Кружево - Конран Ширли - Страница 11

• Предыдущая
• 11/68
• Следующая

— Мы здесь уже неделю, — сказала Кейт, — и пока что почти не видели Шардена: его квартира в противоположном конце шале, и в нее отдельный вход. Похоже, он живет совершенно иной жизнью, чем школа. Я уверена, что кормят его намного лучше, чем нас: иногда с кухни тянет даже жареной уткой. Нет, мне этот директор определенно не нравится!

— Две девочки из Бразилии пробыли тут уже год, и они говорят, что у него ужаснейший характер, — добавила Пэйган. — И он просто взрывается, если ночью тебя не окажется в школе. Рассказывают, что в этом случае с ним происходит истерика, а провинившуюся выгоняют без разговоров.

Над столом повисла тишина, насыщенная благоговейным страхом. Когда тебя выгоняют из школы, это хуже, чем смерть. Этот позор будет потом тянуться за тобой всю жизнь.

После ужина полшколы набилось в комнатку Кейт, и, пока не выключили свет, все глазели на гардероб Максины. Как только сестра-хозяйка прошла с проверкой, везде ли погашен свет и все ли девочки на месте, Пэйган пробралась из своей мансарды назад в спальню, завернувшись в громоздкое, набитое перьями стеганое одеяло — единственное, чем покрывают кровати в Швейцарии, — в котором она была похожа на сильно располневшего вождя краснокожих. Пэйган забралась на кровать Кейт, в ноги, и три девочки сидели в темноте и шептались далеко за полночь. Максина рассказывала им о своих трех младших братьях и сестрах, оставшихся в Париже. Кейт, которая, как и Пэйган, была единственным ребенком в семье, подумала, что большая семья — это, наверное, здорово. Но школа, в которой училась Максина в Париже, девочкам не понравилась.

— Нам в Лондоне, в «Сент-Поле»[17], тоже задавали столько домашних заданий, часами приходилось их делать, — сказала Пэйган. — Считалось, что на выполнение каждого задания достаточно двадцати минут. И надо было писать в конце работы, сколько времени ты на нее потратил. Естественно, все врали, потому что никто не хотел показаться тупым. Если какое-нибудь сочинение о древнегреческой архитектуре отнимало у тебя три часа, то писали, что оно заняло двадцать пять минут. Все сентполовки врушки, и у всех у них испорченное зрение, потому что им приходилось доделывать что-то под одеялом при свете карманного фонарика.

— Моя мать пожаловалась как-то старшей учительнице, — сказала Кейт, — и та усадила маму на маленький низкий стул, а сама уселась напротив на высоченный начальственный трон и заявила этаким мрачным низким голосом: «Разумеется, Кейт не должна делать уроки в постели. Она должна работать во время обеда, а если совсем не успевает, то уйти из школы».

— Старшая учительница была крупная, высокого роста, настоящая начальница. Она не ходила, а плавала, как корабль. Даже не верилось, что у нее есть ноги, — сказала Пэйган. — Она носила пенсне, волосы укладывала седым пучком и всегда была одета в старомодные оранжевые свитера, и без бюстгальтера: это было очевидно, но никто не осмеливался замечать. Кто-то прозвал ее «Занудной богиней». Она вечно отчитывала нас громким низким и величавым голосом. Однажды я заняла второе место на конкурсе чтецов только потому, что передразнивала ее. Я боялась, что меня разругают в пух и прах за наглость, но все сделали вид, что не обратили внимания. Мне сказали, что я подаю надежды.

— А зачем же мама отправила тебя в эту школу, если она даже сама боялась директрисы? — спросила Максина.

— Не директрисы, а старшей учительницы, — ответила Кейт. — Меня послали туда потому, что отец хотел… чтобы у меня было все самое лучшее.

Отец Кейт хотел, чтобы его дочь получила такое образование, которого не было у него самого. Он где-то вычитал, что в школе «Сент-Пол»

учатся дети из королевской семьи; поэтому-то Кейт и отправили в эту школу. Отец Кейт всегда стремился иметь все самое лучшее, и поэтому ее мать и требовала всего самого лучшего, даже когда делала покупки. Если она покупала сливы, то непременно спрашивала продавца: «А это самые лучшие?» Если покупала стулья, то тоже спрашивала: «А какие из них самые лучшие?» Если покупала платье, то никогда не могла сама решить, какое ей больше к лицу, обязательно спрашивала продавца: «Какое лучше?» — и тот, естественно, указывал на более дорогое; но это всегда одобрялось дома, потому что чем дороже стоит, тем оно, следовательно, лучше.

Королевская семья производила большое впечатление и на мать Кейт, из-за чего та старалась одеваться, как королева. Спокойных тонов и солидного покроя одежда, в которой ходила Кейт, покупалась только в магазине «Дебенхэм и Фрибоди», потому что там же приобретали одежду для маленьких принцесс и на коробке этого магазина красовалась надпись: «Поставщики Ее Величества». Кейт от всей души ненавидела этот магазин с его колоннами и мраморными холлами, по которым гуляло эхо, с его старомодными, изысканно вежливыми продавцами и продавщицами, этими благородными старыми девами, лучшие дни которых остались уже в прошлом. Она бы предпочла покупать дешевую хлопчатобумажную одежду в «Селфридже», как это делали все другие девочки.

Мать Кейт стремилась к тому, чтобы у них в доме, в Гринвэйсе, тоже было только все самое лучшее. В доме стояли тоже очень дорогие старинные вещи, но почему-то, при резных стульях, парчовых диванах и тяжелых атласных занавесях, их дом не отличался той непринужденной внешней элегантностью, которой обладала, например, квартира матери Пэйган в Кенсингтоне, хотя там стояла простая мебель, привезенная из их деревенского дома, а каждая вещь была пусть не новой, но интересной и очень подходила к своему месту. Некоторые фарфоровые вещицы были с трещинами и выбоинами, но если ваша семья пользовалась ими на протяжении ста пятидесяти лет, то ведь это же совершенно естественно, не правда ли?

Кейт ненавидела чопорное совершенство дома в Гринвэйсе. Деревья и кустарники, которыми была обсажена подъездная дорога, по ночам ярко освещались: отец считал, что это выгодно оттеняет обрамленный колоннами парадный холл и придает дому особый стиль В самом доме, на первом этаже, кресла, диваны и столы были слишком большими, а картины и абажуры — чересчур маленькими. Столовая была отделана пластмассой под дерево, а люстра представляла собой несколько концентрических кругов, на которых размещались сделанные «под свечи» лампочки, накрытые колпачками «под пергамент». Жилые комнаты на втором этаже были на удивление голыми и холодными. В конце концов, туда поднимались только для того, чтобы проспать ночь, и потому отец Кейт не видел смысла тратить на эти комнаты деньги.

В школу Кейт возили на отцовском «Роллс-Ройсе». Эта машина со своим шофером сразу же резко отделяла Кейт от одноклассниц. У них не было своего платья на каждый день недели, они приезжали в школу на метро или на автобусе. Кейт всегда просила, чтобы шофер высаживал ее в самом начале улицы, и проходила остаток пути до школы пешком. Об этой уловке знали все, но ее одноклассницы считали, что она поступает правильно: нечего задаваться и выпендриваться. Задавачество считалось в школе самым тяжелым преступлением.

К сожалению, отец Кейт очень любил повыпендриваться. Когда к Кейт приходили домой ее школьные друзья, он демонстрировал им свои автомобили, предлагал угадать, сколько он заработал в прошлом году или что приобрел на прошлой неделе. А после их ухода непременно беседовал с Кейт, растолковывая ей, кого из ее друзей предпочел бы он сам. В конце концов Кейт перестала приглашать кого-либо к себе домой. Она начала проводить время у Пэйган, там обедала — Пэйган была тоже одинока, потому что другие девочки считали ее странной. Для девочки того возраста, в котором уже была Пэйган, да еще происходившей из приличной семьи, было необычным и безразличие к своему внешнему виду, и равнодушие к тому, что думают о ней другие. Пэйган, со своей стороны, не скрывала, что считает прилежных и послушных учениц школы «Сент-Пол» столь же скучными и занудливыми, как верховую езду по пыльным лондонским паркам в сравнении со скачкой по болотам Корнуолла, когда волосы развеваются сзади на соленом ветру.

• Предыдущая
• 11/68
• Следующая