Волчья Радуга - Жаринова Елена - Страница 3

В полчетвертого, когда мать с дочерью уже начали волноваться по поводу пропавших родственников, раздался наконец долгожданный звонок в дверь. Галина Андреевна в желтой атласной блузе, выпущенной поверх черных брюк, поправила перед зеркалом прическу и пошла открывать, Катя выглянула из комнаты. Но на пороге оказались вовсе не Дмитрий Павлович с бабой Игрой, а Лев Михайлович Кентлер собственной персоной.

— Здравствуй, Галочка, — сказал он, замявшись на пороге и протягивая ей букет роз в шуршащем целлофане. Галина Андреевна машинально приняла цветы, уступая мужу дорогу в дом.

— О, да у вас праздник, — произнес Лев Михайлович, учуяв дивный запах курицы в кисло-сладком соусе, доносящийся из кухни. — Гостей ждете?

— Да нет, каких гостей, — смущенно отвечала Галина Андреевна и вдруг, вспомнив, что она с мужем в жуткой ссоре, набрала в легкие побольше воздуха, метнула из глаз молнию и металлическим тоном поинтересовалась, набрасывая на дверь цепочку:

— А вы, собственно, по какому вопросу?

— А я, собственно, поговорить, — кротко отозвался Лев Михайлович.

— Нам не о чем говорить! Все, что нужно, я тебе уже сказала. И вспомни, что ты мне ответил! И как после этого ты посмел явиться сюда и устраивать здесь сцены?

— Но, Галочка, во-первых, я ничего такого тебе не сказал, — Лев Михайлович расстегнул пиджак и присел на краешек стула в прихожей. — А во-вторых, я совсем не устраиваю сцен. Напротив, это было бы нежелательно. И если ты сейчас не в настроении…

— Я в настроении! Я в прекрасном настроении! — Катя даже из-за поспешно закрытой двери слышала, как мать набирает обороты. — Точнее, была в настроении, пока ты не пожаловал. У нас, действительно, семейный праздник, на котором ты, извини уж, лишний! А сейчас приедет мой муж, и я не думаю, что он будет тебе рад.

— Галочка, опомнись, — слышала Катя усталый голос отчима, — какой муж? Я твой муж. Надеюсь, мне пока не надо предоставлять тебе об этом письменную справку?

— Надо будет, и представишь, — заявила Галина Андреевна.

Тут вновь послышалась трель звонка.

— Ага! — торжествующе сказала Галина Андреевна, распахивая дверь, откуда в прихожую, с трудом волоча два необъятных чемодана, ввалился Дмитрий Павлович, за которым семенила низенькая, сухонькая баба Вера. Дмитрий Павлович дыхнул на присутствующих сочной смесью перегара и привокзального пирожка с мясом и ступил на сцену.

Дмитрий Павлович Астахов, замечательный Катин папа, был неординарной личностью. Даже слишком неординарной, в чем, собственно, и состояла причина его несовместимости с семейным укладом жизни. Психолог по образованию, поэт и артист по призванию, он всю жизнь искал себе место под солнцем. Да такое, где его многочисленные таланты не покрывались бы пылью, а сверкали золотой россыпью. Он поменял множество работ, от методиста во Дворце пионеров до режиссера в областном театре самодеятельности, издал за свой счет две брошюрки любовной лирики с посвящениями соответственно: «Гале» и «Галине». Это отнюдь не было насмешкой, так как жену он любил гак же самозабвенно, как стихи, шумные компании, хороший коньяк и прогулки по ночному городу. Но, к сожалению, его любовь относилась скорее не к самой Галине Андреевне, преподавательнице английского в средней школе и яростной противнице любой нестабильности. Он любил некий символ, Прекрасную Даму, которую разглядел когда-то в пышноволосой студентке иняза, и был этому символу верен. На саму Галину Андреевну эта верность никогда не распространилась…

— Галина, вот сюрприз! — прогремел он хорошо поставленным басом. — Ехал к дочке, а приехал к жене!

— К бывшей жене, — холодно поправил его Лев Миихайлович, — которая находится здесь случайно.

Дмитрий Павлович вгляделся в неожиданного собеседника.

— С кем имею честь? — язвительно поинтересовался он, Катя, почуяв недоброе, поспешила выйти из комнаты навстречу гостям.

Бывший и нынешний супруги Галины Андреевны не были знакомы друг с другом. После развода, состоявшегося в одночасье, но мирно уже десять с лишним лет назад, Дмитрий Павлович укатил к родне в Тверь, где и продолжал свою бурную, беспорядочную деятельность. Пару раз потом он приезжал в Питер — навестить дочь, старых друзей и, конечно, свою Галину, которую по— прежнему заверял в любви, хотя через родню доходили слухи, что в Твери у Дмитрия Павловича сменились уже три гражданские жены. На письмо, в котором бывшая супруга сообщала о новом замужестве, он ответил красивой открыткой с поздравлением, но с тех пор, а это случилось четыре года назад, больше не появлялся лично.

— Привет, папа, бабушка, — сказала Катя, обнимая его и бабу Веру, которую до сих пор никто не удосужился хотя бы проводить в комнату. — Это Лев Михайлович Кентлер, а это Дмитрий Павлович Астахов, мой отец, — представила она мужчин.

Дмитрий Павлович в потертых джинсах и ковбойской клетчатой рубахе, с высоты своего двухметрового роста посмотрел на одетого в чистенькую светлую пару стоматолога. Он уже собирался протянуть ему руку, но тут Лев Михайлович, усмотрев в сложившейся ситуации явный заговор против его персоны и, возможно, намерение Галины Андреевны сгоряча вернуться к бывшему мужу, вскипел.

— Галочка, может, ты объяснишь, что здесь происходит? — высокомерно обратился он к Галине Павловне, намеренно не замечая тверского гостя.

— А я тебе все уже объяснила, — сложив руки на высокой груди, холодно ответила Галина Андреевна.

— Значит так, — поднимаясь со стула, сказал стоматолог, — или ты сейчас же прекратишь этот спектакль и отправишься домой, или…

— Нет, Галка, как он с тобой разговаривает! — перебил его Дмитрий Павлович. — А ты молчишь? Ну, я тебя не узнаю… Это, может быть, у них в синагоге так принято с женами обращаться.

— Ах вы… — задохнулся от ярости покрасневший Лев Михайлович, — я тебе, Галя, этого никогда не прощу.

И Кентлер, схватив изящный кожаный портфельчик, ринулся к выходу, с грохотом захлопнув за собой дверь. Баба Вера ахнула, прикрыв ладонью рот. Катя, повернувшись к матери, покрутила пальцем у виска. Дмитрий Павлович застыл с виноватым лицом. Одна только Галина Андреевна, сохраняя величавое спокойствие, махнула полной рукой со свежим маникюром и сказала:

— Ну и дурак. Здравствуйте, Вера Федоровна, я с вами так и не поздоровалась. Ну что, все готово, мы вас уже заждались, а то ходят тут всякие, сами видели… Пойдемте к столу.

Застолье по обыкновению семьи Астаховых было пышным. Стол ломился от всевозможных яств и напитков; громко играла музыка: Катя поставила для отца его любимое «Золотое кольцо», и Дмитрий Павлович подпевал басом:

— Напилася я пьяной, не дойду я до дома…

За столом выяснилось, что Дмитрий Павлович привез мать в Питер на обследование.

— Что-то расклеилась совсем моя старушка, — басил он, любовно поглаживая бабу Веру по худенькому плечу. — А у меня тут знакомых врачей много осталось, так пусть полежит пару недель в больнице, анализы сдаст, УЗИ сделает.

— Что-то серьезное? — озабоченно спросила Галина Андреевна.

— А черт его знает, — пожал плечами Дмитрий Павлович и подлил всем водки.

— С животом что-то, Галочка, — пояснила баба Вера, — слаба животом стала — сил нет. Что ни съем, все не впрок. Вот он меня и уговорил ехать, огород бросила, засохнет там все, конечно.

— Здоровье в первую очередь, Вера Федоровна, — заметила Галина Андреевна. — Ну, да вы у нас молодец, тьфу-тьфу-тьфу, дай бог каждому. А чего заранее не предупредили?

— Как это? Я ж послал Катюхе телеграмму. Ты что, не получила?

— Получила, папа, сегодня утром. Мама вон еле успела на стол накрыть.

Дмитрий Павлович состроил удивленную мину.

— Во как! А посылал-то я ее три дня назад, когда билеты взял.

— Да нет проблем, пап. Мама мне тоже как снег на голову свалилась. Только вот как все разместимся теперь?

Тихое, не замеченное беседующими всхлипывание Галины Андреевны вдруг превратилось в безудержное рыдание. До нее только сейчас дошло, что ее многотерпеливый, но щепетильный в вопросах своего национального достоинства Лев Михайлович ушел, хлопнув дверью, простившись, можно сказать, навсегда. Если бы так поступила она сама, этому не стоило бы придавать особого значения, но в его устах брошенное «я тебе никогда этого не прощу» принимало совсем другой смысл.