Ты против меня (You Against Me) - Даунхэм Дженни - Страница 40

• Предыдущая
• 40/66
• Следующая

У двери сидела собака. Большая, с грозной мордой и кривыми, как у ковбоя, лапами. Поводок был привязан к перилам и натянулся. Элли прижалась к дверям.

Только бы не набросилась. Только бы не укусила.

Из газетной лавки вышел мужчина со свернутой газетой под мышкой. Рассмеявшись, он похлопал собаку по боку и произнес:

– Да он тебя не обидит, девочка.

Но стоило ему отвязать поводок, как собака начала принюхиваться – сначала понюхала круассан, потом у Элли между ног и ее пальцы. Элли замерла, а мужчина, по – прежнему улыбаясь, проговорил:

– Да он у нас добрый, хоть и большой.

Почему он думает, что это нормально – вот так позволять своей собаке ее обнюхивать? Она поспешно перешла на другую сторону улицы. Загудел клаксон. Люди вдруг словно повылазили из всех щелей: один мужчина принялся выкладывать газеты на прилавок, другой что-то выкрикнул из раскрытого окна. Сработала сигнализация, а вдалеке запела женщина. Но все это происходило словно в замедленной съемке, как будто мир затянуло патокой.

В нее вдруг врезался какой-то мальчишка. Ботинки, джинсы, кофта с капюшоном, руки в карманах. Он шел быстро, торопливо удаляясь от нее, но все же она не рассчитывала никого встретить. Когда она вышла из дому, мир казался пустым, а теперь вот снова был полон людей.

А если представить себя на месте Карин? Что, если бы она оказалась здесь и…

Нет, нет, хватит думать о Карин! Элли попыталась вспомнить медитацию, которой училась после того, как ее укусила собака в Кении и все подряд пялились на ее шрам. Надо было закрыть глаза и попросить у Вселенной сил. Представить себе белого тигра на железной горе, пылающего красного феникса, плывущую голубую черепаху и зеленого дракона в лесу.

Но когда у тебя глаза закрыты и ты думаешь о драконах, трудно идти по улице. А если открыть, сразу видишь кучу дерьма – окурки, раздавленную жвачку на тротуаре, гонимый ветром мусор.

Мой брат невиновен. Вот это медитация получше. Пробормотав эти слова себе под нос пару раз, она пошла дальше с опущенной головой. Сработало, но ненадолго. Она все время вспоминала, как Том расколотил бутылку. А стоило этим мыслям проникнуть в голову, как за ними просочились и другие: Том и его друзья, только что из паба; Карин, пьяная, на кровати; трое ребят, окружившие кровать кольцом. «Что вы делаете?» – спросила Элли. Да так, ничего, прикалываемся.

У электрических ворот Элли нащупала кнопку. Ворота открылись. У двери она стала искать ключ. Войдя в дом, прислонилась к стене в коридоре, досчитала до пядесяти, пошла на кухню и закрыла ставни. Налила в чайник воды. Испугалась, что кофе кончился, но нет – свежая пачка нашлась в холодильнике на нижней полке. Взяла тарелку для круассана – свою любимую, с якорями и белыми парусниками. Сделала кофе и села за стол. Кофе был горячим, а первый кусочек круассана – сладким и чудесным. От такого сочетания она заплакала.

В дверях возник Том. Элли чувствовала, что он там стоит, и знала, что надо перестать плакать. Босиком он зашел на кухню и сел рядом с ней на корточки.

Я боюсь тебя, подумала она, вытерла глаза рукавом и постаралась не смотреть на него. Но он взял ее за подбородок и повернул ее лицо к своему. Его щеки горели, как будто внутри пылал огонь.

– Ты где была?

– В булочной.

– Не рановато?

Она показала круассан на тарелке:

– Видишь?

– А мне ничего не принесла?

– Нет.

– Почему? – Он улыбнулся, но только губами. – Ты что, меня больше не любишь?

Он не шутил. Он говорил серьезно. Как будто раньше эти слова прятались под полом, а теперь показали свою страшную морду. Элли не знала, что ответить, не знала даже, ждет ли он ответа.

– Фредди тебя вчера утром видел, – продолжал он. – Рано, часов в шесть.

– Я гуляла.

– Где?

Ее сердце в груди заколотилось. Она прошла через весь город к дому Карин и Майки с одной лишь целью – посмотреть на окна, попробовать угадать, в какой квартире они живут.

– Нигде. Просто гуляла.

Он замолчал. А потом проговорил:

– Почему это мне кажется, что ты уже не на моей стороне? – Потом развернулся и медленно подошел к двери, постоял там секунду и снова повернулся к ней: – Прошу, не бросай меня.

Занавески развевались, как паруса. Солнечные зайчики прыгали по ковру. Том лежал на кровати с закрытыми глазами и слушал айпод. Элли стояла на лестнице и смотрела на него. Он выглядел совершенно обычно – обычный парень в обычной комнате. Ни замков, ни полицейской ленты, ни распахнутых дверей.

Том Александр Паркер, с ним рядом она выросла… неужели он допустит, чтобы случилось ужасное?

Он, должно быть, почувствовал, что Элли наблюдает за ним, потому что резко выпрямился и взглянул ей прямо в глаза. Потом снял наушники:

– Что?

– Ничего.

– Ты что стоишь и таращишься? Хочешь меня напугать?

– Ужин готов. Мама велела тебя позвать.

Элли встала на колени у собачьей корзинки, погладила ее мордочку, заглянула в подернутые молочной дымкой глаза и проговорила:

– Ну, как ты, моя старушка?

– Элинор, – скомандовал отец, – вернись за стол и оставь собаку в покое.

Она подчинилась. Мать поставила на стол поднос с бараньими отбивными, и Том наколол на вилку сразу две. Затем мать достала из духовки горошек и морковку и переложила их в миски. Том положил отбивные отцу. Мать поставила овощи на стол, и Том взял себе порцию. Обернув руку полотенцем вместо рукавички, мать достала из духовки противень с запеченным картофелем.

– Мятный соус будет? – спросил отец.

– Конечно, сейчас.

– А подливка?

– И подливка.

Отец постучал по столу кончиками пальцев, чтобы привлечь внимание Элли.

– Не хочешь помочь матери? Или так и будешь сидеть?

– Видимо, – проговорил отец, – мы прежде всего должны понять, что у этой девушки серьезные проблемы с психикой, раз она выдумала такое. Она из очень бедной семьи – мать-одиночка на пособии с тремя детьми, никаких перспектив. Неудивительно, что она запала на Тома.

Том согласно помахал вилкой, на которую была насажена отбивная:

– Да у нее челюсть отвисла, когда она увидела наш дом.

Его рот был весь в блестящем жире, пальцы тоже. Он рвал мясо с кости зубами, как будто не ел уже несколько дней.

– А чем вас кормили в тюрьме? – спросила Элли.

– Не хочу вспоминать.

– Что, даже хуже, чем школьные обеды?

Том уставился на нее:

– Ты слышала, что я сказал?

– Три раза кормили или один?

– Элли, я не в настроении.

– А ты в общей камере сидел или в одиночке? Отец со звоном швырнул вилку:

– Ну, хватит! – Подливка разбрызгалась по всей скатерти. – Не можешь вести себя нормально – иди в свою комнату! Что с тобой, Элинор?

– Только тарелку убери, пожалуйста, в посудомоечную машину, – тихо проговорила мать.

Элли отодвинула стул, встала и вышла в сад.

Запах травы теплым апрельским днем был прекрасен. Элли легла на лужайку на живот и погладила травку. Это напомнило ей, как они ездили в отпуск с палатками: трава у моря была соленой на вкус, а они с Томом лежали в дюнах и гоняли жуков, пальцами мешая им бежать.

Мать вышла из дома и села рядом:

– Почему ты делаешь все, чтобы разозлить брата? Элли перевернулась на спину и положила руки под

голову, как подушку.

– Мам, скажи, папа – любовь всей твоей жизни?

– Конечно. – Мать слегка нахмурилась.

Дом за ее спиной был похож на шикарный торт на светло-зеленой лужайке. В окнах отражался солнечный свет, словно за каждым стеклом пылали пожары.

– Элли, поговори со мной, пожалуйста. Последние несколько дней ты совсем притихла.

Но как прикажешь говорить с собственной матерью о том, о чем нельзя говорить?

– До того, как познакомиться с папой, ты чем занималась?

– Была секретаршей, ты же знаешь. – Она улыбнулась, вспомнив о прошлом. – Папа в первый же день знакомства пригласил меня на свидание. Я уже встречалась с другим и отказалась, но каждый раз, когда он приходил к нам в офис, он снова приглашал меня. Настойчивый был парень. Однажды вечером подкараулил меня у лифта и проследил за мной до дома.

• Предыдущая
• 40/66
• Следующая