Балаустион - Конарев Сергей - Страница 19
- Предыдущая
- 19/235
- Следующая
– Здесь, наставник.
– Точно, ты поглянь. А гора Осса, восточный рубеж Фессалии?
– Э-э, вот она.
Ученики за спиной одобрительно загудели. Леонтиск осторожно слизал капли пота, выступившие над верхней губой.
– Вот что, маленький гений, а не покажешь ли ты мне Амиклы?
Леонтиск похолодел. Взгляд его раз за разом обегал карту, но не мог найти местности с таким названием.
– Наставник, мне кажется, такого города здесь нет.
– Чего? Все слышали – афиняне говорят, что наши Амиклы не существуют! Кто-нибудь заявит обратное?
– Да-а! – дружный хор. «Влип!» – мышью прошмыгнула мысль.
– Галиарт!
– Амиклы – не город, а лаконское селение. Находится в нескольких стадиях к юго-западу от Спарты, – без запинки оттараторил похожий лицом на лошадь Галиарт, сын наварха Каллиброта.
– Руки! – объявил Созандр. Его обычно скучающее лицо выражало нечто вроде удовлетворения. Леонтиск вздохнул.
Взвизг трости. Удар. Взвизг. Удар. Зубы скрипят от сдерживаемого крика.
– Пять дней без ужина!
– Но, наставник! Амиклы действительно не нанесены на этой карте!
– Что-о? Пререкаться? Десять дней без ужина, и один – полностью голодный! Руки!
– Великая мать, как тебя там не заморили голодом? – в глазах растроганной девушки заблестели слезы жалости.
– Это чепуха! Всех воспитанников агелы и так кормили впроголодь, так что лишение ужина у тебя мало что отнимало. Предполагалось, что ученики должны сами заботиться о своем пропитании. Кража продовольствия негласно поощрялась, главное – не попадаться. Но если попался…
Обнаженный «птенец», уставившись розовыми ягодицами в небо, лежал на грубой каменной скамье. Место экзекуции с трех сторон окружали выстроенные шеренгами эномотии «птенцов» и «волчат».
– Дурень Антикрат, – процедил сквозь зубы, не поворачивая головы, стоявший справа Феникс. – Попался сторожам. Бежал бы со всеми, через овраг, так нет – через поле поскакал. Тут его, придурка, собаки и сцапали.
– Он не мог оврагом, – так же, почти не разжимая губ, отвечал Леонтиск. – Ему вчера Созандр, ученый вонючий, все ноги поотшибал.
– Надо было в казарме сидеть, – буркнул Феникс. – У меня еще с прошлой порки шкура не зажила!
– Антикрат, сын Гилла, был схвачен с поличным при краже козы из хозяйства гражданина Алкмея, – раздался над плацем зычный голос педонома Басилида. – Декада виновного присуждается к двадцати плетям. Ирен Эвдамид, вывести декаду для наказания!
– Эномотарх Пирр, вывести декаду для наказания! – голос Эвдамида звучал сухо и официально.
Пирр, стоявший перед строем своей эномотии, обернулся лицом к «птенцам».
– Тисамен! Выводи декаду!
Декадарх Тисамен, надменнолицый и большебровый, угрюмо кивнул головой, знаком велел своему десятку выйти из строя.
– Сечь будут леотихидовские, – вполголоса зловеще произнес Пирр. – Смотрите, чтоб ни звука!.. Кто опозорится, хребет вырву!
Леонтиск, Феникс, сам Тисамен, и с ними еще шестеро птенцов вышли к распластанному на скамье Антикрату. От эномотии Леотихида вышли декадархи Демарат и Эвном. Последний, несший плети, довольно скалился.
– В прошлый раз вы наших секли, – ухмыльнулся он, – сегодня отыграемся, клянусь Гераклом.
«Птенцы» Тисамена промолчали.
– Флейтисты, играть! – хрипло рявкнул Басилид. Педоном был одет, по-видимому, в тот же хитон, в котором Леонтиск увидел его в свой первый день в агеле – мешковатый, небрежно подпоясанный, без рукавов. Громадные руки начальника школы были по привычке сложены на груди.
Двое флейтистов из «волчат», сидевшие в ногах «печки», как прозвали скамью для экзекуций ученики агелы, заиграли душераздирающую «Песнь Леонида». Экзекуторы заняли места по обе стороны «печки».
– Начинайте, во имя правосудия! – ритуальную фразу произнес ирен Эвдамид.
Антикрат вцепился руками в скамью. Леонтиск четко различал его побелевшие ногти. Взвизгнули плети, глухо зашлепали по обнаженному телу. На месте каждого удара кожа тут же вздувалась багровой полосой. Флейты играли, избиваемый мальчишка шумно дышал через плотно сжатые зубы, плети свистели в воздухе. Экзекуторы старались – кровь брызнула после шестого удара. После двадцатого подбежавшие по знаку Пирра «птенцы» осторожно, за руки, подняли полумертвого от боли товарища со скамьи и увели прочь. На какой-то миг Антикрат обратил красное, смятое болью лицо к ожидавшим наказания товарищам по декаде, скользнул невидящим взглядом, попытался что-то сказать. Не смог. С бессильно повисшей головой его отнесли в казарму.
– Следующий! – рявкнул Эвдамид. – Не задерживаться, сосуны!
Один из экзекуторов, Эвном, шагнул вперед, схватил за плечо Леонтиска. Твердые пальцы больно впились в ключицу.
– Убери руки, падаль! – прошипел стоявший за спиной афинянина Пирр. В голосе этом слышалась такая угроза, что Эвном мгновенно отдернул руку, что-то пробормотал одними губами и отступил назад. Леонтиск благодарно поглядел на эномотарха, делая шаг к «печке». Пирр ободряюще кивнул: «Держись!» Леонтиск стащил через голову хитон, бросил на камень плаца. Лег на скамью. Она была холодная, тепло Антикратова тела так и не впиталось в нее, слизанное с шершавого камня сырым утренним ветром. Флейты заунывно играли. Было зябко. Передернув плечами, пытаясь изгнать притаившийся в желудке медный ком страха, Леонтиск повернул голову и сипло проговорил непослушными чужими губами:
– Начинайте, что ли! Холодно!
У многих на губах расцвели усмешки, даже Эвдамид одобрительно искривил губы.
– Во имя правосудия!
Леонтиск не услышал свиста плети, только в спину над поясницей как будто воткнули горячий гвоздь. Боль прошивала насквозь, отдавалась в затылке, спускалась к крестцу. Закусив зубами кожу на руке, прижавшись щекой к влажному камню, Леонтиск принялся считать удары. «Два… Три… Пять…»
Флейты играли, не переставая…
– Основной упор в обучении делался на физические упражнения, развивающие силу, проворство и выносливость. Много работали с оружием: копьем, мечом и щитом, деревянными, конечно. Метали дротики, камни, мимоходом изучили пращу и лук. Скажу без ложной скромности, мой уровень как фехтовальщика изначально был много выше среднего, поэтому Пирр устроил так, чтобы со мной занимался его учитель, мастер меча Поламах. Третьим с нами был дерзкий, подвижный как пламя Лих по прозвищу Коршун, он был у Пирра командиром третьей декады. Позже к нам присоединились еще пятеро друзей, ставшие «спутниками» царевича, то есть его самыми близкими соратниками и телохранителями. За полтора года, проведенные в «птенцах», я досконально изучил лаконскую школу боя, отработал множество техник и приемов, которым обучал нас старина Поламах. То есть это нам, соплякам, он казался стариком, хотя в те поры ему было едва ли сорок. Мне все давалось легко, сказывалась школа афинского наставника, доброго Филострата. Хотя как фехтовальщик он Поламаху и в подметки не годился. Видя, что я стараюсь, Поламах уделял мне побольше времени, чем «волчатам» Пирру и Лиху. Усиленные занятия не замедлили сказаться: я превзошел в искусстве поединка большинство «птенцов» эномотии, в том числе Тисамена, своего декадарха (что его ужасно злило). Возгордившись, я даже сделал несколько попыток побить Лиха, но безуспешно – он прирожденный мечник, и к тому же превосходит меня в силе и росте. Сражаться с Пирром вообще жутковато. Царевич фехтует виртуозно и стремительно, и, кроме того, всегда наносит удары с сокрушительной силой, так что даже деревянным мечом может переломать все кости. Но самое страшное – это выражение его лица, в бою оно подобно лику разгневанного божества и лишает его противников мужества, меня, по крайней мере, точно. Среди сверстников Пирр был непобедим. Единственным, кто превосходил сына Павсания в бою на мечах, был декадарх Исад из эномотии Леонида. Но это – случай особый. Сын эфора Фебида, Исад с ранней юности был богом в фехтовании, первым во всех воинских дисциплинах, он гениальный боец, какой рождается раз в столетие…
- Предыдущая
- 19/235
- Следующая
