Твое имя – страсть - Файер Тори - Страница 20

• Предыдущая
• 20/31
• Следующая

— Стиви?

— Я здесь. Я весь здесь. Этого ты хочешь?

— Да, — прошептала она, протягивая руку вниз, чтобы дотронуться до его интимного места, как раньше он трогал ее.

Стив содрогнулся, прикрыл глаза. Ощущение маленькой руки Моники, охватившей плоть, оказалось более волнующим, чем можно было представить.

— Детка, — прошептал он, — позволь мне…

Он накрыл рот Моники губами со всем пылом заживо сжигающей страсти. Когда языки их соприкоснулись, начал медленно входить в нее, пока не почувствовал преграды.

— Стиви! — прошептала она. — Стиви…

Он скользнул рукой между их соединенных тел и продолжил ласкать девушку, медленно покачивая бедрами.

Внезапно Моника застонала от жара, исходящего от руки Стива и его твердой, тугой плоти. Он медленно заполнял ее собой, бережно продвигаясь, пока наконец по ней не растеклось наслаждение, столь сильное, что она полностью в нем растворилась. Ей хотелось сказать, что она больше не вынесет этого, что она сейчас просто умрет, но он все ласкал ее, толчками двигаясь в ней. Потом застыл, смакуя мучительное удовольствие от полного погружения.

— Моника, — простонал Стив. — Детка…

Ее глаза медленно открылись, затуманенные, еще не вернувшиеся в реальный мир.

— Я думала… думала, это будет больно, — тихо призналась она.

— Оно и было, — хрипло ответил он. — Но боль потонула в таком наслаждении, что ты ее не почувствовала. А сейчас больно?

Он опять медленно задвигался. У нее вылетел короткий вздох — его имя.

— Еще, — попросила она. — О, Стив, еще. Или тебе от этого не так хорошо?

— Хорошо? — Стив содрогался, полностью погружаясь в Монику и выходя из нее. — Этого… словами не передашь. Идем со мной, детка…

Он двигался, мучительно оттягивая завершение, сдерживаясь изо всех сил. Никогда еще Стив не чувствовал ничего, что могло бы сравниться с жаром бархатного тела Моники, никогда не испытывал такой глубокой разделенности физической любви. И даже не подозревал, что способен на такое мощное всепоглощающее чувственное возбуждение, которое испытывал сейчас. Хотелось, чтобы это никогда не кончалось.

Ее крик сообщил ему, что она уже переступила грань восторга и зовет его. Он желал прийти к ней и одновременно желал остаться там, где был, раздувая сильнее пылающий огонь. И вдруг пронизанная цветными сполохами тьма закружила его, тысячи невидимых искр ударили по натянутым до предела нервам, возвещая, что он тоже достиг предела, вершины, апогея наслаждения. С громким хриплым стоном Стив изогнулся, до упора погрузился в жаркое тело и подчинился сладкому неистовству, требовавшему немедленного высвобождения.

Его последней ясной мыслью было, что он солгал, потому что не знал, куда они идут. Моника привела его туда, где, как ему казалось, он еще никогда не был — в райские кущи…

Моника вздохнула и аккуратно распорола крохотные стежки, над которыми корпела последний час. Думала не столько о правильном натяжении нити, сколько о Стиве — вот и результат. Шов получился слишком затянутым, морщинил тонкую ткань. Пришлось немало потренироваться на лоскутках, прежде чем начали получаться эти скрытые швы, которые она впервые увидела, распоров старую рубашку Стива. Монику восхитила их аккуратность: нигде не было видно ни одного необработанного кусочка. Ей хотелось, чтобы и в новой рубашке не осталось ничего незаконченного — ни внутри, ни снаружи.

Так оно и будет, несмотря на то, что из-за таких швов прибавилось работы. А найти время для шитья нетрудно. На Лугу Диксона времени вообще не существовало — была лишь сверкающая ясность лета. Если бы не рост трав, которые она фотографировала с неизменной регулярностью, течение времени было бы незаметно.

Мысль о травах напомнила, что надо бы свериться с самодельным календарем. Мошка взглянула на подоконник единственного в хижине окна, где выстроились в ряд шесть камешков. Сегодня будет седьмой. Пора снова делать снимки. И солнце уже начинало потихоньку заливать окно — значит, перевалило за полдень. На Луг вот-вот может приехать Стив. Она не хотела, чтобы он застал ее за шитьем. Новая рубашка должна быть для него сюрпризом.

Моника улыбнулась, представив, как Стив обрадуется подарку. Конечно же будет доволен, потому что сможет повезти ее на бал к боссу Дику. Последнюю неделю он все порывался что-то сказать и каждый раз останавливался, будто не знал, с чего начать. Она подозревала — он или пытался ее пригласить на этот бал, или хотел объяснить, что ему неловко туда идти в поношенной одежде. Последний раз, когда опять начал разговор, тут же его и оборвал. Как хотелось сказать, что ей все равно, дорогие на нем одежды или такие потрепанные, что сквозь них просвечивает тело, лишь бы быть с ним рядом! Но он не дал ей договорить. Тут же прикрыл рот нетерпеливым поцелуем, и вскоре она позабыла обо всем, охваченная страстью.

При воспоминании о пылких объятиях Стива у неё задрожали руки. Иголка выскользнула из пальцев. Моника подобрала ее, сделала глубокий вдох и решила, что пока лучше прекратить шитье. Еще, чего доброго, уколется, кровь попадет на светлую ткань.

Неожиданно тишину нарушило лошадиное ржание. Моника вскочила, но увидела, что по старой дороге для повозок поднимаются два всадника. И хотя один конь был вороной, она знала, что седок — не Стив. Он приезжал на Луг всегда один. И сколько бы здесь ни оставался, в это время больше никто не приезжал. Моника на миг застыла от этой мысли. А, кстати, почему Стив обычно в одиночестве? Роджер всегда с Джеком. Блэйн с Коротышкой или с кем-нибудь еще из работников ранчо. Как правило, ковбои задерживались ровно настолько, чтобы успеть перекусить и справиться о ее здоровье, после чего прощально приподнимали шляпы, торопливо уезжали, словно чувствовали, что где-то возле самого Луга их отъезда нетерпеливо дожидается Стив. Или это все плод ее фантазий?

— Й-о, Моника! Вы в доме?

— Сейчас выйду, Роджер, — отозвалась она, торопливо укладывая недошитую рубашку на полку в кладовке.

— Хотите, я костер разведу?

— Буду рада. Я еще не ела. А как вы с Джеком?

— На ваш хлеб у нас всегда аппетит, — откликнулся Джек.

Моника вышла из хижины и в нерешительности остановилась, потому что оба ковбоя уставились на нее.

— Что… Что-нибудь не так? — спросила она.

Жестом, напоминавшим поклон, Роджер снял шляпу.

— Прошу прощения. Мы не хотели глазеть. Вы всегда носили косы вокруг головы, а сейчас они у вас распущены и так сияют… Бог мой, вот это да! Так, наверное, выглядела Ева на заре человечества.

Моника покраснела, удивляясь откровенному восхищению Роджера.

— О, спасибо. — Автоматически потянулась к волосам, закрутила их в толстый жгут, чтобы уложить на затылке и закрепить кусочками полированного дерева, служившими ей шпильками.

— Не стоит из-за нас прятать такую красотищу, — сказал Роджер.

— Выбора нет, раз я собираюсь готовить у костра.

— Это вы в точку попали, — согласился он, водружая шляпу на голову и разочарованно наблюдая, как исчезают в гладко уложенном пучке отливающие серебром прядки.

— Аминь, — добавил Джек. — Длинные волосы и костер могут понаделать кучу неприятностей. Босс Дик нам никогда не простит, если что с вами случится.

Моника замерла.

— Босс Дик?

Роджер бросил на Джека сердитый взгляд и вновь обернулся к девушке.

— Босс Дик всегда следит за здоровьем людей, которые у него работают. Он нам особо велел присматривать тут за вами, раз вы совсем одна и все такое. Вы такая птичка-невеличка…

— Ой, — заморгала глазами Моника, — это вовсе необязательно, хотя заботливость приятна.

— Прошу прощения, — сказал Джек, — но очень даже обязательно. Мы, ковбои, все приняли слова босса Дика близко к сердцу, а особо этот Стив. Чего уж там! Последнее время он, небось, чуть не каждый день подымается глянуть, как вы тут.

Моника покраснела и опустила глаза, не заметив, как свирепо зыркнул на приятеля Роджер.

• Предыдущая
• 20/31
• Следующая