Когда правит страсть - Линдсей Джоанна - Страница 40

• Предыдущая
• 40/64
• Следующая

— Так люди подозревали о замысле убить наследницу?

— Нет, вовсе нет, иначе дворец лучше бы охраняли. Судя по словам Хельги Энгель, она сделала это от страха. Больше я ничего не знаю. Сама спросишь, когда увидитесь.

— Но получается, она пожертвовала собственным ребенком, чтобы защитить второго? Немного неестественно, не находишь?

— Возможно, она считала, что спасает свою жизнь. Ведь ей доверили королевскую наследницу. Если бы что-то случилось с принцессой...

— Понимаю. Казнь и тому подобные мерзости. Как я могла забыть, в насколько варварской стране оказалась! — саркастически бросила Алана.

Кристоф нахмурился:

— Не настолько варварская, но, возможно, Хельга была одного мнения с тобой.

— А мой отец? — спросила Алана. — Он жив?

Кристоф вздохнул:

— Тебе стоило бы приберечь все вопросы для матери, но на этот могу ответить. Хельга пришла во дворец молодой вдовой. У нее были родственники, но не знаю, живы ли они сейчас. Скажу только, что она оказалась настоящей героиней, защитившей принцессу как могла, хотя понимала, что может при этом потерять собственную дочь. Что и случилось. Хельга не знает, что ты жива.

— Как?! — ахнула Алана. — Ей не сказали о письме Поппи королю?!

— Не сказали.

Алана покачала головой.

Она приехала в Лубинию в надежде убедить короля в том, кто она есть на самом деле. Но так ли необходимо говорить правду матери? Или стоит той бросить на нее взгляд, и все немедленно станет ясным? Но Алана надеялась, что точно так случится и с королем. Ха! Страшно представить, как она опозорилась бы, очутись в его присутствии. Слава богу, что теперь хотя бы не придется ни в чем больше убеждать Кристофа. Более упрямого человека на свет не рождалось!

Алана пригвоздила его негодующим взглядом.

— Мне почему-то показалось, будто ты с самого начала знал, что я не могу быть принцессой. Почему сразу не сказал?

— Сказал. Насколько помнится, я назвал тебя самозванкой.

— Ты понимаешь, о чем я. И знал, что детей поменяли местами.

Кристоф пожал плечами:

— Оставалась возможность, что ты окажешься дочерью Хельги. Не мог же я обсуждать с кем попало государственную тайну, открыть, что был похищен не тот ребенок. Я почти не задумывался об этой возможности из-за твоих черных волос. Хельга твердила, что у ее дочери были золотистые волосы, такие же, как у принцессы, поэтому она с такой легкостью сумела поменять местами детей до возвращения короля.

Алана задумчиво свела брови:

— У меня черные волосы, сколько себя помню. Поппи никогда не упоминал, что они были светлыми и изменили цвет.

— Все еще цепляешься за надежду, что принадлежишь к королевскому роду? — хмыкнул Кристоф.

Алана рассмеялась:

— Я никогда не выражала подобных надежд, и ты это знаешь. Просто удивилась, что Поппи ни разу не упомянул о светлых волосах.

— Возможно, и упоминал, просто ты была слишком молода и у тебя не отложилось в памяти. А может, подобно моему отцу, не посчитал нужным упоминать.

— У тебя были светлые волосы?

— Я был почти взрослым мужчиной, когда услышал разговор матери и тетки, вспоминавших о первых годах жизни своих детей. Мать засмеялась, признавшись, что называла меня своим светловолосым ангелом, пока в три года мои волосы не стали золотистыми.

— Да, — расстроилась Алана, — почему же ты не объяснил, что король не терял свою дочь, так что эта дочь не может быть мной. И все эти годы ее прятали? Он даже позволил подданным считать ее мертвой! Когда он собирается привезти ее домой?

— Уже привез, — мрачно пояснил Кристоф. — Она похоронена во дворе дворца, рядом с матерью.

У Аланы перехватило дыхание при воспоминании о фальшивых похоронах, которые описывал Поппи, и ярости короля. Неудивительно, что тот был так разгневан. Значит, церемония была не символической, а настоящей!

— Она умерла в семь лет, верно?

— Да. Вроде бы от несчастного случая. Но Фредерик думает иначе и винит себя за то, что слишком часто навещал дочь. Он никуда не мог ехать один, и его всегда сопровождала стража, а это, естественно, привлекало всеобщее внимание.

— Так что за ним могли проследить?

— Да, и увидеть с ребенком возраста его дочери. Даже если враги не были уверены в том, кто она на самом деле, все же на всякий случай могли от нее избавиться.

— Но это... — воскликнула она.

— Ничем не отличается от задания убийце покончить с младенцем. Но из-за требований совершенной секретности, и необходимости спрятать принцессу, мало того, делать вид, будто она украдена, чтобы никто больше на нее не покушался, король никому не сказал о письме твоего опекуна, в котором говорилось, что ты все еще жива. Никому, даже твоей матери. Это и вызвало появление целой орды самозванок. Хотя тот, кто нанял Растибона, не был уверен, что ребенок мертв.

— Ошибаешься. У Поппи была репутация человека, который не провалил ни одного задания. Наверняка они решили, что он выполнил заказ. «Исчезновение» принцессы это подтвердило.

— Но теперь из-за этого браслета они думают иначе, — кивнул Кристоф.

Алана насторожилась.

— Ты по-прежнему считаешь, что мне грозит опасность?

— Да, пока враги короля видят в тебе Алану Стиндал.

— В таком случае король должен признать правду!

Кристоф укоризненно взглянул на нее:

— Не нам говорить королю, что делать и как поступать. Но ты должна знать, что сейчас не время для подобной исповеди. Он обманывал свой народ. Некоторые поймут необходимость этого, но враги воспользуются случаем для очередных нападок. Если бы принцесса выжила, такая исповедь стала бы причиной для всеобщей радости. А теперь...

— Понимаю, — промямлила Алана. — Тем более мне стоит вернуться в Лондон, где я благополучно спрячусь снова. Больше меня ничто здесь не держит.

— Ничто?

— Имеешь в виду мою мать? Я увезу ее с собой.

— Она живет в роскоши королевского замка, — сообщил Кристоф. — Там ей пожизненно отвели покои — ее награда за принесенную жертву. Она не захочет жить в твоем грязном, измазанном сажей Лондоне.

— Откуда ты знаешь про сажу?

— Моя бабка со стороны матери там живет.

— Почему там, а не здесь?

— Потому что моя мать англичанка.

— Англичанка? — воскликнула Алана. — Ты так и не собирался упоминать об этом?

— Но я же упомянул. Только что! — весело воскликнул Кристоф.

— Значит, ты наполовину англичанин!

— Только на четверть. Моя мать полукровка, хотя если послушать ее безупречный лубинийский, ты бы никогда этого не заподозрила.

— Бьюсь об заклад, ты тоже знаешь английский.

— Прекрасно знаю.

Он пощекотал ее подбородок и рассмеялся, когда она оттолкнула его руку.

— Я не мог сказать, потому что ты была подозреваемой. Подозревать тебя больше нет причин.

— То есть теперь ты можешь быть честен со мной? Слишком поздно, черт побери! — вспылила она. Но сейчас было не до гнева: верх взяло любопытство. — Как это случилось?

— Думаю, самым обычным образом, — усмехнулся он.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

— Моя бабка-англичанка была художницей. Живопись была ее страстью, но она постоянно оставалась недовольной своими способностями. Ее сумел вдохновить один австрийский художник, но надолго он в Англии не остался. Ее учили английские мастера, но она уже давно их превзошла. Поэтому, еще до того, как она достигла совершеннолетия, уговорила свою мать взять ее в путешествие по Австрии, чтобы найти старого учителя. Моя прабабка не возражала при одном условии, что они вернутся в Англию к назначенной свадьбе.

— Она была помолвлена?

— Да. Но она влюбилась в молодого лубинийца, заканчивавшего учебу в Австрии.

— Потому что в Лубинии нет школ?

— Тогда не было. Сейчас есть, хотя университета до сих пор не имеется. Аристократы выписывают наставников или отправляют своих наследников в другие страны. Но Фредерик велел построить школы для простолюдинов. Правда, они в основном пустуют.

• Предыдущая
• 40/64
• Следующая