Если я останусь - Форман Гейл - Страница 35

• Предыдущая
• 35/36
• Следующая

— Просто послушай. — Его голос дребезжит, словно битое стекло.

Я широко открываю глаза, выпрямляюсь, насколько могу, и слушаю.

— Останься, — Адам запинается, но сглатывает и торопливо продолжает. — Нет слов для того, что с тобой случилось. В этом нет никакой хорошей стороны. Но есть что-то, ради чего стоит жить. И я даже не о себе говорю. Это просто… ну, не знаю. Может, я бред несу. Понимаю, я в шоке, я еще не переварил того, что случилось с твоими родителями, с Тедди… — На имени Тедди его голос срывается, и по лицу лавиной катятся слезы. — Но я все время думаю: «Я люблю тебя».

Я слушаю, как Адам глотает воздух, чтобы успокоиться. Потом он продолжает:

— Все, о чем я могу думать, — как глупо будет, если твоя жизнь закончится вот так: здесь, сейчас. То есть я понимаю, что прежняя твоя жизнь уже закончилась, навсегда. И я не настолько туп, чтобы думать, будто смогу это исправить, будто кто-нибудь сможет это исправить. Но у меня в голове не умещается, что ты не постареешь, не заведешь детей, не поедешь в Джульярд, не будешь играть на своей виолончели перед огромными залами, чтобы у всех холодок бежал по спине — как у меня всякий раз, когда я вижу, что ты берешь смычок, всякий раз, когда ты улыбаешься мне. Если ты останешься, я сделаю все, что ты захочешь. Я уйду из группы, поеду с тобой в Нью-Йорк. А если тебе понадобится, чтобы я ушел из твоей жизни, я и это сделаю. Я говорил с Лиз, и она предположила, что возвращение к прежней жизни может стать для тебя слишком болезненным; что тебе может оказаться проще вычеркнуть нас. Это будет невыносимо, но я выдержу. Я смогу потерять тебя вот так, если не потеряю сегодня. Я отпущу тебя. Если ты останешься.

Тут Адам не выдерживает. Его рыдания пробиваются из груди, как кулаки, молотящие по мягкой плоти.

Я закрываю глаза, закрываю уши. Я не могу на это смотреть. Я не могу это слышать.

Но потом я слышу уже не Адама. Это иной звук: низкий стон, в одно мгновение взлетающий к небесам и переходящий в нежность и красоту. Виолончель. Адам надел наушники на мои неслышащие уши и сейчас кладет айпод мне на грудь. Извиняется: мол, он знает, что это не самая любимая моя пьеса, но лучше ему ничего не попалось. Он делает звук погромче, и я слышу, как в утреннем воздухе разливается музыка. Адам берет меня за руку.

Это Йо-Йо Ма — он играет «Andante con росо е moto rubato». Тихая басовая партия пианино звучит как предостережение. Вступает виолончель — словно истекающее кровью сердце. И будто что-то рушится во мне.

Я сижу за утренним столом с моей семьей, пью горячий кофе, смеясь над шоколадными усами Тедди. За окном кружится снег.

Я прихожу на кладбище — три могилы под деревом на холме, глядящем на реку.

Я лежу на песчаном берегу реки вместе с Адамом, моя голова покоится на его груди.

Я слышу, как люди произносят слово «сирота», и понимаю, что они говорят обо мне.

Я иду по Нью-Йорку с Ким, небоскребы бросают тени на наши лица.

Я держу Тедди на коленях, щекочу его, а он хохочет так, что опрокидывается навзничь.

Я сижу, обнимая виолончель — ту самую, которую мама с папой подарили мне после первого выступления. Мои пальцы ласкают деку и колки, ставшие гладкими от прикосновений. Смычок ложится на струны. Я смотрю на свою руку, ожидая начала музыки.

Я смотрю на свою руку в руке Адама.

Йо-Йо Ма продолжает играть, и пианино с виолончелью словно вливаются в мое тело, так же как раствор из капельницы и переливаемая кровь. На меня накатывают воспоминания о моей жизни, какой она была, и видения того, какой она могла бы быть, стремительно, мощно и яростно. Я чувствую, что не поспеваю за ними, но они мчат сплошным потоком, и все сталкивается, перепутывается — а я больше не могу этого вынести. Я больше ни секунды не могу тут оставаться.

Ослепительная вспышка, жгучее мгновение режущей боли — молчаливый вопль моего переломанного тела. Впервые я ощущаю, как мучительно будет остаться.

Но потом я чувствую руку Адама — не вижу, а чувствую. Я больше не сижу, скорчившись на стуле. Я лежу на спине на больничной кровати, я снова едина со своим телом.

Адам рыдает, и где-то внутри себя я тоже плачу, потому что наконец-то все чувствую. Я ощущаю не только физическую боль, но все, что я потеряла — и это абсолютная катастрофа. Она оставит во мне дыру размером с кратер, которую ничто никогда не заполнит. Но я также ощущаю все, что есть в моей жизни, включая потерянное, равно как и невообразимую неизвестность того, что жизнь еще может мне принести. И это уже слишком. Возбуждение растет, угрожая разорвать мне грудь. Единственный способ пережить его — сосредоточиться на руке Адама, сжимающей мою.

И мне вдруг становится необходимо тоже подержаться за него — ничто в мире никогда не было так нужно. Пусть не только он сжимает мою руку, но и я его. Я направляю каждую оставшуюся каплю сил в свою правую руку. Я слаба, так что это очень трудно. Но я собираю всю когда-либо испытанную мною любовь, все силы, какие мне дали бабушка с дедушкой, и Ким, и медсестры. Я призываю всю энергию, которой наполнили бы меня мама, папа и Тедди, если бы могли. Собираю всю собственную силу, фокусирую ее, словно лазерный луч, в пальцах и ладони правой руки. Я представляю, как моя рука гладит волосы Тедди; сжимает смычок, занесенный над струнами виолончели; сплетается с рукой Адама.

И стискиваю пальцы.

Потом, ослабев, лежу — изможденная, не уверенная, правда ли у меня все получилось. Я не знаю, значит ли мое движение что-нибудь, замечено ли оно, важно ли.

Но тут рука Адама сжимается сильнее, как будто удерживает все мое тело. Как будто может поднять меня с этой кровати. А потом я слышу резкий вздох и любимый голос — первый раз сегодня я действительно его слышу.

— Мия? — спрашивает Адам.

Много людей за короткое время сошлись вместе, чтобы «Если я останусь» смогла появиться на свет. Началась эта книга с Джиллиан Олдрич, которая расчувствовалась (в хорошем смысле слова), когда я изложила ей свою идею. Это оказалось достаточным стимулом, чтобы я приступила к работе.

Тамара Гленни, Элиза Грисволд, Ким Севчик и Шон Смит нашли в своих напряженных графиках время, чтобы прочитать первые наброски и подарить мне столь необходимую поддержку. Я люблю и благодарю их за бесконечное великодушие и дружбу. Некоторые люди помогают сохранять присутствие духа; Марджори Инголл помогает мне сохранять присутствие сердца, и за это я люблю и благодарю ее. Спасибо также Джане и Моше Банин.

Сара Бернс — мой агент в самом лучшем смысле этого слова: она вкладывает свой потрясающий интеллект и проницательность, страсть и теплоту, чтобы передать написанные мною слова людям, которые их прочтут. Они с великолепными Кортни Гейтвуд и Стефани Кейбот творили чудеса во всем, что касалось этой книги.

Впервые встретившись с командой «Penguin», я тут же ощутила, будто сижу в кругу семьи. Мой невероятный редактор Джули Штраусс-Гейбл окружила Мию и ее семью (не говоря уже обо мне) самым пристальным вниманием и любовью, какие можно только надеяться получить от родных. Она «Джули-экстра». Дон Вайсберг вложил в эту книгу и сердце, и силу. Везде: в издательском процессе, продажах, маркетинге, рекламе и дизайне — люди превзошли себя и все возможное, и за это я хочу отдельно поблагодарить: Хедер Эликзандер, Скотти Боудитча, Ли Батлер, Мэри-Маргарет Каллахэн, Лайзу Дегрофф, Эрин Демпси, Джеки Энджел, Фелисию Фрезье, Кристин Гилсон, Энни Хервитц, Рас Шан Джонсон-Бейкер, Дебору Каплан, Эйлин Крейт, Кимберли Лаубер, Розанн Лауер, Стефани Оуэнс Лури, Барбару Маркус, Кейси Макинтри, Стива Мелтцера, Шанту Ньюлин, Мэри Рэймонд, Эмили Ромеро, Холли Рак, Джану Сингер, Лоренса Туччи, Эллисон Верост, Аллена Вайнбаргера, Кортни Вуд, Хедер Вуд и Лизу Йосковитц. И наконец, огромная моя благодарность всем местным агентам, изрядно потрудившимся ради моей книги. (Ффууух!)

Музыка — очень важная часть этой истории. Я получила море вдохновения от Йо-Йо Ма — его работы многое объясняют в жизни Мии, — а также от Глена Хэнсарда и Маркеты Иргловой, чью песню «Falling Slowly» я прослушала, наверное, раз двести, трудясь над этой книгой.

• Предыдущая
• 35/36
• Следующая