Цементная блондинка (Право на выстрел) - Коннелли Майкл - Страница 48

• Предыдущая
• 48/97
• Следующая

— И тем не менее вы испытали удовлетворение в связи с тем, что мистер Черч был убит — безоружный, голый, совершенно беззащитный?

— Об удовлетворении тут говорить не приходится.

— Ваша честь, — обратилась Чэндлер к судье, — могу ли я предъявить свидетелю вещественное доказательство со стороны истца? Оно обозначено номером ЗА.

Она вручила копии какой-то бумажки Белку и секретарю суда, который передал ее судье. Пока судья читал бумажку, Белк подошел к стойке и заявил протест:

— Ваша честь, если это предлагается в качестве предлога для импичмента, я не понимаю, на каком основании. Этот документ содержит слова психиатра, а не моего клиента.

Чэндлер подошла к микрофону и сказала:

— Судья, взгляните на ту часть документа, которая озаглавлена «Заключение». Я хотела бы, чтобы свидетель зачитал ее последний параграф. Вы также можете видеть, что под документом стоит подпись и самого ответчика.

Почитав еще немного, судья отер рот тыльной стороной руки и сказал:

— Принимается. Вы можете показать это свидетелю.

Чэндлер подошла к Босху и, не глядя на него, положила перед ним еще одну копию документа. Затем вернулась к стойке.

— Не могли бы вы сказать нам, что это такое, детектив Босх?

— Это — бланк конфиденциального психологического допуска. Собственно говоря, я предполагаю, что этот документ носит конфиденциальный характер.

— Совершенно верно. Имеет ли он какое-нибудь отношение к вам?

— Это допуск, разрешающий мне вернуться к исполнению своих обязанностей после того, как был застрелен Черч. Это — обычная практика, когда психиатр полицейского управления проводит собеседование с офицером, принимавшим участие в перестрелке. После этого он дает разрешение вернуться к несению службы.

— Вы, должно быть, очень хорошо знакомы с этим психиатром?

— Простите?

— Мисс Чэндлер, это ни к чему, — заметил судья Кейс, прежде чем Белк успел подняться.

— Конечно, ваша честь. Вычеркните это из протокола. После собеседования вам было разрешено вернуться к службе — на новом месте, в Голливуде, правильно?

— Да.

— Разве эта процедура не является чистой воды формальностью? Ведь психиатр никогда не «заворачивает» офицера, исходя из медицинских соображений?

— Ответ на первый вопрос — отрицательный. Ответ на второй вопрос мне неизвестен.

— Ладно, давайте попробуем по-другому. Приходилось ли вам хотя бы один раз слышать, чтобы офицер полиции не был допущен к службе в результате собеседования с психиатром?

— Нет, не приходилось. Такие собеседования всегда конфиденциальны, так что в любом случае я вряд ли мог бы что-либо услышать.

— Не могли бы вы прочитать последний параграф заключительной части того документа, что лежит перед вами?

— Конечно.

Босх взял бумагу и начал читать. Про себя.

— Вслух, детектив Босх, — раздраженно потребовала Чэндлер. — Мне кажется, я ясно сформулировала это в своем вопросе.

— Прошу прощения. Здесь говорится: «В результате участия в военных действиях и службы в полиции, во время которых субъект принимал участие во многих перестрелках со смертельным исходом, он в большой степени утратил чувствительность к насилию. Он изъясняется терминами, в которых чувствуется налет насилия, или же аспект насилия навсегда стал неотъемлемой частью его повседневной жизни. Тем не менее, представляется маловероятным, что предшествовавшие события смогут явиться отвлекающим психологическим фактором в том случае, если он вновь окажется в обстоятельствах, требующих применения огнестрельного оружия с целью защиты самого себя или окружающих. Полагаю, он сможет действовать без промедления. Он будет в состоянии нажать на курок. Собеседование с ним не выявило каких-либо болезненных последствий сделанного им смертельного выстрела, если не считать таковым чувство удовлетворения, которое он испытывает в связи с результатом своих действий — смертью подозреваемого».

Босх отложил бумагу. Теперь, как он заметил, на него смотрели все присяжные. Он не имел представления о том, поможет ему этот документ или — наоборот.

— Субъектом данного исследования являетесь вы, не так ли? — спросила Чэндлер.

— Да, это я.

— Вы только что показали, что не испытывали удовлетворения, однако психиатр в своем отчете утверждает, что вы все же выражали удовлетворение исходом инцидента. Кто же прав?

— В документе — его слова, а не мои. Вряд ли я стал бы говорить такое.

— А что бы вам следовало сказать?

— Не знаю. По крайней мере, не это.

— Почему же в таком случае вы подписали бланк допуска?

— Я подписал его потому, что хотел поскорее вернуться к работе. Если бы я стал препираться с ним из-за формулировок, мне никогда не удалось бы этого сделать.

— Скажите, детектив, известно ли обследовавшему вас психиатру о том, что произошло с вашей матерью?

Босх заколебался.

— Не знаю, — наконец ответил он. — Я ему не рассказывал. Не знаю, была ли у него эта информация.

Босху с трудом удавалось концентрировать внимание на своих словах, в его мозгу царила сумятица.

— Что случилось с вашей матерью?

Прежде чем ответить, он долго смотрел прямо на Чэндлер. Она не отвела взгляда.

— Как здесь уже говорилось, она была убита. Мне тогда было одиннадцать лет. Это произошло в Голливуде.

— И никто так и не был арестован, правильно?

— Да, правильно. Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом? Об этом здесь уже все было сказано.

Босх посмотрел на Белка. Тот, сообразив, что от него требуется, поднялся и заявил протест в связи с тем, что Чэндлер постоянно задает вопросы на одну и ту же тему.

— Детектив Босх, вы хотите, чтобы мы устроили перерыв? — спросил судья Кейс. — Может быть, вам нужно немного успокоиться?

— Нет, судья, со мной все в порядке.

— Ну что ж, извините. Я не могу накладывать ограничения на перекрестный допрос. Протест отклоняется.

Судья кивнул Чэндлер.

— Сожалею, что приходится задавать вам такие личные вопросы, но скажите: после ее смерти вас воспитывал отец?

— Вы не сожалеете. Вы...

— Детектив Босх! — загремел судья. — Это недопустимо. Вы должны отвечать на задаваемые вам вопросы. И больше ничего говорить не надо. Отвечайте только на вопросы.

— Нет. Я никогда не знал своего отца. Меня поместили сначала в детский дом, а потом — в интернат.

— У вас есть братья? Сестры?

— Нет.

— Значит, человек, задушивший вашу мать, не только отобрал единственного и самого близкого вам человека, он в значительной степени разрушил вашу жизнь?

— Можно сказать и так.

— Связан ли с этим преступлением тот факт, что вы стали полицейским?

Босх почувствовал, что не может больше смотреть на присяжных. Он знал, что лицо его стало красным. Он чувствовал себя мухой, умирающей под увеличительным стеклом.

— Не знаю. Я никогда не залезал внутрь себя настолько глубоко.

— Связано ли со смертью вашей матери то чувство удовлетворения, которое вы испытали, убив мистера Черча?

— Как я уже сказал, если и можно говорить о каком-либо удовлетворении — а вы продолжаете использовать это слово, — то я испытал его лишь в связи с тем, что дело наконец-то было закрыто. Если использовать вашу терминологию — этот человек был чудовищем. Он был убийцей. Я был удовлетворен, что мы остановили его. А вы не были бы?

— Отвечать на вопросы должны вы, детектив Босх, — сказала Чэндлер. — Следующий мой вопрос таков: действительно ли вы остановили убийства? Полностью?

Белк подскочил и потребовал консультаций. Обратившись к присяжным, судья произнес:

— Устроим все же перерыв. Когда мы будем готовы, вас пригласят.

Белк потребовал, чтобы консультации по поводу его протеста в связи с последним вопросом Чэндлер проводились конфиденциально — без представителей прессы, поэтому судья встал и направился в свой кабинет. За ним последовали Чэндлер, Белк, Босх, стенографистка и секретарь суда. Чтобы рассесться вокруг стола, им пришлось принести из зала заседаний еще два стула. Стол из красного дерева был размером с ящик из-под какой-нибудь небольшой иностранной машины.

• Предыдущая
• 48/97
• Следующая