Мотылек атакующий - Островская Екатерина - Страница 40

• Предыдущая
• 40/50
• Следующая

Рассказчица, которая гладила внука, подняла голову.

– Гимнастикой занимаетесь?

– Нет, – покачала головой Маша, – бегом.

– Я раньше любила гимнастику смотреть, когда по телевизору показывали. Переживала за наших. А сейчас не хочу. Хорошо, конечно, когда побеждают наши, но ведь не за страну они бьются. Победят – им денег дают многие тысячи, дорогие машины, квартиры. А девчонки потом фотографируются голыми в журналах для мужчин. Неужели денег им не хватает? Но это их личное дело, только ведь они еще идут депутатами в Государственную думу и учат других жить, законы принимают, которые никто исполнять не собирается. Да и пишутся те законы не для депутатов, не для бизнесменов, а для тех, кто как жил в бесправии, так и умрет в этой мерзости. И ведь никто этих депутатов не избирает, ни спортсменок, которым нравится голыми сниматься, ни бизнесменов, которые рядом с ними сидят. Какая-нибудь партия составит список…

– Пойду-ка в коридоре постою, – поспешила подняться слушательница, – а то здесь душно немного.

Она вышла, и тогда женщина, державшая на руках внука, спросила Машу:

– Вы все слышали?

Маша кивнула.

– Вы не подумайте, я не злая, – вздохнула попутчица, – просто уже терпение кончилось. Нас убивают, а всем, кто должен нас оберегать, наплевать. Если я свои копеечные налоги не заплачу вовремя, ко мне ворвутся приставы и будут имущество описывать. В окно буду при них прыгать – не остановят. Потому что им главное – телевизор мой забрать, а не меня спасать. А те, кто миллионы у государства ворует, живут себе преспокойненько. Никто к ним не придет и не потребует вернуть. Ведь правда?

– Вероятно, – согласилась Маша.

– Вот вы молодая, только-только в жизнь вступаете. Не дай бог вам такое испытать – быть обобранной, оскорбленной и униженной. Я тут на спортсменок наговорила всякое. Не обижайтесь на меня. Девчонок тех можно понять: кому охота нищей жить. Я бы сама разделась, чтобы дочка с внуком не голодали, только за меня никто копейки не даст. Сорок лет я проработала в технической библиотеке на заводе, муж мой ликвидатором в Чернобыле был. Не воровали, не наушничали. Тогда чем мы перед богом провинились, что наши дочка и внук в родной стране хуже рабов живут?

Женщина вздохнула и поставила внука на пол, чтобы дать отдохнуть рукам.

– Можно, я его подержу? – попросила Маша.

– Возьмите, – кивнула женщина. – Павлик не будет сопротивляться. Мальчик тихий, запуганный, наверное. Шесть лет скоро, а все как младенец безропотный. Что ждет его в этой жизни страшной?

Маша взяла ребенка на руки, и тот обхватил ручонкой ее шею. Она наклонилась и коснулась губами его волос, которые пахли точно так же, как волосы Славика. Окунулась лицом в этот запах и зажмурилась, чтобы не заплакать.

С попутчицами Маша попрощалась на вокзале. Женщине с ребенком она продиктовала номер своего мобильного и попросила связаться с ней после возвращения домой.

Соседка по купе, хотя и записала телефон, но вздохнула с сомнением:

– Да чем вы мне помочь сможете? Вас раздавят и не заметят, что была на свете такая добрая девушка Маша.

Маша вернулась из Москвы, подошла к дому, в котором снимала квартиру, посмотрела на окна и, решив не мешать Ане, отправилась на парковку, где стоял ее автомобиль. Настроение было не самое лучшее, и все же Маша села за руль и поехала к маме.

Над заборами под тяжестью плодов склонялись ветви яблонь, пахло еловой смолой и укропом. Где-то варили борщ, и этот запах тоже ворвался в открытое окно автомобиля, а потом его унесло ветром. Последним дням каникул радовались дети. Мальчик летел вдоль заборов на роликах, не ведая об опасностях окружающего мира. Маша остановила машину и посмотрела на чистое небо. Бабочка-белянка билась о лобовое стекло, высоко в небе мелькали ласточки, предвещая хороший день. Мир был прекрасным и добрым… только в нем не было ни мужа, ни сына.

Людмила Ивановна лежала в гамаке, а когда увидела Машу, вздрогнула.

– Я все не могу привыкнуть, – сказала она. – Знаешь, когда во сне тебя вижу, то у тебя другое, знакомое мне лицо.

– Главное, что я внутри такая же, – улыбнулась Маша.

– Конечно, – согласилась мама, но так неуверенно, словно соглашалась из вежливости. И тут же вспомнила: – Может, в магазин меня отвезешь? Холодильник пустой.

В небольшом поселковом универсаме они выстояли очередь, но, когда уже подошли к кассе, четверо парней протиснулись вперед и начали выставлять на прилавок бутылки с пивом, выкладывать упаковки с нарезкой колбас и пакетики с вяленой рыбой. При этом один из них отодвинул то, что приготовили для оплаты Маша с мамой. Какие-то продукты упали на пол.

– Молодые люди, нельзя поосторожнее? – попросила Людмила Ивановна.

– Да пошла ты, старая! Стой и молчи, пока жива…

Никто из стоящих в очереди не возмутился. Маша тоже промолчала. Наклонилась, подняла упаковки и положила обратно на прилавок. Парень, который сбросил продукты, разглядывал ее в упор. А потом спросил, дыша перегаром:

– Девушка, вашей маме зять не нужен?

– Может, и нужен, – не глядя на него, тихо произнесла Маша, – только не такой урод.

Людмила Ивановна вздрогнула и схватила дочь за руку.

– Ты че, коза? – вскипел парень. – Ща ты мне за базар ответишь!

Но его остановили приятели:

– Не здесь.

Маша с мамой вышли из магазина и начали укладывать пакеты в машину. Двое парней вышли из-за угла и направились к ним. Маша шагнула навстречу.

– Извиниться хотите?

– Ты че? – удивился один. – Сейчас тебе по башке настучим, чтобы людей уважала.

– Не здесь, – обронила Маша.

Она зашла за угол магазина, где стояли еще двое. После чего обернулась к шедшим за ней.

– Где здесь люди? Кого я уважать должна? – спросила она того, кто обещал настучать ей по башке. – Ты, что ли? Да ты – мразь, а не человек.

И тут же ударила его в живот.

Парень согнулся пополам и повалился на асфальт. Трое других опешили.

– Ну, кто еще не хочет извиняться перед пожилым человеком?

Увернувшись от неуклюжего удара, Маша ударила сама, потом еще и еще.

Перед тем как уйти, взяла стоящий на асфальте набитый пивными бутылками пакет, подняла его как можно выше и, разжав пальцы, выпустила. Раздался звон разбитого стекла.

– В следующий раз увижу, что лезете без очереди, убью.

Маша вернулась к машине, села за руль и, увидев глаза мамы, сказала:

– Ребята просили передать, что больше так делать не будут.

Но Людмила Ивановна посмотрела на нее с недоверием. А когда уже поехали, шепотом спросила:

– Они ничего с тобой не сделали?

– Мама, – удивилась Маша, – ну что могут сделать мужчины за три секунды?

– Ну, ведь мужчины разные бывают, – тоном большого знатока заявила Людмила Ивановна.

А ее дочь радостно воскликнула:

– Ах, как здесь птички поют!

Когда Маша вернулась в город, Ани в ее квартире уже не было. На столе в кухне лежала записка: «Спасибо за все. А я уж не надеялась, что у меня когда-нибудь появится подруга!»

До боя с Ли Хэнги оставалось два дня, и Машу вызвал Алексей Филиппович. Коля проводил ее до мансарды, постучал в дверь, впустил спутницу, но сам заходить не стал, побежал вниз. Слышно только было, как шлепают его подошвы по ступеням.

Кущенко сидел у барной стойки. Увидев Машу, поднялся и, раскинув руки в стороны, пошел навстречу. Она увернулась от его объятий, опустилась в кресло. Алексей Филиппович сел напротив и заговорил:

– Ли Хэнги уже в Москве, сегодня или завтра прибудет к нам. Ты как?

– Я готова.

– Вот и славненько. Впрочем, я особенно и не волнуюсь. Думаю, все пройдет хорошо. Но ведь, сама понимаешь…

– Покажу, что умею, – коротко сказала Маша.

– Народу будет! Только от билетов выручка – как наш месячный оборот. А ставки какие!

Кущенко посмотрел на Машу, пытаясь определить ее реакцию, но ей не было никакого дела до сборов и ставок.

• Предыдущая
• 40/50
• Следующая