Китай. Искусство есть палочками - Эванс Полли - Страница 41

• Предыдущая
• 41/56
• Следующая

Женщины и девушки носили передники всех цветов радуги. У многих за спиной были привязаны младенцы.

—  Таши делек, — здоровались паломники по-тибетски.

—  Таши делек, — отвечали мы снова и снова.

В разгар дня на небе не осталось ни облачка. Солнечный свет слепил, а воздух был свежим и чистым. Под пронзительно синим куполом неба поблескивали снежные шапки гор, а сочная листва зеленела так, что мы уже не сомневались — вот она, Шангри-Ла.

На ночлег мы остановились неподалеку от деревеньки, на изумрудно-зеленом лугу у подножья гор, укрытых снегами. К нашему приходу палатки уже установили, костер развели, и в котелке весело булькала вода для кофе. Наслаждаясь рубленым мясом яка, жареными бобами, баклажанами, кабачками, брокколи и картофелем, мы искренне посочувствовали настоящим паломникам, для которых день закончится очередной чашкой чая и миской цампы.

Темнело. Мы поставили раскладные стулья вокруг огня и заполировали ужин тибетской ячменной водкой. Адро и Нуми танцевали и горланили песни, восхваляя местную огненную воду, а мы смотрели на небо, на котором сияли нереально красивые звезды.

Вскоре я, разумеется, пожалела, что поддалась на уговоры и попробовала водку. Вообще-то я выпила всего ничего и запила ее огромным количеством воды, но поскольку мы находились высоко, алкоголь понесся по венам со скоростью света. Меня стало мутить, а голову сдавила ужасная боль. Когда мы разошлись спать, я долго лежала без сна в нашей с Гаем палатке в альпинистском спальном мешке с капюшоном. Под воздействием алкоголя и высоты я ощутила приступ клаустрофобии, а вся жидкость в моем организме тем временем хлынула вниз, в мочевой пузырь, который надулся и теперь полностью оправдывал свое название. Ночью температура упала ниже нуля, и меньше всего мне хотелось вылезать на холодную улицу, но дальше терпеть я не могла, поэтому я вырвалась из плена спального мешка и выскочила наружу. Холод внезапно принес облегчение. Опорожнив мочевой пузырь, я снова вернулась в палатку. Через несколько минут из темноты донесся сдавленный голос Гая:

— Ты не спишь?

— Как ты себя чувствуешь? — задала я встречный вопрос.

— Отвратительно.

Мы оба замолчали, упиваясь жалостью к себе, после чего Гай спросил:

— У тебя есть болеутоляющее?

Я покопалась в аптечке. Мы проглотили по таблетке и провалились в глубокий безмятежный сон.

Нас разбудил незнакомый звук — это яки и мулы шли мимо нашей палатки, позвякивая колокольчиками. В лучах восходящего солнца снег на вершинах гор отливал розовым на фоне темного неба, по которому плыли маленькие облачка. Между сладко пахнущим лугом, на котором мы разбили лагерь, и горами вдалеке шла еще одна горная гряда, чуть пониже; туда солнечные лучи пока не попадали, и вершины отбрасывали на снег длинные острые тени. А здесь на деревьях рос густой мох, который обычно называют бородатым, и сейчас он, казалось, светился нежно-зеленым светом.

Адро умудрился прямо на костре испечь на завтрак лепешки, которые мы съели вместе с яйцами, картошкой и местным медом, хрустящим от кусочков льда. Когда завтрак подходил к концу, мы заметили, что через поле бредет какая-то женщина в красной косынке, согнувшись, словно вопросительный знак, под тяжестью вязанки хвороста. Она присела отдохнуть и с удивлением рассматривала меня, без сомнения, недоумевая, кто эти странные люди, с аппетитом поглощающие странную еду.

Еси показал нам горную речушку, которую местные жители использовали, чтобы вращать тяжелые жернова мельницы, где мололи ячмень для цампы, а еще обратил наше внимание на, ни чем не примечательную зеленую коробочку, от которой тянулись провода.

— Это электрогенератор, — пояснил он, — тут в каждой семье такие есть. Течение реки создает достаточную мощность, чтобы осветить дома, у некоторых даже есть телевизор.

Мы прошли через деревню, мимо огромной спящей свиньи, нескольких бодрых псов и бессчетного количества куриц. Стайка маленьких девочек тащила на коромысле блестящее алюминиевое ведро с водой. На одной был темно-синий свитер с олененком. Девочки разулыбались во весь рот при виде нас.

Еси и его помощники хотели было снова усадить меня на мула, видимо, решив, что подъем для меня тяжеловат, но я пожелала прогуляться. Верхом, конечно, очень весело, но сегодня физическая нагрузка не повредит. Мужчины то и дело останавливались, чтобы помочь мне, подавая палки, буквально затаскивая наверх и не позволяя ничего нести. Внезапно во мне взыграло самолюбие, я ощутила острую потребность доказать, что девушки тоже умеют взбираться по склонам. В итоге я опередила Еси и всех остальных. Гай пыхтел, но не сдавался, только изредка жаловался, останавливаясь и переводя дух. Когда мы в очередной раз сделали остановку, чтобы подождать членов нашей группы, я забрала у Гая наш общий рюкзак, что немало шокировало проводников.

— Ты позволишь ей нести рюкзак? — ахнули они.

— Ага, — сердито ответил Гай, — позволю!

По дороге мы зашли в деревеньку, где жила подружка Тхубтена. У нее был свой постоялый двор, и нас усадили в комнатке, которая выходила в центральный дворик, и дали мяса, лепешек и чая с маслом. На этот раз прогорклая жижа показалась почти вкусной. После обеда мы продолжили путь в Дэцинь, завернув в ярко раскрашенный монастырь, где зажгли масляные лампы в надежде, что их свет станет проводником для наших душ в лучшем мире. Горящее масло пахло кислятиной, но свет, исходивший от сотен крошечных светильников, зачаровывал.

Весь следующий день мы ехали от Дэциня до Чжундяня. По дороге мы посетили маленькую школу, которую открыл монах из монастыря, расположенного поблизости. Он решил посвятить свою жизнь образованию бедных крестьянских детей. Многие ученики были сиротами или же детьми из неполных семей, а в здешних суровых условиях отсутствие даже одной пары рук сильно сказывается на качестве жизни. Хотя в Китае начальное образование является обязательным, родители должны платить за него, поэтому в сельской местности, вдали от бдительных чиновников, дети из бедных семей просто не могут себе позволить ходить в школу. Когда монах понял, что многие ребятишки из соседних деревень не умеют ни читать, ни писать, он решил как-то изменить сложившуюся ситуацию. Поначалу уроки проходили в маленькой деревянной хибарке, где вместо доски на стене висел кусок зеленого пластика, но, на счастье, пару лет назад сюда заезжала представительница Всемирного фонда дикой природы. Ее так тронуло увиденное, что она собрала средства, на которые возвели двухэтажное кирпичное здание со спальнями и классами. Сейчас там обучались сорок восемь учеников. Расходы на содержание школы составляли около семи-восьми тысяч фунтов в пересчете на юани, то есть на каждого ребенка уходило около ста пятидесяти фунтов, включая питание, проживание, одежду и школьные принадлежности. Приходилось экономить. Все дети носили одинаковые красные или синие спортивные костюмы. Старшие ученики в возрасте двенадцати-тринадцати лет по очереди дежурили на кухне. Они жили здесь одиннадцать месяцев в году и учились читать и писать по-тибетски. Условия, конечно, спартанские, но, судя по всему, дети были довольны, и все вокруг блистало чистотой. Нам предложили чай, который мы с благодарностью выпили, после чего сделали небольшой взнос в фонд школы.

В Чжундяне мы поселились в отеле, совладельцем которого был брат Еси, Таси. Очень красивое здание, обставленное старинными тибетскими стульями и шкафами, с элегантными шелковыми портьерами и коврами с лхасской фабрики Таси. К несчастью, принять с дороги ванну не представлялось возможным, поскольку горячую воду в отеле давали только по вечерам. Отопление тоже включали лишь по настоянию постояльцев. Стильное, конечно, местечко, но все-таки не стоит слишком экономить на топливе на высоте три тысячи двести метров над уровнем моря в преддверии зимы. Ночи здесь даже холоднее, чем в горах: хотя на календаре был всего лишь ноябрь, но к утру столбик термометра опускался до минус десяти. Однако тибетцы, по видимости, привыкли к таким трудностям.

• Предыдущая
• 41/56
• Следующая