Русские сказки - Злотников Роман Валерьевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/94
• Следующая

Площадь взорвалась криками, стонами, визгом. Гигант вскинул над головой шашку, с которой полетели в разные стороны кровяные капли, и рявкнул, да так, что у стоящих рядом заложило уши:

— А ну молчать!

В наступивши тишине он вдруг резко повернулся и, не обращая внимания на казаков, вскинувших штуцера, одним движением сбросил шинель, накинул ее на плечи одному из пленников, благоговейно опустился перед ним на колено и прокричал:

— Слава суверену!

Какое-то мгновение все ошеломленно молчали, потом кто-то охнул, какой-то казак, стоявший неподалеку, испуганно икнул и стащил с головы фуражку, кто-то произнес громким шепотом:

— Бог ты мой, точно — ОН!

Гигант приподнялся, грозно посмотрел на казаков и громовым голосом приказал:

— На колени перед государем!

И вся толпа рухнула наземь — казаки, крестьяне, офицеры, которых Пантюше только сейчас заметил в толпе, остальные пленники, да и он сам тоже. А суверен, в одном исподнем, в накинутой на плечи длинной, не по росту шинели, полы которой купались в пыли, вдруг как будто вознесся над всеми. Он растерянно посмотрел по сторонам, и всюду были устремленные на него глаза. И в этих глазах была такая мольба, что он внезапно понял — князь был прав и все его логические умопостроения не стоили и ломаного гроша. Суверен судорожно сглотнул, сделал шаг вперед и сказал внезапно осипшим голосом:

— Народ мой…

Так в глухом таежном селе впервые было оглашено то, что потом растиражируют тысячи газетных и подметных листков, что разнесут по всему миру частные радиостанции и военные передатчики боевых кораблей, то, что скоро станет известно всем как «Слово суверена к народу».

Вахмистр хлестнул коня. Тот дернулся и, недовольно прядая ушами, прибавил ходу, вновь переходя с шага на усталую рысь. Полторы недели пути с таким нервным всадником на спине оказались для него тяжелым испытанием, и он сердито всхрапнул. Однако хозяин, погруженный в свои горькие мысли, совершенно не заметил этого. Удар плеткой по крупу коня был для него не столько средством ускорить движение, сколько попыткой хоть немного умерить собственное бешенство. Что, впрочем, ему совершенно не удалось. Конь рысью спустился с пологого, поросшего низким кустарником холма, опять всхрапнул, будто предупреждая всадника, на мгновение замедлил ход и прыгнул, перескакивая через поваленное дерево. Вахмистр покачнулся в седле, поспешно отпустил плетку и судорожно схватился за поводья левой рукой. Он еще не научился как следует действовать культей правой руки, так что, если бы не его казачья выучка, ему вообще нечего было бы и думать о конном переходе. Но и при всем его опыте управляться с лошадью во время этого таежного перехода все равно было трудно. Ко всему прочему, его слегка знобило, культя горела огнем, а стоило хоть немного забыться, как левая рука сама тянулась почесать уже несуществующую правую ладонь. А еще его душила ярость.

Все рухнуло в тот самый миг, когда он, казалось, вот-вот взмоет вверх от восторга. Все, все, чего он ожидал от этого похода, судьба преподнесла ему на блюдечке. Господские бабы, которых привел Богун, оказались выше всяких самых смелых мечтаний. Старшая, видно мамаша, сразу заметила его сальный взгляд и так и полыхнула глазищами. Она была примерно в возрасте его Кропы, но ухоженная и еще в самом соку, так что вахмистр, заметив ее взгляд, только со значением усмехнулся. Две были совсем еще малолетки, третья только-только входила в пору, но вот последняя… Он даже и думать не думал, что на свете бывают такие красавицы. Как только она, по его приказу, сняла платок и на ее плечи рухнули тяжелые, ярко-золотистые косы, вахмистру показалось, будто в горнице взошло солнце, а уж когда она посмотрела на него своими громадными глазами… Вахмистр всхлипнул, заскрипел зубами и еще раз наотмашь хлестнул коня. Тот обиженно заржал, но снова прибавил шагу. Сладкие воспоминания доставляли вахмистру чисто физическую боль, но он, будто мазохист, снова и снова вызывал их в своей памяти, и каждый раз это заканчивалось новой вспышкой ярости.

Он полчаса кряду задавал им какие-то дурацкие вопросы, совершенно не слушая ответов и продолжая пялиться на красавицу со странным именем Тесс. Впрочем, чего еще можно ждать от господ? А потом почувствовал, что еще десять минут — и он не выдержит, набросится на нее прямо здесь, в горнице, на глазах у всех. Сейчас мысль о том, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОГ это сделать, увеличивала до невозможности его страдания, но тогда он решил, что не стоит торопиться. Она ведь и так у него в руках. Да еще на пороге горницы появился Серко и испуганным голосом доложил, что казаки согнали народ на площадь. Только потом, уже сидя в той самой бане, в которой он держал женщин, вахмистр сообразил, что та, самая старшая из них, все время пыталась втолковать ему, КТО они такие, но он ничего не слышал, завороженный юной красавицей.

Конь вынес его на невысокий голый холм, торчавший среди бескрайнего таежного моря, будто лысая макушка старика. Вахмистр натянул поводья, и усталый конь послушно остановился. Вечерело. Багровеющее солнце осторожно умащивалось в клочковатых облаках, окрашивая их в нежно-розовый цвет. Вахмистр прищурился, всматриваясь в закат. Похоже, завтрашний день будет солнечным и теплым, а вот предстоящая ночь, скорее всего, холодной. Он зло ощерился. В его состоянии это означало только лишние неудобства. Не так-то просто нарубить лапника и наколоть дров левой рукой, его культя была слишком слабой помощницей в разведении костра и обустройстве теплой стоянки. Однако делать было нечего, и вахмистр, окинув взглядом расстилающийся перед ним зеленый ковер, быстро отыскал подходящую для ночлега прогалину и тронул коня.

Все произошедшее на площади помнилось ему довольно смутно. Его мысли в тот момент были заняты той, что была заперта, вместе с остальными женщинами, в баньке на задворках усадьбы. Так что весь этот придуманный им самим ритуал с зачиткой приговора и показательной поркой теперь казался пустой тратой времени. Но что теперь поделаешь… Раздраженный, он мерял шагами полупустую площадь, нетерпеливо покусывая ус. И тут появился этот чертов князь…

Вахмистр в бешенстве дернул головой и хлестнул плеткой по голенищу сапога. Ременный кончик задел коня, тот рванулся вперед, вновь заставив всадника торопливо перехватить поводья здоровой рукой. От этого движения вахмистр чуть не вылетел из седла, что заставило его немного успокоиться.

Когда народ на площади вновь присягнул своему государю и до него наконец дошло, КОГО он собирался пороть и с чьей дочерью вознамерился было потешиться, вахмистр, решив, что коли так, то свою страсть он скроет, затаит так, чтобы никто и не догадывался, во всяком случае пока, начал пробираться к суверену сквозь облепившую его восторженную толпу. Но когда он, с помощью Серко наскоро перетянув культю чистой тряпицей, расталкивая людей ножнами шашки, ввинтился в задние ряды, кто-то грубо и бесцеремонно схватил его за шиворот. Вахмистр дернулся, ругнулся, попытался повернуться и посмотреть, кто это там такой храбрый, но этот храбрый вдруг дернул его назад, да так, что, если бы державшая его за шиворот рука вдруг разжалась, он кубарем покатился бы на землю. И тут знакомый голос произнес:

— Этого — под арест.

Через несколько минут он шмякнулся задом на земляной пол бани, ошеломленный тем, как быстро все переменилось.

На его счастье, караульный, с вечера выставленный у двери бани, ближе к полуночи куда-то пропал. Может, решил, что раненый и так никуда не сбежит, а может, всем было просто наплевать на арестованного. И вахмистр решил не испытывать судьбу. Часа через три после полуночи он выбил оконце предбанника и, ободрав в кровь левый бок и скулу, выбрался наружу. Конь был на месте, в конюшне, и вахмистр, справедливо рассудив, что охлябь в таком состоянии ему далеко не уехать, рискнул тихонько отворить дверь и пошукать в сенях сбрую. На его удачу сбруя оказалась на месте, а рядышком, на лавке, кто-то бросил как попало его шашку. Спустя полчаса он, с трудом, одной рукой внуздав коня и неловко затянув подпругу, тихим шагом выехал со двора.

• Предыдущая
• 57/94
• Следующая