Балаустион - Конарев Сергей - Страница 31
- Предыдущая
- 31/235
- Следующая
Это было сказано таким тоном, что Филистион не нашелся, что ответить, только еще больше покраснел лицом.
– Верно говорит лакедемонянин! Прорвемся! – гаркнул халкидянин. – А ну, парни, плечо в плечо! Рабы подходят! Подходят!
Трибуны огласились новым взрывом криков, воя и свиста. Так публика реагировала на то, что гладиаторы после короткой передышки вновь кинулись в атаку. Это были почти сплошь галлы, из первой партии пленных присланных из Галлии наместником Юлием Цезарем с начатой им войны. Высокие, мускулистые, светлоглазые, они жаждали крови словно волки, окружившие истерзанную отару.
– Хотите жить – держите мне спину! – крикнул Исад товарищам, ныряя под меч первого нападающего. Из-под его руки уже метился второй. Жесткий лязг металла. Дуновение Смерти, пролетевшей в пальце над головой. Снова батман. Пируэт, удар.
С гортанным проклятьем варвар отскочил назад, недоуменно уставившись на свою грудь, из отверстия в которой упругими толчками выплескивалась кровь. Ноги вдруг отказались ему служить, и он грузно повалился наземь, хрипя проклятия на чужом языке.
– Давай, спартанец, давай! – заорал халкидянин, остервенело отбиваясь от двоих наседавших на него гладиаторов.
Краем глаза Исад заметил, что Филистиону и Зикрату приходится туго: на первого насели трое, а второй совершенно ослабел от ран и еле отмахивается от ударов. Помочь им, однако, лакедемонянин не мог: против него самого оказались четверо рабов, смекнувших, от кого исходит главная опасность. Подбадривая друг друга, они разом бросились на него, слаженно целя одновременные удары в разные уровни. Не дожидаясь, пока длинные жадные клинки до него доберутся, Исад сам кинулся навстречу врагам, крутнулся волчком, пригнулся, уходя от горизонтального удара в голову, в пируэте, едва касаясь земли, промчался между двух нападавших. Они заорали, резко обернулись, попытались достать, не успели… И только сейчас заметили, что их стало трое, четвертый с перерубленным коленом, воя, катался по песку арены.
В этот же момент галлы зарубили Зикрата. Меч ударил ему в висок с такой силой, что голова фиванца словно взорвалась. Кости и кусочки мозга брызнули во все стороны, а тело, конвульсивно содрогаясь, тяжело, словно неохотно, опрокинулось, и продолжило свою жуткую пляску на пропитанной кровью земле.
– Не-ет, ублюдки! – заорал Филистион, и, кинувшись на одного из противников, умудрился зацепить его концом меча по лбу. Кровь хлынула галлу на глаза, и он резво отскочил назад, а два товарища прикрыли его, напав на этолийца с двух сторон. Получив небольшую рану в левое плечо, здоровяк Филистион отскочил назад и встал спина к спине с седым халкидянином, который уверенно крутил мечом и только что выбил еще одного гладиатора. Теперь рабов было шестеро против троих греков.
Бой возобновился со следующим ударом сердца. Противники Исада наседали на него невероятно жестоко. Ему еще никогда не приходилось двигаться так быстро: уворачиваться, приседать, парировать, отпрыгивать и нападать одновременно. Молодому спартанцу удалось ранить двоих, но галлы, верные своим воинским традициям, продолжали биться, несмотря на раны. Они знали, что силы человеческие не беспредельны, и скоро их виртуозный противник выдохнется и допустит промашку. Главное – не давать ему передышки! И они нападали, давили, атаковали беспрестанно.
Меж тем пельтаст-халкидянин, крикнув: «Прикрывай!», бросился в искуснейшую атакующую комбинацию. Знатоки фехтования, сидевшие на рядах, возбужденно толкали друг друга локтями и восклицали:
– «Атака Персея»! Гляди-ка, «атака Персея»! Во, дает старикан!
Завершив последнюю обманную петлю, меч халкидянина хищной птицей клюнул в горло ошарашенного натиском гладиатора и тут же устремился в сторону, успевая отбить атакующий удар со стороны другого. Однако в этот момент тот самый галл, которого Исад заставил кататься от боли, перерубив колено, волею момента оказался совсем рядом и, конечно, не преминул схватить старого воина за ноги.
– На помощь! Этолиец! – в отчаянии крикнул пельтаст, тщетно пытаясь удержать равновесие. Филистион обернулся, но лишь успел увидеть, как голова халкидянина дрогнула под безжалостным клинком и повисла, почти отделенная от тела, на одних сухожилиях. Острейшая боль в левом боку отвлекла этолийца от этого зрелища. Враг замахнулся для повторного удара.
– Нет! Пощады! – меч, в последнее мгновенье выставленный вперед, уберег от смерти.
– Вы что, охренели? Я сдаюсь! Пощады! – в отчаянии выкрикивал Филистион, отступая под тяжелыми, словно у дровосека, ударами противника. Увидев, что сзади заходит галл, нанесший смертельный удар халкидянину, этолиец, бросив меч, с визгом бросился бежать.
Исад в это время в немыслимом развороте достал-таки самого энергичного из своих противников, горизонтально, от скулы до скулы, разрубив ему лицо. Он увидел, как двое, бежавшие за этолийцем, догнали его, подсекли ноги, и, перевернув на спину, закололи.
Теперь он остался один. Против четверых. Двое из них были ранены, двое – невредимы. Сам Исад не чувствовал боли, не замечал крови, стекавшей из глубокого пореза на груди и из колотой раны в левой подмышке. Пока двое его противников поджидали товарищей, он постарался восстановить дыхание и сердцебиение, успокоить разум и тело для последней пляски смерти.
– Великие силы! Давай, Исад, руби! – орал, вцепившись в решетку ограждения, Леонтиск.
– Уворачивайся, уходи! – не отставал неистовствовавший рядом Аркесил.
– Он справится. Он справится. Я верю. Он справится, – твердил, как молитву, царь спартанский Эвдамид, совершенно забыв о соблюдении приличий и не замечая недоуменных и ехидных взглядов сидевших вокруг высоких аристократов.
Не замечал их и брат его Леотихид, нервно комкавший край парадной хламиды. При каждом опасном моменте он вскакивал на ноги с криком: «Сзади!» или «Выпад!» или же просто «Боги!», и тут же, заметив, что привлекает внимание окружающих, падал на место. Только для того, впрочем, чтобы через мгновенье снова вскочить.
Эфор Лакедемона Фебид не отрывал глаз от окровавленной фигуры сына. Сухие, исчерченные жилами руки спартанского старейшины сжались в судорожный замок, который его рабы смогли расцепить лишь ночью, много часов спустя после окончания боя. Сухие губы эфора шептали молитву Аресу, покровителю народа дорийцев. Время от времени грудь отца сотрясала дрожь, но он пересиливал себя, пытаясь сохранить внешние спокойствие и невозмутимость. Возможно, впервые в жизни это получалось у него из рук вон плохо.
– Проклятие! Что он делает? Да человек ли это? – восклицал, наблюдая за сумасшедшей пляской на арене, римский сенатор Гней Квинтилий Марцеллин. – Велланий!
– Да, господин? – тут же отозвался у левого локтя пропретора вольноотпущенник-управляющий.
– На кого мы поставили? На гладиаторов или на грекосов?
– На гладиаторов. Пятьдесят талантов, господин, как ты приказал. Ведь Теренций, ланиста, уверял, что его Крикс непобедим.
– Жулик, проклятый жулик! Клянусь Марсом, я своими руками выдавлю глаза этой рыжей обезьяне!
– Гней Квинтилий! За что! – ланиста, как привидение, материализовался у другого локтя.
– За что? Ты спрашиваешь – за что, негодяй? – зарычал римлянин.
В этот момент Исад, в очередной раз пролетев сквозь строй галлов, вспорол живот первому из оставшейся четверки. Марцеллин схватил ланисту за шею, и тот мгновенно упал на колени.
– Посмотри на арену, урод! – завопил, покрываясь пятнами, сенатор. – Сейчас этот плюгавый гречишка не оставит ничего от моих пятидесяти талантов – любимых, милых, родных!
Каждое прилагательное претор с силой впечатывал массивным золотым перстнем в блестящую лысину ланисты.
– Но, Гней Квинтилий! – хныкал тот. – Откуда я мог знать? Да и бой… он еще не закончен! Крикс жив! Вот увидишь, он прибьет этого сопляка, он его уроет!
- Предыдущая
- 31/235
- Следующая
