Китай. Искусство есть палочками - Эванс Полли - Страница 31

• Предыдущая
• 31/56
• Следующая

Спустя месяц Сунь Ятсен был вынужден оставить пост в пользу Юань Шикая, который через два года приказал арестовать своего предшественника. После фиаско второй революции Сунь Ятсен бежал в Японию. Несколько лет спустя он вернулся в Китай и был избран главой самопровозглашенного Кантонского правительства в южном Китае, хотя фактически в тот момент в стране царила анархия. После смерти Сунь Ятсена его сторонники раскололись на два непримиримых лагеря: партию Гоминьдан под руководством Чан Кайши и коммунистов. Сначала верх одержали гоминьдановцы, но после того, как в 1927 году они жестоко уничтожили пять тысяч шанхайских коммунистов, их противники собрались с силами и начали бороться за власть. Целых двадцать лет страна утопала в крови из-за стычек гоминьдановцев и коммунистов друг с другом и с оккупантами-японцами. После окончания Второй мировой японцы убрались восвояси, и в 1949 году коммунистам удалось одержать окончательную победу. Верхушка Гоминьдана перебралась на Тайвань, а коммунисты контролировали материковый Китай.

Несмотря на то, что Сунь фактически не управлял объединенным Китаем, и тайваньцы, и живущие на материке китайцы считают его отцом революции, при этом оба правительства опираются на провозглашенные им три принципа республики (национализм, демократию и социализм), правда, трактовки этих принципов на Тайване и в материковом Китае сильно разнятся.

На мемориале, посвященном Сунь Ятсену, висит табличка, на которой начертаны Три Принципа. Внутри мавзолей декорирован в бело-голубой гамме, цвета Гоминьдана, поскольку гоминьдановцы во время своего правления хотели, чтобы фигура усопшего вождя ассоциировалась только с их партией. Мавзолей стал последним пристанищем для революционера, так и не успевшего толком побыть у власти. Это была попытка правящей элиты того времени заручиться поддержкой Сунь Ятсена, несмотря на то, что он умер.

Я долго-долго поднималась по широкой каменной лестнице и добралась до внушительного, но уродливого сооружения — восемьдесят тысяч квадратных метров холодного мрамора. В первом зале мраморный Сунь Ятсен с каменным (в прямом смысле слова) выражением лица сидел в кресле, а на стенах был вырезан полный текст его речи, посвященной трем великим принципам. В следующем зале располагалась сама могила с надгробием в виде усопшего вождя. На этот раз никакого трупа не было, хотя тело изначально забальзамировали и выставили в открытом гробу, правда, власти переодели Сунь Ятсена в китайский френч, который нам известен под названием «суньятсеновка». Вообще-то происходило это за полвека до смерти Мао, а бальзамировать тела тогда еще не научились, так что все закончилось тем, что останки Сунь Ятсена поместили в мраморный гроб, к которому каждый день приходят сотни паломников.

Честно говоря, мне больше всего в Нанкине понравились не мавзолей и не музей, а маленькие зеленые человечки на светофорах на пешеходных переходах. В большинстве городов эти человечки изображаются спокойно идущими, в Нью-Йорке вообще просто загорается зеленая надпись «Идите!». Другое дело в Нанкине. Здесь зеленые лампочки яростно мигают, отчего создается впечатление, будто человечек бежит, что есть мочи. Нет, это не призыв идти. Не забывайте, что вы в Китае, а здесь через перекресток надо бежать, если тебе дорога жизнь.

Следующее утро я провела, отправляя купленные в Диншане чайники домой в двух посылках. Мне удалось раздобыть подходящие коробки в Сучжоу. Я даже сумела на языке жестов объяснить, что мне нужны «две такие маленькие штучки из полистирола», и меня поняли! Я запаковала чайники и привезла с собой в Нанкин. Оставалось только отправить их в Англию.

Администратор в отеле объяснил мне, как дойти до почтового отделения. Правда, вскоре я не там свернула и заблудилась, при этом пришлось задавать вопрос «простите, а где находится почта?» столько раз, что я отточила фразу до совершенства.

Отыскав почту, я встала в очередь и стала пробиваться вперед. Вы спрашиваете, почему пробиваться? В обычных очередях вы встали себе и стоите. Однако в Китае все куда интереснее, здесь надо толкаться, прокладывая себе дорогу локтями и плечами, кроме того, желательно обладать громким голосом, чтобы, перекрикивая всех остальных, проорать кассирше, что вы от нее хотите (при этом толпа вполне может оттеснить вас от прилавка так, что кассирша даже не увидит, с кем разговаривает).

В конце концов, мне удалось пробиться к первому окошку. Кассирша буркнула что-то невразумительное и махнула рукой в сторону второго окошка. Оказывается, я все это время стояла не в той очереди. Пришлось начинать все сначала и становиться в хвост новой очереди.

Я добралась до второго окошка, несмотря на то, что меня пару раз оттесняли особо ретивые китайцы, которые не собирались ждать полдня, пока иностранка отправит свои посылки. Там мне дали бланк, после чего велели снова отстоять очередь в первое окошко. Китайцы, как водится, опять меня долго пихали и сжимали со всех сторон, пока строгая дама в первом окошке не сжалилась и не освободила меня от моих коробчонок.

Вечером я поужинала в пиццерии, которая выживала, по всей видимости, лишь благодаря иностранным студентам из местного университета. Здесь снова играли все те же хиты семидесятых. За соседним столиком белобрысый немец с клочковатой козлиной бородкой сражался с огромной тарелкой спагетти, до ужаса напоминавших его бороду. Мы разговорились. Он преподавал в Политехническом университете, где пытался обучить немецкому будущих инженеров. Первые два года студенты изучали только специальность, а на третьем курсе приступали к немецкому. Немецким они занимались каждое утро шесть дней в неделю, а три раза в неделю после обеда у них была еще и пара разговорного, после этого они ехали по обмену в Германию. Чисто китайский подход — интенсивная зубрежка, которая должна давать результаты. Я спросила, легко ли работать с китайскими студентами, на что немец ответил:

— Да, пока четко формулируешь задачу, но как только даешь студентам выбор или требуешь творческого подхода, они теряются.

На следующее утро перед тем, как сесть на ночной поезд до Хуаншань, я решила посетить еще одну местную достопримечательность — мост через Янцзы. Обычно туристов туда не возят, но этот двухъярусный мост — особая гордость коммунистов. Машины едут по верхнему ярусу, а поезда — по нижнему. Мост был спроектирован и построен исключительно китайскими специалистами, уже после того, как отношения с СССР в 1960-х испортились и русские спешно покинули Китай, прихватив с собой чертежи и схемы.

Таксист, как мне показалось, не знал, куда меня отвезти, или он просто растерялся, недоумевая, что я там забыла. Путеводитель поведал мне, что легче всего добраться до моста через парк с говорящим названием Дацяо (Большой мост). Мы выехали из центра города и долго колесили по окраинам. В конце концов, таксист, явно сомневаясь, притормозил рядом с неряшливыми воротами. Напротив, через дорогу, огромные бетонные колонны поддерживали скоростную автостраду, напоминавшую гигантского серого динозавра с колоннами вместо ног, а машины и грузовики летели по ней, словно разноцветные кровяные шарики по венам. Да, похоже, я приехала именно туда, куда нужно.

Я купила входной билет и пошла через парк. Снаружи был припаркован всего один экскурсионный автобус. Некоторое время я бродила по аллеям, не понимая, как попасть на мост, а спросить дорогу было не у кого. В конце концов, я нашла магазин, откуда можно на лифте подняться наверх, села в лифт вместе с китайскими туристами и через пару минут оказалась на смотровой площадке.

Нанкин — типичный китайский город, поэтому над ним висел такой смог, что я не могла рассмотреть противоположный берег. Мост исчезал в тумане, но в этот раз загазованность придавала картине особый колорит: сквозь серебристую дымку машины, фургоны, грузовики и автобусы медленно ползли по четырем полосам через великую реку, делившую Китай на север и юг.

• Предыдущая
• 31/56
• Следующая