Если я останусь - Форман Гейл - Страница 33

• Предыдущая
• 33/36
• Следующая

Я никогда никому не рассказывала об этих своих «воспоминаниях». Мама, наверное, сказала бы, что я там была — в виде яйцеклетки в ее яичниках. Папа пошутил бы: мол, они с мамой так загрузили меня своими историями, что нечаянно зомбировали. А бабушка сказала бы, что я, пожалуй, действительно там была — в виде ангела, еще до того, как выбрала родиться у моих мамы с папой.

Но сейчас мне любопытно. И я очень надеюсь. Потому что там, куда я уйду, хочу вспоминать Ким. Я хочу запомнить ее именно такой: рассказывающей смешные байки, скандалящей со своей сумасшедшей мамашей, одобряемой панками, всегда оказывающейся на высоте и находящей в себе маленькие запасы силы, о которых и не подозревала.

Адам — другое дело. Вспоминать Адама означало бы терять его снова и снова, и я не уверена, что смогу вынести еще и это.

Ким перешла к истории про операцию «Отвлекающий маневр», когда в больницу нагрянула Брук Вега с дюжиной панков всех мастей. Ким рассказывает, что ужасно боялась неминуемых неприятностей, пока они не ворвались в палату, а потом ее вдруг охватило безудержное веселье. Когда охранник схватил ее, было совсем не страшно.

— Я все думала: что может быть еще хуже? Я попаду в тюрьму. У мамы будет истерика. Я сяду на год. — Она на секунду умолкла. — Но после того, что случилось сегодня, это будут сущие пустяки. Даже пойти в тюрьму было бы легче, чем потерять тебя.

Я знаю, Ким говорит мне это, чтобы удержать. Наверняка она не понимает, что странным об-разом ее признание освобождает меня, как раньше дедушкино разрешение. Я верю, для Ким моя смерть будет ужасным горем, но не могу забыть ее слова о том, что ей больше не страшно, что легче сесть в тюрьму, чем потерять меня. Именно поэтому я не сомневаюсь, что с ней все будет в порядке. Конечно, мой уход причинит ей боль: такую, которая сначала кажется едва заметной, а потом наваливается так, что невозможно вздохнуть. И остаток ее последнего учебного года наверняка пройдет отвратительно: и потому, что сочувственное кудахтанье «ах-она-потеряла-лучшую-подругу» будет ее чудовищно бесить, и потому, что в школе, кроме меня, у нее не было друзей. Но Ким справится; она все преодолеет и многого добьется. Она уедет из Орегона, поступит в университет, найдет новых друзей. Влюбится. Станет фотографом — таким, которому не нужно летать на вертолетах. Могу поспорить, Ким будет намного сильнее из-за сегодняшней потери. У меня есть ощущение, что, когда проходишь через подобные трудности, становишься немного неуязвимым.

Понимаю, с моей стороны это некоторое лицемерие. Если все так, не стоит ли мне остаться? И мужественно пройти через эти испытания? Возможно, будь у меня чуть больше опыта, будь в моей жизни больше опустошительных трагедий, я бы оказалась более подготовлена к борьбе. Не то чтобы моя жизнь была идеальной. У меня случались разочарования, я обманывалась в своих ожиданиях, чувствовала одиночество, досаду и злость — словом, переживала то же дерьмо, что и все люди. Но большое горе меня до сих пор обходило стороной. Я не закалилась достаточно, чтобы справиться с тем, с чем пришлось бы иметь дело, если бы я должна была остаться.

Теперь Ким рассказывает, как от неминуемого ареста их спасла Уиллоу. Когда она описывает, как Уиллоу построила по струнке всю больницу, в ее голосе звучит восхищение. Я тут же представляю, что Ким и Уиллоу подружатся, пусть даже между ними двадцать лет разницы. Меня несказанно радуют воображаемые картины, как они пьют вместе чай или ходят в кино, по-прежнему связанные друг с другом невидимой ниточкой уже несуществующей семьи.

Ким перечисляет всех людей, которые дежурят в больнице сейчас или приходили в течение дня, загибая по пальцу на каждого.

— Твои бабушка и дедушка, тети, дяди, двоюродные братья и сестры. Адам и Брук Вега с ее бузотерами. Ребята из группы Адама: Майк, Фитци, и Лиз, и ее девушка Сара — все они сидят внизу в комнате ожидания с тех пор, как их выпроводили из твоей палаты. Еще профессор Кристи, она провела здесь полночи, но потом уехала, чтобы немного поспать, принять душ и успеть на какую-то важную утреннюю встречу. Генри с ребенком, они едут сюда прямо сейчас, потому что ребенок проснулся в пять утра, и Генри позвонил и сказал, что больше не может торчать дома. И мы с мамой, — завершает Ким. — Блин, я уже сбилась со счета, сколько народу получилось. Но уж точно много. И еще больше людей звонили и хотели приехать, но твоя тетя Диана попросила их подождать. Она сказала, что мы и так доставляем всем кучу неприятностей. Думаю, что под словом «мы» она подразумевала меня и Адама, — Ким на секунду останавливается и улыбается. Потом издает такой смешной звук: нечто среднее между чиханием и кашлем. Я слышала его и раньше: она так делает, когда собирается с духом, готовясь прыгнуть со скалы в холодные воды реки.

— К чему я это все говорю-то, — продолжает подруга. — Здесь, в комнате ожидания, около двадцати человек, прямо сейчас. Одни твои родственники, другие — нет, но мы все твоя семья.

Теперь она умолкает. Потом наклоняется надо мной так, что пряди ее волос щекочут мое лицо, и целует меня в лоб.

— У тебя по-прежнему есть семья, — шепчет она.

Прошлым летом мы неожиданно устроили вечеринку в честь Дня труда. Лето выдалось напряженным. Сначала мой лагерь, потом мы ездили к бабушкиной семье на Массачусетское сборище. Мне казалось, что я не видела Адама и Ким все лето. Мои родители плакались, что месяцами не встречались с Уиллоу, Генри и их дочуркой.

— Генри говорит, она начинает ходить, — заметил папа в то утро. Мы все сидели в гостиной перед вентилятором, чтобы не растаять: Орегон накрыла волна небывалой жары. Было десять утра и больше тридцати градусов.

Мама взглянула на календарь.

— Ей уже десять месяцев. Куда девается время? — Потом она посмотрела на нас с Тедди: — Как это вообще возможно, что моя дочь последний год в школе? Когда, черт возьми, мой малыш успел пойти во второй класс?

— Я не малыш, — возразил Тедди, явно оскорбленный.

— Прости, сынок, но, пока у нас не будет другого малыша, ты всегда останешься моим малышом.

— Другого? — переспросил папа с наигранным ужасом.

— Расслабься, я шучу — местами, — сказала мама. — Посмотрим, как я себя буду чувствовать, когда Мия закончит университет.

— Мне уже будет восемь в декабре. Тогда я стану мужчиной, и вам придется называть меня «Тед», — заявил Тедди.

— Правда? — Я фыркнула так, что апельсиновый сок брызнул из носа.

— Так мне Кейси Карсон сказал, — сообщил Тедди, решительно сжав губы.

Мы с родителями застонали. Кейси Карсон был лучшим другом Тедди, и всем нам он очень нравился. Однако мы не могли уразуметь, как его родители, весьма приятные на вид люди, сподобились дать сыну такое нелепое имечко.

— Ну, раз Кейси Карсон так говорит… — хихикнув, протянула я, и мама с папой тоже расхохотались.

— Что такого смешного? — вопросил Тедди.

— Ничего, Маленький мужчина, — ответил папа. — Это все от жары.

— А можно, мы сегодня опять включим брызгалки? — запрыгал Тедди.

Папа пообещал разрешить ему днем пробежать через разбрызгиватели, хотя губернатор просил всех поберечь воду нынешним летом. Эта просьба привела папу в негодование: он заявил, что мы, орегонцы, восемь месяцев в году страдаем от дождей и уж нас-то следовало бы избавить от беспокойства насчет воды.

— Вот можно, черт побери, можно, — ответил пап. — Хоть все затопи, если хочешь.

Довольный, Тедди спросил:

— Если малышка уже ходит, тогда она тоже может пройти через брызгалки. Можно, она пойдет со мной?

Мама посмотрела на папу.

— А неплохая идея, — заметила она. — Вроде бы у Уиллоу сегодня выходной.

— Можно устроить барбекю, — сказал папа. — Сегодня же День труда, а жарить мясо по такой жаре уж точно труд.

— Плюс к тому, у нас полный холодильник стейков с тех пор, как твой папа решил заказать сразу половину говяжьей туши, — добавила мама. — Почему бы и нет?

• Предыдущая
• 33/36
• Следующая