Адвокат - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 43
- Предыдущая
- 43/49
- Следующая
Сергея просто корежило от противоречивых чувств. С одной стороны, он очень хотел, чтобы Олег поскорее вышел из «Крестов», потому что Званцев был, пожалуй, единственным человеком, которому он мог попытаться рассказать все. Но Катя… Как же быть с ней?
«Во что же мы влипли с вами, ребята…» Он забылся тяжелым сном лишь под утро. И почти сразу его разбудил телефонный звонок. Тряся тяжелой головой от выкуренных за ночь сигарет, Сергей снял трубку и разбитым голосом сказал:
— Да, слушаю.
— Это Катя. — Ее голос тоже был полон бесконечной усталости.
— Что случилось, родная? Ты решила сократить сроки?
— Нет, — Катя не приняла шутки. — Я по другому поводу. Сегодня в двенадцать выпускают Олега. Следователь все-таки принял решение об изменении меры пресечения…
Челищев нашарил последнюю сигарету в пачке и закурил. С минуту оба молчали. Потом Сергей спросил:
— Ты… знала?… Когда срок назначала? Знала?
— Нет, Сережа, не знала… Но какое это теперь имеет значение…
День выдался не по-декабрьски солнечным и светлым. На набережной у «Крестов» было многолюдно. У «Крестов» всегда много народа — кто передачи принес, кто кричит, переговариваясь с теми, кто сидит. Но в этот день у следственного изолятора творилось настоящее столпотворение — не меньше десяти иномарок дополнялись «девятками» и «восьмерками». Окруженная свитой «быков», с огромным букетом роз напротив проходной стояла Катя. Челищев придерживал ее за локоть и старался не видеть заплаканных Катиных глаз. Несмотря на многолюдность, было почему-то тихо, смолкла даже «голосовая почта»… Сергей смотрел на двери тюрьмы и думал о том, сколько уже десятилетий подряд каждый день к этим воротам приходят люди — чтобы встретить родных, друзей и любимых… А сколько из тех, кто приходил встречать, так никого и не дождались… От грустных мыслей его оторвал знакомый веселый голос:
— Ну вот и свиделись!
Званцев был в той же кожаной куртке, в какой Сергей видел его последний раз. Он мало изменился, разве что побледнел да морщин вокруг глаз прибавилось… Катерина на деревянных ногах качнулась к Олегу, отдала ему букет, а потом вдруг страшно, в голос, зарыдала… И братва вокруг сразу же, как по команде, весело загомонила, задвигалась. Каждый старался протиснуться к Олегу поближе, хлопнуть его по плечу или пожать руку. Олег улыбался, пожимал протянутые руки, левой рукой прижимая к груди рыдающую жену. Наверное, он считал, что это — слезы радости… И кто знает, ошибался он или нет… Кто из мужиков может понять женские слезы? Разве что «голубые»…
— Серега, здорово, братишка! Ух ты, какой стал, я тебя и не узнал сразу… Говорят, на Адвоката уже откликаешься? Братишка ты мой!
Сергей глянул в радостные глаза Олега, шагнул ему навстречу, и Олег обнял его правой рукой, продолжая левой прижимать к себе ревущую Катерину. Они долго стояли так, обнявшись втроем, а вокруг гомонила братва.
Наконец Катерина немного успокоилась и оторвала от груди Олега свое зареванное лицо:
— Олежа, ты, наверное, голоден? Олег расхохотался:
— Свобода, Катенок, свобода! Десять минут свободы заменяют килограмм сметаны!
Званцев обернулся к Челищеву и, улыбаясь, спросил:
— Ну, что молчишь, братишка?… День-то сегодня какой?!
Сергей, пряча глаза, ткнулся лбом в плечо Олега и тихо сказал ему:
— Я рад. Рад, что все кончилось!
— Кончилось? — Олег заразительно расхохотался. — Все только начинается, Серега. Теперь, когда мы все вместе, — такое замутить можно… К Званцеву протиснулся Толик-Доктор:
— Босс, наши «Венецию» сняли, хань готовится.
Олег нетерпеливо отмахнулся:
— Да какая «Венеция», я тюрягой не сквозь пропах!… Но Катерина негромкой фразой остановила его:
— Насчет «Венеции» Виктор Палыч распорядился… Сам туда к половине четвертого подъедет… Улыбка Званцева немного увяла, он вздохнул и кивнул головой:
— Ладно, тогда поехали домой — мыться, бриться, переодеваться. Серега, не прощаюсь, увидимся в «Венеции». Братва, спасибо за встречу, через три часа жду всех!
Званцев взял у Катерины ключи от «мерседеса», подкинул их на ладони, подошел к машине, любовно погладил стойку и сел за руль. Как только Катя села рядом, «мерседес» взвизгнул покрышками и рванул по набережной. Так же быстро и с теми же повизгиваниями колес моментально разлетелась братва. Из встречавших Званцева перед «Крестами» остались лишь Сергей и два адвоката Олега — Бельсон и Сергеев. Ухоженные и респектабельные адвокаты производили впечатление родных братьев, хотя один был кучерявым брюнетом и евреем, а второй — лысым и русским. Сергеев посмотрел вслед умчавшимся машинам и с легкой обидой в голосе сказал:
— Вот она, человеческая благодарность — им не до нас… А ведь вроде бы поработали мы славно… Бельсон усмехнулся и взял Сергеева под руку:
— Да брось ты кукситься… Поехали, опрокинем по граммулечке… Не желаете с нами, коллега?
До Челищева не сразу дошло, что вопрос адресован ему.
— А? Нет, спасибо… господа. И раскланявшись с адвокатами, Сергей медленно пошел к своему «вольво».
До начала банкета в «Венеции» Челищев бесцельно кружил по городу, непрерывно курил и терзался одной-единственной мыслью — что происходит сейчас между Катей и Олегом? Он сам не заметил, как вырулил на Кировский, и лишь потом, поняв, что едет к их дому, выругался и развернул автомобиль.
В «Венеции» собрались все «сливки» бандитского Петербурга — Миша Стреляный со своей свитой, Ледогоров, братья Рыбаковы, бывший вор в законе Слава Поленников (с одноименным погонялом — Полено), братья Ивановы, Азамат, Ноиль-Белый, Саша Кучерягин и многие, многие другие. Все чувствовали себя уверенно и комфортно — мужчины в дорогих костюмах и золотых цепях, женщины — в мехах и бриллиантах. Когда приехали Олег с Катериной, Сергей уже толкался среди встречающих, пожимал руки и, так сказать, общался. Не успели Званцев с супругой войти в зал — цыганский хор грянул древний «хит»: «К нам приехал наш любимый Олег Андреич дорогой». Пока Олег выпивал поднесенную рюмку водки, Челищев впился глазами в Катино лицо. Но по нему ничего нельзя было понять: было у них что-то с Олегом — не было… Рассаживались долго, и официанты сбились с ног, отодвигая и придвигая стулья. Челищеву досталось место между Катей и Стреляным. Правее от Кати сидел Олег, а дальше один стул был свободен — он явно предназначался Антибиотику, который появился ровно в половине четвертого — одновременно с боем часов…
Тостов было много — за дружбу, за верность, за тех, кого ждут, и за тех, кто ждал… Сергей опрокидывал в себя рюмку за рюмкой, опьянеть никак не мог и все пытался поймать Катин взгляд, чтобы попытаться прочесть в нем ответ на мучивший его вопрос. Но Катя от него все время отворачивалась. Сергей начал заводиться и получил под столом легкий толчок коленом — мол, уймись, прошу тебя, люди же кругом… Примерно через час после начала обеда слово взял Антибиотик. Когда он встал, держа в руке бокал своей любимой «Хванчкары», стало очень тихо. Виктор Палыч обвел глазами присутствующих и негромко начал:
— Есть одна старинная французская легенда: злая девушка сказала парню, который был в нее влюблен: «Иди, вырви сердце у своей матери и принеси мне. Докажи мне свою любовь!» И он пошел, убил мать и взял ее сердце. Но когда бежал со своим подарком к возлюбленной, споткнулся и упал. А материнское сердце и говорит: «Не больно ли тебе, сыночек, не расшибся ли ты…» Понял парень, что истинная любовь была лишь у той, которую он убил, — у матери, зарыдал, пошел и утопил свою жестокую красавицу… Так выпьем же за истинную любовь и дружбу, за наше братство, за то, чем мы сильны, за бескорыстную помощь и поддержку друг другу всегда и всюду!
Зал зашумел от странного тоста Антибиотика. Сергей почувствовал, как напряглась Катерина, увидел недоумевающий взгляд Олега, обращенный к Виктору Палычу. А Антибиотик, выдержав театральную паузу, наклонился к Олегу, чокнулся с ним, потом с Катериной, неожиданно улыбнулся и крикнул:
- Предыдущая
- 43/49
- Следующая