Поэт - Коннелли Майкл - Страница 43

• Предыдущая
• 43/111
• Следующая

Она только рассмеялась, взглянув в мою сторону.

— Мистер Макэвой, мой рост пять футов с половиной, а вешу я сто пятнадцать фунтов. Это вместе с табельным оружием. Неужели вы полагаете, что судья поверит в вашу версию? И неужели вы предпочтете обнародовать в суде то, что я с вами сделала?

Я отвел взгляд и посмотрел в окно. Горничная оставила его открытым. Небо слегка темнело.

— Думаю, вам этого не хочется. А теперь не могли бы мы сэкономить немного времени? Где копии протоколов?

— В сумке с компьютером. Я не совершал ничего противозаконного, получив их, и то, что они находятся у меня, также не есть преступление.

Следовало выражаться осторожнее. Пока я не знал, вышли они на Майкла Уоррена или нет. Тем временем женщина-агент исследовала содержимое моей сумки. Вытащив книгу со стихами По, она недоуменно ее осмотрела, а затем просто бросила томик на кровать. Потом вытащила ноутбук и, наконец, извлекла из сумки стопку копий. Уоррен оказался прав. Действительно, прекрасная внешне. Колючий цветок и в то же время истинной красоты. Моего возраста или, может быть, на один-два года старше. Волосы русые и рассыпаны по плечам. Глаза зеленоватые, пронзительные, создают ощущение твердости. Первые впечатления, интересные и только.

— Взлом, проникновение, вот, собственно, и весь состав преступления, — сказала она. — Дело попало под мою юрисдикцию, как только стало известно о правах бюро на украденные вами документы.

— Ничего я не взламывал и ничего не похищал. Это посягательство, лишь на мои права. Я уже слышал о том, что федералы испытывают комплекс неполноценности, если кто-то делает их работу лучше.

Наклонившись над кроватью, она просматривала бумаги. Затем выпрямилась и достала из кармана пластиковый конверт для вещдоков с единственным листком бумаги внутри. Подняв его повыше, она повернула конверт так, чтобы я мог видеть. Я узнал листок, вырванный из репортерского блокнота. На нем значилось шесть строк, написанных от руки черными чернилами:

Пена: его руки?

После события, как долго?

Векслер/Скалари: автомобиль?

Обогреватель?

Блокировка замка?

Райли: перчатки?

Я узнал свой почерк. Наконец все встало на свои места. Уоррен вырывал из моего блокнота страницы, помечая места вынутых нами папок. Он умудрился вырвать страницу с записями и оставил ее там, вернув папку обратно. Я узнал свои заметки, и, должно быть, Уэллинг увидела это на моем лице.

— Небрежная работа, не так ли? Получив твой почерк и проанализировав его на компьютере, мы получим доказательство. Как думаешь?

Я не мог бы выговорить даже: «Твою мать...»

— Я рассматриваю твой компьютер, эту книгу и блокнот как вероятные улики. Если они в дальнейшем не понадобятся, ты получишь их обратно. А теперь нам пора. Моя машина стоит как раз у входа. Единственное, что я могу для тебя сделать, — это не надевать наручники. Нам предстоит долгий путь до Виргинии, и есть смысл сэкономить немного времени, не попав в пробки. Ведь ты не станешь вести себя плохо? Иначе придется посадить тебя назад с хорошо затянутыми браслетами. Тугими, как обручальные кольца.

Оставалось лишь кивнуть, и я встал на ноги. Изумление все еще не проходило. И я не мог посмотреть ей в глаза. Направляясь к двери, и вовсе почувствовал, как сердце в груди остановилось.

— Эй, каков будет твой положительный ответ?

Промямлив что-то вроде благодарности, я услышал позади тихий смех.

Уэллинг ошиблась. Обмануть дорожные пробки не удалось: вечер пятницы. Большая часть горожан тоже старалась выбраться из города до вечера, и нам пришлось тянуться до шоссе вместе со всеми.

Примерно с полчаса мы не разговаривали, лишь моя спутница ругалась на дорожную сутолоку и красные светофоры. Сидя на месте переднего пассажира, я напряженно думал. Следовало связаться с Грегом Тленном, и по возможности скорее. А им стоило поискать для меня адвоката. Хорошего адвоката.

Очевидно, наиболее быстрый путь к свободе — раскрыть мой источник. Тот самый, что я обещал не раскрывать никогда. Я подумал: что будет, если назвать имя Уоррена? Скорее всего он подтвердит, что я не вламывался в помещение фонда. Заманчивая возможность, но ее пришлось сразу же отвергнуть. Я дал Уоррену слово и буду честен.

Когда мы миновали наконец южные районы Джорджтауна, напряжение потока чуть ослабло и показалось, что вместе с этим расслабилась и моя провожатая. По крайней мере она вспомнила, что в машине есть я. Вытащив из пепельницы белую карточку, она включила свет и прижала листок вверху рулевого колеса, словно собиралась читать во время движения.

— У вас есть авторучка?

— Что?

— Авторучка с чернилами. Я думала, у всех репортеров есть ручки.

— Да. У меня есть ручка.

— Хорошо. Сейчас я прочитаю ваши конституционные права.

— Какие права? Вы нарушили большую их часть.

Она прочитала текст с карточки и спросила, понял ли я. В ответ я пробурчат что-то утвердительное, и она протянула мне карточку.

— Так, хорошо. Теперь возьмите свою ручку и поставьте подпись и дату здесь, на оборотной стороне.

Сделав, как она сказала, я вернул карточку обратно. Подув на чернила, чтобы они быстрее высохли, она спрятала документ в карман.

— Готово дело, — сказала она. — Теперь можем поговорить. Конечно, если вы не хотите вызвать адвоката. Как вы проникли в здание фонда?

— Я ничего не взламывал. Вот все, что могу вам сказать до встречи с моим адвокатом.

— Так ведь вы уже видели мою улику. Или предполагаете настаивать, что это не ваше?

— Могу все объяснить... Видите ли, как я уже сказал, ничего противозаконного совершено не было. Больше ничего сказать не могу, чтобы не раскрывать...

— Старый прием «не-могу-раскрывать-свои-источники». А где вы были сегодня? Вы отсутствовали весь день.

— Ездил в Балтимор.

— И что делали?

— Свои личные дела. Имея копии протоколов, их нетрудно вычислить.

— Понятно. Дело Маккэффри. А вам известно, что вмешательство в ход федерального расследования может повлечь еще одно обвинение?

Я рассмеялся самым язвительным образом.

— Да-а, конечно, — продолжил я со всем сарказмом. — И где оно, ваше федеральное расследование? Если бы не мой вчерашний разговор с Фордом, все сидели бы по кабинетам, считая самоубийц. Хотя таков стиль работы бюро, не так ли? Если идея хорошая — это наша идея. Если дело важное — это наше дело. И одновременно не слышать зло, не видеть в упор его источник, и пусть дерьмо плывет себе по трубам.

— Господи, да кто же это умер, что вы стали таким экспертом?

— Мой брат.

Очевидно, она не подозревала о таком повороте и потому на несколько минут замолчала. Возможно, скорлупа, которой она себя окружила, тоже треснула.

— Мне искренне жаль.

— Спасибо, мне также.

То, что копилось внутри со смерти Шона, снова подступило к горлу, но я проглотил обиду и на этот раз. Не хватало только разделить с ней собственное, все же слишком личное горе. Справившись с эмоциями, решил заговорить о чем-нибудь другом:

— Кстати, вы могли его знать. Ваша подпись стояла на одном документе, присланном ему из бюро.

— Знаю. Но лично мы никогда не встречались.

— А как вы отнесетесь, если я задам один вопрос?

— Спрашивайте.

— Как вы на меня вышли?

Я подумал, не Уоррен ли вывел ее на меня. Если да, то все наши договоренности можно отбросить, а я не хотел бы идти в тюрьму, защищая человека, первым делом сдавшего меня самого.

— Легко. Ваше имя и адрес редакции я получила от мистера Форда. Мне он позвонил сразу после вашей короткой встречи, а я прибыла сюда сегодня утром. Понятно, что следовало позаботиться о сохранности материалов, но с этим я опоздала. Кто-то сработал быстрее меня. Обнаружив листок из блокнота, я смогла выйти на вас.

— Я не вламывался в фонд.

— Ладно. Все служащие отрицали контакт с вами. Факт в том, что доктор Форд особо подчеркнул: он помнит, как информировал вас о невозможности доступа к документам без санкции бюро. Забавно, но вы здесь, причем вместе с этими копиями.

• Предыдущая
• 43/111
• Следующая