Когда правит страсть - Линдсей Джоанна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/64
• Следующая

— Ты избавился от двух изменников. Это явно улучшило ситуацию.

— Тут ты права.

— Но Ренье признает, что хотел меня убить?

— Нет, твердит, что пытался напугать. Я склонен ему верить.

— Верить якобы признавшемуся предателю, а не мне?! Спасибо большое! — рассерженно вскричала она.

— Ты даже не пытаешься вникнуть в мои проблемы! Твоя история весьма стандартна. Я уже слышал ее, и не раз, причем без особых вариаций.

— Я понимаю твои затруднения, просто мы о них не подумали. Поппи был уверен, что меня сразу отведут к отцу, а у того не возникнет ни малейших сомнений относительно того, кто я такая. Доказательством должен был послужить браслет. Ты действительно считаешь, будто столь изысканное украшение может быть скопировано теми, кто в глаза не видел оригинала? Детали слишком тонкие, а драгоценные камни сияют радугой цветов. Но он был украден, так что вместо этого я осталась наедине с тобой и твоими сомнениями, что ставит меня в одинаково затруднительное положение, — со вздохом объяснила Алана.

Кристоф предпочел игнорировать ее слова и справедливо указал:

— Ты, разумеется, понимаешь, что эта история не твоя собственная, а рассказанная Поппи. Что, если он солгал тебе?

— Он не стал бы.

— А все-таки?

Алана вскинула темную бровь:

— Значит, он восемнадцать лет растил меня с целью наплести с три короба лжи? По какой причине?

— Мужчина, любой мужчина, стремится войти в абсолютное доверие обладающему властью монарху. Власть — несокрушимая мотивация.

— Верно, — кивнула она. — И все же восемнадцать лет — слишком долгий срок, в течение которого кто-то из нас, я, Поппи, мой отец, — мог умереть. И кроме того, следовало точно знать, что за это время мой отец не произведет на свет наследника мужского пола. — Она покачала головой. — Я знаю Поппи. Он не лгал мне, и я даже об этом жалею. Любая история была бы предпочтительнее той, что он считает правдой.

— Противоречишь себе, Алана? Ты уже сказала, что он оказался не тем, за кого его принимала.

— Ты намеренно стараешься придать моим словам иной смысл. Меня шокировало его прошлое. А потом и мое собственное. Но это не меняет того, кем он стал сейчас. Кем был все эти годы, в продолжение которых я его знала.

— Ты поразительна, — объявил он, к полному ее удивлению. — У тебя на все имеется готовый ответ!

Алана слегка улыбнулась:

— Спроси себя почему? Спроси, стоит ли задумываться, прежде чем сказать правду? И если бы я лгала, пришлось бы согласиться, что я поразительна.

— Знаешь, ты ведешь себя не как восемнадцатилетняя девушка, — усмехнулся он.

Она с любопытством уставилась на него, гадая о причине такого веселья, но вслух спросила:

— Чем вызвано такое убеждение?

— Большинство молодых аристократок в таком возрасте редко можно назвать взрослыми, но в тебе нет ничего от ребенка.

Алана рассмеялась:

— Возможно потому, что со мной никогда не обращались как с ребенком.

— Никогда?

Она пожала плечами.

— Полагаю, несмотря на то, как быстро полюбил меня Поппи, он все же помнил, что в один прекрасный день я могу стать королевой, и из-за этого обращался со мной иначе, чем с обычными детьми. — Но тут на ум пришло одно старое воспоминание, и Алана задумчиво протянула: — Правда, однажды... я вывихнула палец на прогулке в одном из лондонских парков и рыдала, как дитя. Тогда мне было лет шесть. И я впервые испытывала столь сильную боль. Пока доктор осматривал палец, Поппи держал меня на руках и рассказывал всякую чепуху, чтобы отвлечь. И я смеялась. Хотя из глаз лились слезы.

— Ты все еще любишь его, верно?

Это было сказано так мягко, что у нее едва не выступили слезы на глазах. Алана мгновенно насторожилась. Что это?! Новая тактика? Недаром он взывает к ее эмоциям. Она не позволит ему догадаться, что он победил!

— Как можно перестать любить человека, которого любил всю жизнь? — ответила она вопросом на вопрос. — То, чем он когда-то занимался, — ужасно, но Поппи давно стал другим. Не знаю, что еще сказать и как объяснить, что он больше не убийца.

— Разве не ты говорила, что он приехал сюда убить твоего врага?

— Это не одно и то же! Он пытается защитить меня и моего отца! То есть, капитан, делает вашу работу.

Он не только не рассердился, но улыбнулся ей:

— Прекрасный ответ, Алана!

Улыбка ей не понравилась, потому что привлекла внимание к губам, и заставила думать о совершенно других вещах. Ах, если бы он не был так чертовски красив! Если бы он был старым или уродливым и не имел такого идеального тела, насколько было бы легче общаться с ним! Но его магнетизм был слишком силен. И чересчур часто ей мешал.

— Мы должны обсудить, как обелить тебя от всех обвинений, — неожиданно сказал он.

Заявление странное, мгновенно возбудившее в ней подозрение.

— Чтобы ты смог меня отпустить?

— Нет.

— Так в чем смысл?

— В том, чтобы ни ты, ни твой опекун не попали в тюрьму.

Алана села прямее и нахмурилась:

— Ты уже упоминал об этом раньше. Причем без объяснений. Чего ты добиваешься?

— Я склонен думать, что тебя одурачили и что советники Брасланов за эти годы достаточно поумнели, чтобы придумать нечто в этом роде.

— Одурачили? Каким образом?

— Твоего опекуна либо подкупили, либо уговорили, либо шантажировали, возможно, угрожая, что убьют тебя. Ему внушили всю эту сказку, включая имя Леонарда Кастнера, как известно, первого подозреваемого по делу. А также Растибона, самого печально известного убийцы того времени. Я верю, что он лубиниец, возможно, один из впавших в немилость аристократов, из тех, кто предпочел начать заново в другой стране, а не оставаться здесь с позором, что соответствует тому, что он рассказал тебе в детстве. Он мог переписываться со старыми друзьями, так что Брасланы, вполне вероятно, узнали о нем и о племяннице соответствующего возраста. Подумай, Алана! Подумай хорошенько. Все, что ты рассказала мне, поведал тебе он, да и то недавно. И он действительно посчитал, что они тебя убьют, если ты не поверишь этой сказке. И сделал все, чтобы приукрасить ее, включая и то, что сам когда-то был убийцей.

Она не сразу осознала его слова, но что-то в них не сходилось.

— Если это устроили Брасланы, при чем тут еще и мятежники? Или хочешь сказать, оба заговора не связаны между собой?

— Очень даже связаны. Их пропаганда просто подготовила твое эффектное появление.

— Но война?

— Если они смогут вернуть корону, полное уничтожение государства им ни к чему. Если почти все погибнут, кем они будут править? Весь смысл не в войне, Алана! Самое главное — вызвать в народе недовольство существующим режимом, чтобы подготовить второе восшествие Брасланов на трон. Ты их последняя козырная карта. Если ты преуспеешь, если Фредерик действительно посчитает тебя своей дочерью, его обличат в том, что он пытается обмануть народ, представив принцессу-самозванку. Это приведет к двум возможным результатам: немедленно вспыхнувшему восстанию, которое закончится смертью короля или требованием отречься от трона. В этом весь смысл этой истории, и ты даже сама это сказала. «Использовать меня, чтобы предотвратить войну».

Такая теория потрясла ее. Она звучала правдоподобно, если не считать того, что Поппи никогда бы не согласился на такое. Он сказал бы ей правду и увез бы подальше от зла, даже если бы это означало необходимость покинуть Англию и найти другое укрытие. Он, конечно, не стал бы ей лгать. Ни в чем.

— Вижу, почему ты предпочитаешь свою версию моей, — задумчиво выговорила она. — Ты скомпрометировал дочь короля. И тебя ждет его немилость... когда он наконец меня признает.

— Если это окажется правдой, я буду вынужден униженно просить у тебя прощения.

При мысли об этом он заранее хмурился. Почему бы это?! Ведь он не верит, что нечто подобное может случиться!

— А ты умеешь унижаться? — с любопытством спросила она, но тут же заверила: — Не то, что я собираюсь простить тебя, даже если тебе удастся изобразить смирение.

• Предыдущая
• 37/64
• Следующая