Русские сказки - Злотников Роман Валерьевич - Страница 39

• Предыдущая
• 39/94
• Следующая

— Вы считаете, что они посмеют… Их разговор был прерван дружным залпом из штуцеров, судя по гулкому звуку, направленных в воздух, и в следующее мгновение в вагон ворвались вооруженные люди, которые, крича и ругаясь, принялись выпихивать наружу полусонных пассажиров.

Через полчаса солдаты, отогнав толпу пассажиров, дрожавших от страха и холода, от опустевших вагонов, начали теснить ее к привокзальной площади. Профессор, ежась и вздрагивая, медленно двигался вдоль стены вокзального здания, стиснутый со всех сторон дюжими телами офицеров. Шедший впереди князь вдруг остановился и, с силой пробивая путь, двинулся куда-то в другом направлении. Профессор лихорадочно вцепился ему в рукав:

— Что случилось?

Князь повернул к нему спокойное лицо:

— Ничего особенного. Принимаю меры на случай, если станет жарко. — Он кивнул в сторону площади.

Профессор вытянул шею. Вдоль домов, жирно блестя штыками, стояли в два ряда плотные шеренги солдат. Все выходы с площади были перекрыты броневиками, а поодаль цокал подковами полуэскадрон. Господин Пантюше судорожно сглотнул, осенил себя святым кругом и бросился вослед князю.

Минут двадцать ничего особенного не происходило. Над толпой стоял сплошной гул, люди встревоженно переговаривались, визгливо ругались и причитали, но, когда со стороны путей донесся гудок и паровоз, окутавшись клубами пара, медленно потянул ставшие уже родными вагоны куда-то вдаль, все звуки слились в один протяжный тоскливый вой.

— Молчать!

Вой оборвался так же резко, как и начался. В сухом, надтреснутом голосе была такая внутренняя сила, что одного слова хватило, чтобы заставить несколько сотен человек мгновенно умолкнуть. И вдруг послышались непонятные бренчащие звуки. Будто кто-то мерно бил молотком по железу. Люди в испуге завертели головами, но звуки отражались от стен домов, окружающих площадь, и, казалось, шли отовсюду. Ночь, молчаливая, скованная страхом толпа, шеренги солдат со штуцерами на изготовку вокруг нее, броневики, настороженно поводящие туда-сюда стволами пулеметов, и апокалиптический грохот шагов… Во всем этом было что-то мистическое. Профессор, вздрагивая всем телом и то и дело облизывая пересохшие губы, инстинктивно придвинулся поближе к могучей фигуре князя, словно пытаясь заслониться его мощью от неумолимо приближавшегося Великого Темного. Внезапно шаги смолкли, и в то же мгновение вспыхнули фары броневиков. Люди, застигнутые врасплох, с криками попятились назад — и снова раздался тот же голос:

— Я сказал — молчать!

На башне броневика стоял высокий худой мужчина в длиннополом кожаном пальто, с остроконечной бородкой и поблескивавшим в свете фар стальным пенсне на носу. Он сделал шаг вперед, ища, как видно, устойчивое положение, медленно обвел взглядом притихшую площадь и, кривя губы в некоем подобии улыбки, надрывным тоном заговорил:

— Сограждане, революция в опасности! Недобитые силы реакции подняли кровавый мятеж. Доблестные революционные солдаты, истекая кровью, сдерживают наступление злобных прихвостней бесноватого генерала. Я обращаюсь ко всем — к тем, кто может носить оружие, и к тем, кто по каким-то причинам уже этого не может, — нам нужны добровольцы. Комитет действия проводит мобилизацию на фронт и на строительство оборонительных сооружений. Если вам дорого дело революции — вступайте в ряды Гвардии вооруженной защиты свободы!

Он замолчал. Башня броневика под его ногами медленно качнула пулеметным стволом, как бы намекая, что будет с теми, кому дело революции окажется недостаточно дорого.

Несколько мгновений над площадью висела мертвая тишина, потом где-то в середине наметилось шевеление. Какие-то люди проталкивались к броневику. Профессор прошептал на ухо майору:

— Неужели найдутся такие сумасшедшие? Тот ответил шепотом:

— И немало. Ведь лучше быть пока еще живым добровольцем, чем мертвым «предателем дела революции».

Откуда-то сбоку, возбужденно блестя глазами, вывернулся ротмистр:

— Будем прорываться, ваша светлость? Профессор оторопел. О чем говорит этот сумасшедший? Прорываться сквозь ряды солдат? На пулеметы броневиков? И вдруг ему бросилось в глаза, что и все остальные члены команды князя смотрят на своего командира такими же глазами. Вернее, почти все. Исключение составлял молодой человек, которого профессор помнил как спутника князя еще по поместью господина Максина. Хотя и в его повадке чувствовалось напряжение. Создавалось впечатление, что эти люди знали о князе что-то такое, что позволяло им рассчитывать на побег. Князь медленно покачал головой:

— Нет.

В это мгновение шевеление наконец достигло края толпы, та расступилась и извергла из своих недр четырех человек в одежде мастеровых.

— Эй, соратник, записывай нас в гвардейцы. Не прошло и нескольких минут, как к одному из броневиков, на подножке которого присел какой-то толстый тип в короткой кожаной тужурке, уполномоченный записывать добровольцев, уже выстроилась длинная очередь. Площадь тихо гудела. Князь, все это время молча стоявший на месте и напряженно о чем-то размышлявший, вдруг вскинул голову, многозначительно переглянулся с господином Юри и бросил через плечо:

— Пошли.

По-видимому, офицеры уже привыкли к подобным командам и молча двинулись вслед за князем, но профессор не удержался:

— Куда?

Однако его неуместный вопрос остался без ответа. Они прошли прямо к голове очереди, и никто не посмел им перечить. Когда единственный стоявший перед ними «доброволец», превратившись в «гвардейца», с кислой гримасой отошел в сторону и князь, сделав шаг вперед, возвысился перед уполномоченным во весь свой могучий рост, очередь вдруг испуганно шевельнулась, а за спиной уполномоченного послышался знакомый голос:

— Погоди.

Уполномоченный вздрогнул и, торопливо вскочив на ноги, вытянулся перед подошедшим:

— Слушаюсь, соратник Птоцкий.

Тот выступил вперед, и профессор получил наконец возможность рассмотреть его получше. Вблизи его худоба выглядела устрашающей. «Соратник» казался совершенно лишенным плоти скелетом, обтянутым рыхлой, землистой, синюшного цвета кожей. Тонкие губы, несмотря на все усилия, не могли закрыть крупные, выпирающие вперед зубы. Но первое, что сразу же притягивало взгляд любого, были глаза. Крупные, навыкате, они горели таким яростным огнем, что всякий, на ком они останавливались хотя бы на миг, тут же покрывался холодным потом, лихорадочно пытаясь вспомнить, где и в чем он мог провиниться. Взгляд «соратника» мимоходом задержался на профессоре, тот обмер и торопливо опустил глаза, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

Однако «соратник», медленно переводя взгляд с одного на другого, остановил наконец немигающий взор на князе:

— Кто вы такой?

Князь несколько мгновений молча выдерживал его взгляд, потом неторопливо отвел глаза — так, чтобы всем было понятно, что делает он это не потому, что его вынудили, а просто не считает нужным продолжать эту игру в гляделки.

— Прапорщик Косик… бывший, конечно. «Соратник» оскалился, профессор не сразу понял, что это, очевидно, означает улыбку или что-то вроде.

— Странно… — «Соратник» помолчал, как будто ожидая реакции собеседника, однако на лице князя не двинулся ни один мускул. — Странно, что вы так спокойно признаетесь в своем офицерском прошлом. Князь беспечно дернул плечами.

— А чего мне бояться? Я погоны своим горбом заработал. От рядовых.

«Соратник» понимающе кивнул:

— Где служили?

— Второй восточный бронедивизион.

Вокруг послышался удивленный гул. Это было одно из двух подразделений, которые, незадолго до того, как фронт окончательно рухнул, получили на вооружение диковинные заморские сухопутные линкоры — чудовища размером с дом, на гусеничном ходу, вооруженные несколькими орудиями и множеством пулеметов.

— Должность?

— Старший помощник капитана. Шум усилился. «Соратник» повернулся к уполномоченному:

— Прапорщика — ко мне. Князь наклонился вперед:

— У меня тут команда.

• Предыдущая
• 39/94
• Следующая