действительности ее отец. Дело было в другом. В душе, равнодушной к окружающему миру, шли какие-то глубинные процессы. Возможно, сказывались материнские гены. Она ничего не делала. Ни с кем не разговаривала. Вплотную подступила к грани, отделяющей жизнь от смерти. Еще чудо, что ее не упекли в больницу.

Но понемногу, благодаря приему серьезных антидепрессивных препаратов, она выкарабкалась и следующие два года провела, шарахаясь ото льда к пламени, в состоянии вечной неопределенности и постоянном страхе рецидива. С тех пор этот страх ее уже никогда не покидал.

Вот и приехали.С самого начала расследования, несмотря на простуду, дикое напряжение и возбуждение от знакомства с Фрером, она предчувствовала, что снова приблизилась к краю. Изрезанные руки были лишь предвестником худшего страха. Она боялась, что ее жизнь опять превратится в русскую рулетку, когда одной неосторожной мысли окажется достаточно, чтобы случилось непоправимое. И тогда — конец. Или долгая кома…

Она спустилась в холл, где нашла кофейный автомат. Нацедила чашку эспрессо, мимоходом отметив унылую безликость гостиничной обстановки. Ни одного яркого предмета, ни одной оригинальной безделушки, способной задержаться в памяти. Пожалуй, она как нельзя лучше вписывается в этот интерьер. Такой же призрак, как и все, что ее окружает.

Вернувшись к себе в номер, она проверила сообщения на мобильном. Пять новых эсэмэсок. От Кронье, марсельского полицейского. От Ле-Коза. От Деверса, который ночью трижды пытался до нее дозвониться. Первым она прочитала сообщение от майора из Марселя, с опасливой надеждой на новости. Новостей не было. В десять вечера Кронье интересовался, в котором часу она завтра прибудет в Марсель.

Ле-Коз связывался с ней в половине двенадцатого. Оставил лаконичное послание: «Перезвони». Того же хотел и Деверса, однако его призывы с каждым последующим часом менялись в тональности — от совета к приказу и, наконец, к начальственному рыку.

• Предыдущая
• 66/153
• Следующая