Шерлок Холмс и узы крови - Саберхаген Фред - Страница 28

— Уотсон… Вы появились как раз вовремя. Я… был уверен, что… что вы…

— Конечно, конечно. Вам пока нельзя утомляться. Дышите глубже.

— Благословенный дневной свет, — еле слышно прошептал Холмс. — Была минута, Уотсон, когда я испугался, что никогда больше не увижу его.

Ослабевший Холмс не выказал особого удивления при виде Дракулы. Слегка повернув голову, он пробормотал пару слов, и граф спокойно ответил на его приветствие.

Мы ещё не успели вытащить моего друга из ямы, а он уже распорядился тщательно обыскать место его заточения. Холмс хотел найти доказательства того, что якобы утонувшую Луизу Алтамонт хотя бы недолго держали в этой же яме — до похорон и погребения.

— У вас есть причины это подозревать? — спросил я.

— Логика подсказывает такой вывод, Уотсон. Я не мог сам провести поиски. Смотрите внимательно. Быть может, лента или какой-то небольшой предмет туалета…

Мы положили Холмса на старинный пол церкви с остатками средневековой мозаики. Затем я вернулся и обыскал яму, но не нашёл ничего примечательного. Между тем Дракула, орудуя острыми ногтями, как металлическим инструментом, рвал верёвку, связавшую его родственника. При этом он бурчал что-то о спиритических вибрациях, которых я не улавливал своими менее тонко настроенными органами чувств. Графу же они указывали на то, что здесь недавно побывал вампир.

— Нет, — уточнил он, — я полагаю, что здесь побывало два вампира, один из которых — молодая девушка.

Мои дальнейшие поиски могли подождать. Полностью освободив Холмса от пут, Дракула поднял его на руки и понёс в поджидавшую двуколку, где я закутал своего друга в тёплый халат.

Прежде чем мы оттуда уехали, Дракула настоял на том, чтобы водворить на место большую каменную плиту. Он собрал все куски, отломанные от её края, и положил туда же. Теперь было незаметно, что там уже нет пленника. Холмс одобрил эту идею.

С большой скоростью мы вернулись в гостиницу, выбирая, по просьбе Холмса, самые пустынные дороги. Голос моего друга, жадно дышавшего свежим воздухом, был уже не таким слабым. Холмс попросил пока не разглашать, что он спасён.

Когда мы добрались до гостиницы, Холмс уже мог стоять без посторонней помощи. Поддерживая его, мы вошли в здание с чёрного хода. Дракула предложил внести кузена на руках через окно прямо в наши комнаты на втором этаже, но в подобном героическом поступке не было необходимости. Мы попали туда, пройдя по коридорам, где никого не встретили.

Всего через несколько часов еда, питьё и свежий воздух сделали своё дело: Холмс чудесным образом оправился. Правда, он сказал, что ещё ощущает озноб. Сгустились сумерки, и он сидел в своём халате, грея руки над огнём в камине. Когда мой друг закурил ту самую трубку из корня вереска, он согласился поведать нам о том, что с ним произошло на террасе Норбертон-Хаус.

Я вспомнил, что Холмс ещё был на террасе, когда рука вампира нанесла Абрахаму роковой удар, столь же страшный, как удар лапы льва. Мой друг подтвердил, что видел нападение на медиума.

— Но после этого, старина, у меня не было возможности увидеть что-либо ещё. Вы расскажете, что случилось после моего насильственного отбытия?

— Конечно. — Я кратко описал дальнейшие события на террасе и в саду, свидетелем которых явился. Дракула, уже знавший от меня эту историю, тем не менее слушал очень внимательно.

Когда я закончил, Холмс сказал:

— Джентльмены, тут мы имеем дело с двумя вампирами, по моим соображениям, их всего двое. И теперь я уверен, что один из них — несчастная Луиза Алтамонт. — Мой друг бросил взгляд на своего бесстрастного кузена: — Я говорю «несчастная», потому что её привели к нынешнему состоянию не собственный выбор и не всепоглощающая страсть. Молодая женщина стала жертвой умышленного нападения.

Дракула наконец сменил позу, свидетельствовавшую о сосредоточенном внимании.

— А другой носферату? — спросил он. — Тот, который вас похитил?

— Я не сомневаюсь, что именно тот вампир напал и на мисс Алтамонт. Однако позвольте мне рассказать с самого начала историю моего собственного похищения.

Холмс кратко пояснил, с какой целью бросился на террасу по завершении спиритического сеанса:

— Я был исполнен решимости спасти миссис Алтамонт, а также остальных людей, которые не понимали, с каким врагом столкнулись. Я считал, что всем им грозит судьба, постигшая Абрахама Керкалди, а быть может, и что-нибудь похуже.

— И таким образом вы подвергли себя ещё большей опасности, — заметил я.

Холмс только отмахнулся:

— Тот, кто явился незваным на сеанс, действительно мог убить меня на месте — он мог убить всех нас. Но теперь очевидно, что на уме у него было совсем другое — он не собирался просто прикончить тех, кого считал своими недругами.

Затем Холмс довольно подробно рассказал нам, что видел, слышал и чувствовал, когда его схватил и унёс противник невероятной силы.

— Должен сказать вам, джентльмены, что мне не хотелось бы пережить это второй раз. Естественно, моей первой реакцией была попытка сопротивляться, однако она не увенчалась успехом: он захватил обе мои руки своей одной и унёс меня легко, как ребёнка, из Норбертон-Хаус. Поскольку больше не приходилось сомневаться, кем является мой враг, я ужасно испугался, как бы ему не взбрело в голову отведать моей крови…

Холмс сделал небольшую паузу.

— Как вы знаете, при обычных обстоятельствах я не так уж слаб, но с вампиром мне не справиться. Жаль, что неизвестно, кто он такой. Правда, судя по его произношению и по ряду других примет, он явно не англичанин.

— Я рад это слышать, — прошептал я и тотчас же почувствовал на себе взгляд графа Дракулы.

Холмс продолжил свой рассказ:

— Не зная, зачем меня взяли в плен, я ожидал смерти в любую минуту. Понимая, что драться с моим похитителем бесполезно, я попытался воздействовать на него другим способом. Я дал ему понять, что осведомлён о природе вампиров и тайнах их существования. Я надеялся внушить ему, что могу оказаться ему полезнее живым, нежели мёртвым… Однако он проигнорировал все мои попытки.

— Это просто чудо, что вам удалось выжить.

Холмс кивнул, соглашаясь с моими словами.

— Скажу вам, джентльмены, что было бы не так страшно, если бы он заткнул мне рот кляпом или угрозами заставил молчать. Но у меня сложилось впечатление, что ему совершенно безразлично, стану я кричать или нет. Я почувствовал: что бы я ни сказал или ни сделал, это ни в малейшей степени не повлияет на моего похитителя.

Далее Холмс описал, как его принесли на поляну у берега реки. Там его связали по рукам и ногам, швырнули на траву и допросили.

— Я не видел смысла в том, чтобы обманывать похитителя относительно моей личности. Правда, не уверен, что моё имя ему о чём-то говорило.

Полагаю, это столь же сильно уязвило гордость моего друга, как и то, что его унесли, как младенца.

— О чём ещё он вас спрашивал? — осведомился Дракула.

Задал несколько вопросов об Алтамонтах, в том числе давно ли я их знаю. Я отвечал правдиво, так как не видел в этом вреда. Но когда он перешёл к причинам, по которым Эмброуз Алтамонт меня нанял, он усомнился в моих ответах, хотя я по-прежнему говорил чистую правду. Он настаивал на том, что моя настоящая цель в Норбертон-Хаус и во время сеанса заключалась в том, чтобы защищать «сокровище» или «драгоценности» — он повторил эти слова несколько раз. Я упорно отрицал, что мне что-то известно о фамильном сокровище. Признав, что слышал, как призрак в белом говорил о нём во время сеанса, я сказал, что, по моему мнению, его к этому подстрекал новый хозяин. И тут, после того как мой похититель битый час меня расспрашивал, он резко потерял ко мне интерес.

— Потерял интерес?

— Да, — подтвердил Холмс. — Хотя, к несчастью, он обо мне не совсем забыл. Вампир снова взвалил меня на плечо и унёс в лес. Но уже забрезжил рассвет, и это повлияло на его решение отложить дальнейшие расспросы, и у меня появилась надежда, что, по крайней мере, скоро решится моя судьба. Только когда он стал взбираться на склон к заброшенной церкви, я узнал местность. Не сказав больше ни слова, мой враг принёс меня туда и, с лёгкостью подняв каменную плиту, уложил под неё. При этом у меня сложилось впечатление, что я кажусь ему слишком ценным, чтобы прикончить, но вместе с тем он не может придумать, что же со мной делать.