Жатва скорби - Конквест Роберт - Страница 109

• Предыдущая
• 109/133
• Следующая

Это повсеместное вовлечение и поощрение юношества к жестокостям и вымышленной классовой борьбе вызовет, конечно же, отвращение у большинства из тех, кто не привык к таким стандартам поведения. Но, с нашей точки зрения, следует увидеть здесь еще более низменный по сути феномен.

Уже на Шахтинском процессе во всеуслышание было объявлено, что сын требует для своего отца смертного приговора. И в сельской местности дети, давшие пионерское «Торжественное обещание», использовались против родителей. Наиболее известным стал прославленный Павлик Морозов, именем которого назван Дворец юных пионеров в Москве. Четырнадцатилетний Морозов «разоблачил» своего отца, бывшего председателя сельсовета в деревне Герасимовка. После процесса над отцом и вынесенного ему приговора Морозов был убит группой крестьян при участии его дяди и с тех пор признан мучеником. Теперь в его деревне есть даже музей Павлика Морозова. «В этом бревенчатом доме происходил процесс, на котором Павлик разоблачил своего отца, покрывавшего кулаков. Здесь хранятся памятные предметы, которые дороги сердцу каждого жителя Герасимовки»[64]. Еще в 1965 году в деревне был поставлен памятник Павлику. Последнее издание Большой Советской Энциклопедии отмечает, что, наряду с другими такими же ребятами (Коля Мяготин, Коля Яковлев, Кичан Джакилов), Морозов внесен в пионерскую «Книгу Почета».

О Морозове опубликовано очень много книг и брошюр, в том числе несколько поучительных романов, один из которых (В.Губарева) назван как-то двусмысленно – «Сын»[*].

В мае 1934 года другой юный герой, тринадцатилетний Проня Колибин, донес на свою мать, что она крадет хлеб, и заслужил этим большую известность.[65] Другой пионер – Сорокин – на Северном Кавказе поймал своего отца, когда тот набивал карманы зерном, и добился его ареста.[66]

В своей речи на праздновании 20-й годовщины тайной полиции в декабре 1937 года Микоян похвалил нескольких граждан, которые разоблачили своих товарищей, и с особой гордостью отозвался о четырнадцатилетнем пионере Коле Щеглове из деревни Порябушки Пугачевского района, который обличил своего отца И.И.Щеглова: «Пионер Коля Щеглов знает, чем является для него и для всего народа советская власть. Когда он увидел, что его родной отец крадет социалистическую собственность, он сообщил об этом в НКВД.[67]

Конечно, эти дети заслуживают осуждения, но значительно меньшего, чем те, кто давал им мотивацию для подобного поведения. Во всяком случае, мать мальчика, который пропал во время голода, сказала мне, что она предпочла бы тогда и предпочитает сейчас физическую его гибель духовной смерти и превращению в одного из тех, кого она считает вообще недостойным права называться человеческим существом.

Физическое уничтожение, прямое убийство детей – тоже было одной из возможностей «решения вопроса». Когда проблема беспризорников оказалась слишком громоздкой для местных властей, их массами просто убивали.[68] Указ, легализовавший расстрел детей от 12 лет и старше, вошел в силу только 7 апреля 1935 года. Это распространение всех видов наказания на двенадцатилетних детей приобретает особый смысл, когда мы размышляем об истолковании партией основ марксизма. Ведь если «сознание определяется бытием», то естественно может возникнуть предположение, что целиком сформированное к двенадцати годам классовое сознание должно оказаться неискоренимым. Но сведения о голодающих детях 1933 года или о сосланных в 1930 году несомненно показывают, что в период роста классовой борьбы малым членам семей предстояло страдать из-за своего социального происхождения, и по сути дела, вероятно, именно двенадцать лет считались тем нижним пределом, когда с партийной точки зрения разрешалось применять положенные «меры».

Но в детдомах НКВД и в относительно более спокойные периоды, то есть уже спустя несколько лет, власти измышляли способы как-нибудь еще снизить этот минимальный возраст – ну, например, вынуждая врачей выдать свидетельство, что, мол, два провинившихся одиннадцатилетних мальчика по физическим данным выглядят старше своих одиннадцати лет, и поэтому данные о возрасте, указанные в их метриках, следует считать поддельными.[69]

Старший офицер ОГПУ рассказал, что уже в 1932 году был издан секретный указ расстреливать детей-воришек в вагонах проходящих поездов[70]. Такие меры предпринимались и в случаях, когда речь заходила об охране народного здоровья: в Лебединском детском центре было расстреляно, согласно отчету, 76 детей, заразившихся сапом от мяса павших лошадей.»[71]

Несомненно, что от нежелательных детей избавлялись многими антигуманными и смертоубийственными способами, хотя основным из них и в детских учреждениях служило убийство голодом. Сообщают, например, что некоторых детей топили в баржах на Днепре (такой метод применяли и ко взрослым)[72]. Но большинство детей, повторяем, погибало просто от голода. Есть четкие доказательства относительно числа, хотя, возможно, неточного числа, этих детских жертв.

Советский демограф-диссидент С.Максудов подсчитал, что «не менее трех миллионов детей, родившихся между 1932-м и 1934 гг., умерло от голода»[73]. Это составляет общее число погибших в эти годы новорожденных. Лев Копелев приводит цифру в два с половиной миллиона младенцев, умерших именно от голода – по данным другого советского исследователя[74]. Перепись 1970 года дает цифру в 12,4 миллиона живущих из тех, кто родился в 1929–1931 гг., и только 8,4 миллиона для тех, кто родился в 1932–1934 гг. При этом естественный коэффициент прироста населения снизился совсем немного. В 1941 году в школах было на миллион меньше семилетних, чем одиннадцатилетних, и это при том, что группа одиннадцатилетних тоже очень жестоко пострадала. Более того, когда речь идет о районах, переживших голод, такая диспропорция еще более увеличивается. В Казахстане возрастная группа в семь лет составляла менее двух пятых от группы в одиннадцать лет; в Молдавии же (большая часть территории которой не входила в 1930 году в состав СССР) семилетняя возрастная группа почти на две трети превосходила одиннадцатилетнюю группу[75].

Если проследить все имеющиеся местные сведения, то демографическая картина окажется очень сходной с общесоюзными итогами.

Так, в одной деревне, по имеющимся данным, «маленьких мальчиков выживало меньше, чем один из десяти»[76] (маленькие мальчики, по сведениям другого источника, являлись наиболее уязвимой группой).

В одном из районов Полтавской области из общей цифры смертности в 7113 приводятся следующие показатели по группам[77]:

Дети (до 18 лет) 3549

Мужчины 2163

Женщины 1401

Учительница в деревне Новые Санжары Полтавской области пишет, что к 1934 году ей некого было учить, в школе не осталось учеников, а у другой из класса в 30 человек осталось двое.[78] В украинской же деревне Харьковцы в 1940–1941 учебном году вообще не было учеников младших классов, тогда как в предыдущие годы их в среднем набиралось до 25 человек.[79]

• Предыдущая
• 109/133
• Следующая