Последний койот - Коннелли Майкл - Страница 25

• Предыдущая
• 25/103
• Следующая

– Роджер? Это Гарри Босх.

– Привет, старый разбойник. Как поживаешь?

– Отлично. Чем занимаешься?

– Смотрю ящик, как все. А ты?

– Ничем. То есть размышляю. Скажи, ты помнишь Глорию Джеффрис?

– Гло... Черт! Конечно, помню! И сейчас попробую выстроить воспоминания в логическом порядке. Ага! Это та самая дамочка, у которой муж попал в автомобильную катастрофу и обездвижел, верно? – Он вспоминал обстоятельства этого дела так, словно читал один из своих служебных блокнотов в желтой обложке. – Она устала о нем заботиться. Поэтому в одно прекрасное утро, когда он лежал в своей постели и спал, села ему на лицо и не вставала, пока муж не перестал дышать. Она считала, что это сойдет за естественную смерть, но один въедливый детектив по имени Гарри Босх сразу заподозрил неладное и нашел свидетельницу, которой Глория все рассказала. Этот решающий довод помог Босху притянуть дамочку к суду, во время которого свидетельница поведала присяжным, что обвиняемая, по ее же словам, прикончив таким образом мужа, испытала первый в своей жизни оргазм с этим человеком. Ну, что ты после этого скажешь о моей памяти?

– Только одно: она у тебя по-прежнему великолепна.

– Но какого черта ты вспомнил об этой бабе?

– А такого, что сейчас она находится в тюрьме и, между прочим, готовится к досрочному освобождению. Я вот все думал, написал ты туда письмо или нет?

– Как, уже готовится? Вот дьявольщина! Когда же это было – три, четыре года назад?

– Почти пять. Я слышал, что через несколько месяцев она предстанет перед комиссией по досрочному освобождению. Я хочу написать в комиссию письмо, но было бы хорошо, получи они соответствующее письмо и от прокурора.

– Не беспокойся. У меня на такой случай заготовлена в компьютере стандартная форма. Все, что нужно сделать, – это изменить имя, статью уголовного кодекса и вставить пару-тройку конкретных деталей пострашнее. Основу письма составляет сообщение, что данное преступление слишком отвратительно и ужасно, чтобы комиссия могла рассматривать возможность освобождения преступника в указанное время. Очень убедительное письмо, доложу я тебе. Завтра же и отправлю.

– Очень хорошо. Спасибо.

– Знаешь, на месте тюремной администрации я запретил бы давать этим маньячкам Библию. Они, пока сидят, становятся такими религиозными, что чуть ли не на каждом шагу цитируют Священное Писание. Ты, кстати сказать, бывал когда-нибудь на слушаниях комиссии по досрочному освобождению?

– Пару раз.

– Между прочим, там можно с большой для себя пользой провести денек, если есть свободное время и мысли о самоубийстве тебя не одолевают. Как-то раз я просидел там полдня в ожидании, когда начнут рассматривать дело о досрочном освобождении одной из моих... хм... подопечных, которая убивала, копируя Чарли Мэнсона. Когда рассматриваются такие крупные дела, окружная прокуратура предпочитает посылать не письма, а своего человечка. Ну так вот, пока я там сидел, комиссия успела рассмотреть с десяток похожих дел. И все эти бабы цитировали Послание к коринфянам, Апокалипсис, Евангелие от Матфея, святого Павла, Иону – стихи с третьего по шестнадцатый – дескать, Иона то, Иона сё... И ты знаешь, это срабатывает! Старые пердуны, заседающие в комиссии, покупаются на все это дерьмо. Кроме того, старичкам нравится разглядывать этих телок, которые, заламывая руки, взывают к их состраданию. У них, по-моему, от этого даже встает... Ох, что-то я разболтался не по делу. Но ты, Гарри, сам виноват – вызвал меня на этот разговор...

– Извини, если что не так.

– Да ладно... Ну, что нового в мире? Давненько не видел тебя в суде. Есть у тебя что-нибудь по моему профилю?

Босх ждал именно этого вопроса, чтобы ненавязчиво перевести разговор на Арно Конклина.

– Да так, ничего особенного... Кстати, хочу тебя спросить: ты знал Арно Конклина?

– Арно Конклина? Конечно. Между прочим, это он взял меня на работу в прокурорский офис. Но почему ты спрашиваешь?

– Спросил и спросил. Без всякой задней мысли. Я, видишь ли, просматривал старые папки, чтобы освободить место в шкафу, и наткнулся на стопку древних газет, где этому человеку посвящено несколько статей. Я прочитал их и подумал, что речь там идет о тех временах, когда ты начинал работать в офисе окружного прокурора.

– Что ж, Арно по крайней мере старался быть хорошим парнем. Хотя, на мой вкус, в нем наблюдался избыток идеализма и пафоса. Тем не менее в общем и целом он был человеком достойным. Особенно если учесть его попытки усидеть на двух стульях и быть одновременно и законником, и политиком.

Гофф рассмеялся над собственной шуткой, но Босх хранил молчание. Гофф говорил о Конклине в прошедшем времени. Босх почувствовал сдавившее грудь разочарование и понял, как все-таки велико в нем желание отомстить.

– Он что, умер?

Босх прикрыл глаза и дал себе мысленную установку успокоиться. Ему не хотелось, чтобы Гофф подметил в его голосе чрезмерную заинтересованность.

– Нет, что ты, жив. Возможно, я неудачно выразился, но я говорил о том времени, когда знал его и считал хорошим парнем.

– Он где-нибудь сейчас практикует?

– Ну нет. Он уже старик и давно отошел от дел. Раз в год его вкатывают в большой зал, где происходит ежегодный банкет, который устраивает городская прокуратура. Там он лично вручает приз имени Арно Конклина.

– Это еще что такое?

– Кусок полированного дерева с латунной табличкой, который выдается лучшему административному прокурору года, то есть фактически представителю исполнительной власти. Можешь в такое поверить? Этот парень каждый год вручает награду так называемому прокурору, который и в суде-то никогда не бывает. Обычно премия достается главе какого-нибудь подразделения. Уж и не знаю, как организаторы торжества определяют, кто из них лучший. Возможно, тот, кто дальше всех засунул свой нос в задницу окружного прокурора.

Босх рассмеялся. В общем, смеяться было особенно не над чем, просто он испытал большое облегчение при мысли о том, что Конклин жив.

– Ничего смешного, Босх. Напротив, все очень грустно. Административный прокурор, подумать только! Да это же оксюморон, соединение несоединимого – прямо как Эндрю-сценарист или ирландец-трезвенник... Впрочем, меня, кажется, опять понесло. И опять ты, Босх, тому причиной. Зачем вызвал меня на этот разговор?

Босх знал, что Эндрю делит апартаменты с Гоффом, но никогда его не видел.

– Извини, Роджер. Кстати, что ты имел в виду, когда сказал, что «его вкатывают»?

– Ты об Арно? Но его и в самом деле вкатывают в зал, потому что он передвигается в инвалидной коляске. Именно это я и имел в виду. Я же говорил тебе, что он уже старик. Последнее, что я о нем слышал, – это то, что он живет в городском доме социального призрения. Наверняка заведение экстра-класса. Вроде того, что находится в парке Ла-Брю. Я давно уже собираюсь выбрать время и его навестить. Как-никак это он взял меня на работу в офис окружного прокурора. Кто знает, вдруг мне удастся отговорить его выдавать этот нелепый приз?

– Забавный тип... Кстати, я слышал, что его правой рукой всегда был Гордон Миттель.

– Да, Миттель, что называется, цепным псом охранял его дверь. Он руководил его избирательными кампаниями. Между прочим, именно с этих избирательных кампаний и началось восхождение Миттеля. Я рад, что он ушел из криминального права в политику. Это был совершенно беспринципный юрист, который, отстаивая свою точку зрения в суде, мог пойти даже на должностное преступление. Так, во всяком случае, о нем говорили.

– Да, я что-то такое слышал, – пробормотал Босх.

– Что бы ты ни слышал, умножь это на два.

– А ты лично Миттеля знаешь?

– Видел пару раз, но наслушался достаточно, чтобы держаться от него подальше. Кстати, когда я пришел в офис окружного прокурора, он уже уволился. Но слухи о нем долго еще ходили. Поскольку Арно считался преемником Чарлза Стока и все об этом знали, вокруг Конклина вечно плелись какие-то интриги. Ну, кое-кто хотел втереться к нему в доверие и войти в ближний круг. Был один парень, кажется, его звали Синклер, который должен был руководить избирательной кампанией Конклина в соответствии с первоначальным планом. Но однажды вечером уборщица рядом с делами обнаружила у него на столе порнографические снимки. Началось внутреннее расследование, в результате которого выяснилось, что эти снимки были похищены из дела, которым занимался другой прокурор. Синклеру предложили уйти, не поднимая шума. Он потом говорил, что его подставил Миттель.

• Предыдущая
• 25/103
• Следующая