Адвокат - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 45
- Предыдущая
- 45/49
- Следующая
— А я тебе не курьер, чтобы передавать. Отмечай мне пропуск, Степа, и не дури. Я уже два с половиной часа как задержанный… Не нарывайся на неприятности! Я все же адвокат…
— Ну-ну, иди, Робин Гуд херов!… Только я тебе на прощание одну вещь скажу, чтобы ты так не радовался. Помнишь, ты просил меня о Михаиле Касатонове справки навести? О пареньке, которого взяли по делу твоих родителей? Так вот — он состоял в группировке твоего Званцева, конкретно — под Винтом ходил.
— Врешь! — Челищев, забывшись, схватил Маркова за грудки, но тот с силой отбросил его руки. — Я тебе не верю, Степа, ты это специально так говоришь, от злости!
— Верить или не верить — это ваше право, господин Челищев. Я вам все сказал! Пропуск вам сейчас вынесут и до постового проводят.
Марков, не прощаясь, повернулся и пошел к своему кабинету.
Выйдя из Большого дома, Сергей долго ловил машину и, поймав, поехал обратно в «Венецию». Но ресторан был закрыт, все гости уже разошлись. Сев в свой автомобиль, Челищев рванул на Петроградскую, к Катерине. Она, конечно; не спала, ждала… Кого она ждала? Наверное, обоих.
— Ты… — Катя отступила в прихожую, пропуская Сергея в квартиру. — А где Олег? Что с ним? Челищев вздохнул:
— Ему предъявили обвинение по новому эпизоду… В ОРБ страхуются, видно, догадывались, что могут выпустить… Катя прошла в гостиную и опустилась на диван.
— Господи, как я устала от всего этого… — И она спрятала лицо в ладонях.
Сергей сел рядом, стал легонько поглаживать Катю по волосам. Постепенно его поглаживания становились все более сильными, он начал нежно целовать ее лицо. Она не сопротивлялась, но оставалась напряженной. Рука Сергея проскользнула в вырез Катиного халата, и ее грудь легла в его ладонь. Катерина застонала, раскрыла губы навстречу Сергею, и началось безумие… Первый раз Челищев вошел в нее прямо на диване, даже не успев толком раздеть Катерину. Она стонала, выгибалась под его руками, и оба они кончили очень быстро, почти одновременно. Катя закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Плечи ее судорожно вздрагивали. Она не сопротивлялась, когда он ее раздевал. А когда он, сбросив с себя все, понес ее в ванную, она обхватила его шею и начала его исступленно целовать. Вышли они из ванной нескоро, и Сергей искренне надеялся, что их крики и стоны не переполошили соседей и те не стали вызывать милицию, решив, что за стенкой кого-то убивают. Никогда еще ни с одной женщиной Сергею не было так хорошо, да, пожалуй, слово «хорошо» не могло передать и сотой доли переполнявшего его восторга. Сергей отнес ее в спальню, положил на кровать и начал целовать Катин живот, опускаясь все ниже, пока она снова не начала постанывать и двигать бедрами в такт движениям его языка, а потом она почти закричала, дернулась и быстро нашла своим ртом изнемогающую плоть Сергея, и он, кончая, перестал воспринимать действительность, словно распался на миллиарды частиц… Ощущение блаженства было настолько сильным, что где-то рядом замаячил призрак смерти, но Челищеву было не страшно, и когда сознание стало понемногу возвращаться, он застонал обиженно, потому что хотелось ему навсегда остаться там, где он только что побывал, а возвращаться в реальный жестокий мир было больно до слез.
Очнувшись, Сергей увидел, что Катя лежит навзничь на скомканной простыне и то ли смеясь, то ли плача бормочет что-то странное, словно в трансе:
— Бог троицу любит, воистину говорят: Бог троицу любит… Он привлек ее к себе, поцеловал и тихонько спросил:
— Какую троицу, о чем ты, ненаглядная моя?
Катерина встрепенулась, словно отходя от сна, и, смутившись от того, что Сергей подслушал ее мысли, спрятала лицо у него на груди.
— Да это я так, о своем…
Но Сергей не отставал, продолжая расспрашивать, и тогда она, глубоко вздохнув, ответила:
— Ты, Сереженька, третий мужчина в моей жизни. И никогда до этого мне не было так… Я чуть до обморока не дошла с тобой. Вот потому и подумалось мне, что — правду говорят — Бог троицу любит…
Упоминание о других мужчинах когтем ревности царапнуло по сердцу Челищева, но он постарался скрыть эти чувства, пошел искать в брошенной на полу в гостиной одежде сигареты. Закуривая, он с горечью подумал о том, что в любви Господа к их троице — к нему, Кате и Олегу — имеются серьезные сомнения. Миг счастья короток, и никому еще не удавалось надолго задержаться на его пике…
Они молча курили, и на языке у обоих вертелся один и тот же вопрос. Сергей не выдержал первым:
— Катюшка, любимая, а дальше-то что? Что делать-то будем?
Она вздрогнула от вопроса, которого ждала, зябко повела плечами и нашла рукой его ладонь.
— Не знаю, хороший мой, не знаю… Ты для меня как стихийное бедствие, горюшко ты мое. И так все сложно было, а сейчас — совсем не знаю…
Сергей загорячился, он всегда любил быстрые решения, ждать для него было мучительнее всего.
— Катя, посмотри, чем мы занимаемся… Зачем? Жизнь-то ведь проходит, мы уже не дети, свистит мимо, не останавливается, а ведь, вроде, только вчера в универ поступали… Давай все бросим, уедем, начнем все сначала, мир большой…
Катя улыбнулась грустно, и было в этой улыбке сразу все — и материнская доброта, и сестринская тревога, и сладкая горечь желанной любовницы:
— Торопыга ты мой… О чем ты говоришь… Куда нам уехать? Найдут… А если даже не найдут — ты что, считаешь, что Олега можно вот так бросить? Да и ребята некоторые — не все, конечно, но есть такие, — они, как дети, пропадут совсем без нас, их в пять минут разменяют. А они нам верят — и мне, и тебе теперь, между прочим! И еще есть обстоятельства, которые меня в этой стране держат.
Только ты меня сейчас об этом не спрашивай, ладно?
Сергей прижался к ее груди лицом и прошептал:
— Я люблю тебя, Катенька моя… А ты? Катерина ответила ему поцелуем, и они снова начали ласкать друг друга, но на этот раз нежно и осторожно, без прежней ненасытной жадности…
Под утро, уже собираясь уходить, Сергей вздрогнул, вспомнив брошенные ему в лицо слова Маркова. Вероятно, он и не забывал о них, они глубоко засели в подсознании, словно заноза.
— Катя, слушай, я спросить тебя хотел… Ты такого Мишу Касатонова не знала случайно?
— Нет, — Катерина подняла на него удивленные глаза. — А кто это?
— Да так, — замялся Сергей, — браток один. Говорят, крутился когда-то в нашей команде.
— Никогда про такого не слыхала, — Катя говорила искренне и убежденно. — Знаешь, сколько разной молодежи крутится, туда-сюда переходят… Я их и не упомню всех. А зачем он тебе?
— Да нет, ерунда, — облегченно выдохнул Сергей. — Не знаю, почему даже вспомнилось… Он долго целовал Катю перед уходом, пока она не оторвалась от него сама:
— Поздно уже. Вернее, рано… Скоро за мной Доктор приедет. Иди, хороший мой, поспи хоть немного. Завтра увидимся… Вернее, уже сегодня…
Из Катиного подъезда Сергей вышел, покачиваясь, как пьяный, хотя весь хмель из него давным-давно вышел. Его качало от счастливой блаженной усталости, он не чувствовал ног… Наверное, потому и не увидел, что в глубине двора-колодца в неприметной «шестерочке» сидел Гусь, смотрел на него воспаленными прищуренными глазами и улыбался…
В середине следующего дня Сергей решил нанести визит Виктору Палычу — обсудить создавшееся после нового задержания Олега положение. К кабачку «У Степаныча» он подъехал без предварительного звонка, решив скоротать время за обедом, если не застанет Антибиотика сразу. Посетителей в кабачке не было — Степаныч решил устроить санитарный день. За столиком у двери в отдельном кабинете сидел Гусь, который, увидев Челищева, встал и закрыл собой проход. Сергею сразу не понравилась пакостная улыбочка, появившаяся на лице Гуся. Но счастливое блаженство минувшей ночи еще не ушло, поэтому Сергей решил, что называется, не заводиться.
— У себя? — спросил Челищев, кивнув на дверь в кабинет.
— А че надо-то? — Гусь явно напрашивался на ссору, но Сергею она была вовсе ни к чему. Чувствуя, однако, как против его воли гнев начинает гнать в кровь адреналин, он постарался ответить как можно спокойнее:
- Предыдущая
- 45/49
- Следующая
