Жатва скорби - Конквест Роберт - Страница 87

• Предыдущая
• 87/133
• Следующая

Пока в последние месяцы 1932 года бригады бандитов и идеалистов переворачивали вверх дном дома и дворы крестьян в поисках зерна, мужчины всеми силами старались уберечь последнее или найти какую-то еду. Утайка зерна в соломе путем неполного ее обмолота во многих колхозах подвергалась критическим нападкам в прессе как порочная практика, но там, где председатели закрывали на это глаза, она была действенным, хотя и недостаточным способом как-то прокормиться.[63] Один крестьянин приводит несколько других способов утайки малого количества зерна – в бутылках, запечатанных смолой, например, и спущенных в колодец или пруд.[64]

Если крестьянин нес молоть утаенное зерно на местную национализированную мельницу, государство все отбирало. Поэтому местные ремесленники конструировали «ручные мельницы». Когда это обнаруживалось, «конструктора» и «пользователей» сажали[65]. Такие «домашние жернова» были предметом критики в украинской партийной прессе; 200 ручных мельниц были найдены в одном районе и 755 (всего лишь за месяц) в другом[66].

С помощью подобных орудий труда, или без них, изготовлялся необычный «хлеб» – лепешка, замешанная на подсолнечном масле с водой из просяной и гречичной мякины с небольшим добавлением ржаной муки, чтобы не распадалась. Советский романист приводит рассказ о том, как крестьянин измельчал доски от бочки, в которой прежде хранили масло, и варил дерево, чтобы извлечь из него остатки жира. В результате такого процесса семья получала лучшую на ее памяти пищу[67].

Другой романист говорит о том, что игра в кости – «бабки», – в которую с незапамятных времен всегда играли дети, теперь начисто исчезла, поскольку все старые кости съеденных животных «выпаривались в котлах, измельчались и съедались»[68].

Третий писатель рассказывает о деревне (не на Украине), в которой «стадо вымерло от недостатка соломы. Люди там ели хлеб из крапивы, печенье из одного сорняка, а кашу – из другого».[69] Ели и конский навоз, отчасти потому, что в нем иногда сохранялись целые зерна пшеницы[70]. Зимой съели всех кур и животных, после этого принялись за собак, потом – за кошек. «Но их еще и трудно стало поймать. Животные теперь боялись людей, и глаза у них были как у диких зверей. Люди собак и кошек варили. Да и было только что жилы и мышцы. А из голов варили мясной студень»[71].

В другой деревне из-под снега вырывали желуди и пекли из них некое подобие хлеба, иногда добавляя немного картофельных очисток или отрубей. Один партработник сказал в сельсовете: «Посмотрите на этих паразитов! Они отправились голыми руками откапывать желуди из-под снега – они готовы делать что угодно, только бы не работать».[72]

Даже в ноябре 1932 года еще было несколько случаев восстания украинских крестьян и временного роспуска колхозов[73]. Дед Леонида Плюща[*] видел в одной деревне груду трупов: его начальник сказал ему, что «это была кулацкая демонстрация»[74].

Обычно крестьян доводили до восстаний тем, что в нескольких милях от них был хлеб, а их обрекали на голод. В царское время, когда случался куда меньший по размерам голод, делали все возможное, чтобы помочь голодающим. Советский писатель пишет о 1932–1933 гг.: «Старики вспоминали голод при царе Николае. Тогда им помогали. Им выдавали еду. Крестьяне шли в города христарадничать. Открывались кухни, где варили суп, чтобы накормить их, а студенты собирали пожертвования. А тут под властью рабочих и крестьян им не дали и зернышка».[75]

Далеко не все зерно экспортировалось или отправлялось в города и армию. Местные амбары были полны «государственными резервами». Это зерно хранили на всякий пожарный случай, такой как война, например – голод не был достаточно веским поводом для использования этих ресурсов[76]. Так, зернохранилище в Полтавской области, по имеющимся сведениям, «почти трещало» от зерна»[77].

Молоко, отобранное у крестьян, тоже часто перерабатывалось на масло на заводах, расположенных неподалеку от голодающих деревень. Туда допускались только партработники и представители власти. Очевидец рассказывает, что хмурый завхоз завода показал ему нарезанное на бруски масло. Бруски были завернуты в бумагу с надписью на английском: «СССР. МАСЛО НА ЭКСПОРТ».[78]

Когда продукты питания имелись, а голодающим в них отказывали, это выглядело непереносимым уродством и провокацией. Особенно если зерно хранилось открытым способом и гнило. Груды зерна лежали на станции Решетиловка Полтавской области. Зерно гнило, но охранялось сотрудниками ОГПУ[79]. Американский корреспондент видел из окна поезда «огромные пирамиды зерна, которые курились от происходящих внутри них процессов гниения»[80].

Картофель тоже был свален в кучи и гнил. Как рассказывают, несколько тысяч тонн картофеля было собрано в поле возле Люботино и окружено колючей проволокой. Он уже начал портиться, тогда его передали из картофельно-овощного треста в трест спирто-водочных изделий, но и там его держали в поле до тех пор, пока он стал непригоден даже для производства алкоголя.[81]

Естественно, что в официальных отчетах подобные факты сваливали на «саботаж»: де, мол, урожай саботируют не только в степи, но и на элеваторах и в зернохранилищах.[82] Бухгалтер на зерноэлеваторе был приговорен к смертном казни за то, что платил рабочим за их труд мукой, и когда через два месяца его все-таки выпустили (сам он тоже голодал), он умер на следующий день.[83]

Имеется много описаний крестьянских восстаний, единственной целью которых было получить зерно из зернохранилищ или картофель на спирто-водочных заводах. Многим не удалось даже этого, но вот в деревне Пустоваровка убили секретаря партячейки и забрали картофель, после чего было расстреляно 100 крестьян[84]. В Хмелево участницы бабьего бунта атаковали зернохранилище, трое из них были осуждены. Как пишет один из очевидцев этих событий, «они происходили в то время, когда люди были голодными, но еще имели силы»[85].

Были и другие акты отчаяния. В некоторых местах крестьяне поджигали урожай.[86] Но в противовес тому, что происходило в 1930 году, такие акты стали теперь спонтанными и некоординированными, отчасти из-за физической слабости людей. Более того, ОГПУ сумело к этому времени создать в больших деревнях сеть сексотов (тайных помощников) – и все теми же средствами – шантажа и угроз, в чем оно приобрело большой навык и умение.[87]

• Предыдущая
• 87/133
• Следующая