Дело о «красном орле» - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/58
- Следующая
— Хорошо, что не о двух, а то бы мы тебя потеряли… — язвительно перебил меня голос сзади.
Я обернулся, передо мной стоял грузинский князь, он же бывший коммунист, он же бывший офицер Советской армии Зураб Гвичия.
— Послушайте, парни, не юродствуйте!
Может быть, мне на самом деле мысль в голову пришла. Смотрите, последний убитый бомж, его фамилия, если помните, Абрамов, звонил своей бывшей жене перед смертью. Откуда он звонил? Не с сотового же, правильно? Значит, либо со стационарного телефона, либо с таксофона. Стационарные — все, кроме «петерстаровских» — не фиксируются, я имею в виду, соединения не фиксируются, потому что там нет поминутной оплаты. Поэтому про них надо вообще забыть. А вот уличные телефоны, которые «по карточкам», стоит проверить. Если Абрамов чувствовал какую-то опасность, то он мог звонить еще кому-то, и, возможно, что тому человеку он рассказал больше, чем жене…
— А ведь действительно он, скорее всего, звонил с таксофона. Все другие, как ты выразился, стационарные телефоны находятся в помещениях, и кто бы туда пустил грязного вонючего бомжа? Надо карточки проверять, — моментально оживился Зудинцев.
— Все равно непонятно, где он деньги-то на карточку взял, за нее ж платить надо, — выразил сомнение Гвичия.
— Эх ты, а еще князь, — пристыдил его Зудинцев. — Его жена сказала, что он ей по телефону про деньги хвастался, значит, мог карточку купить.
Бывший опер убежал звонить знакомой на станцию, а я направился в столовую. Там сидел Обнорский и ел сыр. Причем без всего, даже без хлеба. Была у него такая привычка — сидеть в гордом одиночестве и медленно-медленно поедать сыр. Увидев меня, он перестал жевать и сказал:
— Из-за того, что твой начальник поспорил с ментами, поставлена под угрозу честь Агентства. Если вы проиграете, то это будет очень неприятно для всех. Отсюда вывод: раз невозможно аннулировать пари, значит, его нужно выиграть. Точка. Я, как главный и великий начальник всего Агентства и вашего уродца Спозаранника в том числе, беру на себя руководство всеми операциями, которые вы придумаете. Круглосуточно держите меня в курсе всех ваших дел по данному направлению. Ни одно указание Спозаранника не выполнять без моей визы.
А ему передай, чтобы через десять минут прибыл ко мне в кабинет для пиздюлей и инструктажа. Вопросы есть?
Я несколько растерялся от такой манеры разговаривать, пролепетал что-то типа «слушаюсь, ваше классикоблагородие» и, забыв, что зашел пообедать, покинул уютное помещение нашей столовой.
Вдруг в недрах Агентства раздался вопль.
Вряд ли это был человеческий крик. Из кабинетов начали выглядывать люди, спрашивая друг друга, что происходит. Обнорский тоже выглянул в коридор и спросил:
— Это кто там на собственную премию покушается? Передайте, что лишу, если орать не перестанут.
Крик не повторился, и все вернулись к своим компьютерам. Подумаешь, кричит кто-то, мало ли что в Агентстве бывает. Вернувшись в наш кабинет, я застал следующую картину: Зудинцев что-то вычерчивал на карте города, Гвичия танцевал лезгинку, а Спозаранник, стоя у окна и сложив на груди руки, мрачно на них смотрел.
— Что случилось? — спросил я.
— Родик, твоя идея оказалась гениальной, — признался Зудинцев. — Танька со станции нам по факсу распечатку таксофонной карты передала. На, смотри.
Он передал мне листок бумаги. В распечатке были указаны восемь звонков. Первым был звонок жене, он длился три минуты, второй — ей же. Третий звонок оттуда же, с того же автомата, около метро «Приморская», но адресован он был абоненту, находившемуся, судя по первым трем цифрам, где-то на юге города. Затем карта два дня не работала; в среду утром с нее были зафиксированы два звонка с таксофона на улице, затем еще три — из центра, и последний — опять с Васильевского острова.
— Ты понял? — радостно спрашивал меня Зудинцев. — Все остальные звонки — уже после убийства! Преступники забрали у него карту и звонят теперь по ней.
— Не факт! — возразил Спозаранник. — Может, он ее в таксофоне оставил, а кто-то ее нашел и себе взял.
— А как ты тогда объяснишь, что так много звонков привязано к Васильевскому, а? — не унимался Зудинцев.
— Просто. Тот, кто нашел карту, сам живет или работает на Васильевском, вот и все.
— Ничего не все! — начинал злиться Зудинцев. — Я носом чую, что мы в цель попали. Тут работать надо!
— Как? Как работать? — сделав гримасу, ворчал Глеб. — Мы же ничего не знаем. Что нам известно? Номера телефонов, по которым кто-то звонил, и таксофоны, с которых набирали номера. Все! Нет у нас ничего.
Он с утра опять был в отвратительном настроении. Маньяки, которые ему угрожали в последнее время, вновь активизировались. После того как Глеб поставил новое лобовое стекло, все повторилось. Новое послание было в два раза больше по площади, чем первое, и гораздо агрессивнее. Клей злоумышленники использовали тот же, что и раньше. Спозаранник рисковал обанкротиться на покупках лобовых стекол.
Глеб ушел, а мы остались колдовать над картой. Через час при помощи адресных электронных баз данных мы кое-что вычислили.
В пять часов вечера мы уже были на Малом проспекте, около дома, куда были сделаны четыре из шести звонков, совершенных после убийства. Нужная нам квартира находилась на третьем этаже. Сам дом казался более-менее крепким, не таким разваливающимся, как соседние. Двор был хоть и колодцем, но в центре его росло дерево.
Мы стали решать, под каким предлогом будем проникать в квартиру. Хорошо еще, что не взяли с собой Спозаранника, я слишком хорошо помнил, чем закончился наш ночной поход в детский дом. В тот раз наш герой по лестнице забрался на второй этаж, вскрыл окно, похитил дискету, а потом мы все попали в руки милиции. В конце концов, так и не составив никакого плана, мы вошли в подъезд.
Зудинцев позвонил в дверь. Долго никто не открывал, потом послышались шаги, и мужской голос спросил: «Кто там?».
— Телеграмма! — ответил я классической фразой.
Считается, что никто в наши дни не открывает на такие слова, но, на самом деле, народ у нас доверчивый, а мы просто воспользовались тем, что в двери не было глазка. Дверь открылась. На пороге стоял парень лет двадцати. Увидев вместо тетеньки-почтальона трех мужиков, он открыл было рот, но Зудинцев бесцеремонно отодвинул его рукой и вошел в квартиру. Шаховский последовал за ним вторым, а я закрыл за нами дверь и заявил:
— Что уставился? Документы!
— А вы кто? — спросил парень.
— А ты, уголовничек, не понял, да? Документы!
Я наступал на него, и ему пришлось отойти назад. Он был одет в джинсы и красную рубашку. Ребята тем временем успели обойти всю двухкомнатную квартиру и убедиться, что никого больше дома не было. Парень достал из кармана рубашки паспорт и протянул мне. Я раскрыл его и начал изучать, не зная толком, что говорить дальше.
— Так, может, покажете удостоверения? — не унимался парень.
И тут с Шаховским произошло то, что обычно случается с милиционерами, а не с бывшими рэкетирами. Он подошел к парню, заглянул ему прямо в лицо и очень «по-жегловски» сказал:
— Я тебя сейчас в камеру отправлю, если будешь грубить. Рычи там на своих подельников-жуликов. Где телевизор?
— Какой телевизор? — очень удивился хозяин квартиры. — В комнате, вот на тумбочке стоит.
Тут сработал уже Зудинцев. Он заорал на парнишку громовым голосом, от которого тот даже немного присел. В глазах «допрашиваемого» было полное непонимание. Он никак не мог понять, что происходит.
— Только не ври нам, врать грешно, а ментам врать вдвойне грешно, понял? Ты квартиру на Московском ограбил?
— Какую квартиру? Товарищи милиционеры, вы ошибаетесь, я ничего…
— А кто тогда, а? — ревел на него Зудинцев. — Ты лучше не ври, мы же все знаем! Сдали тебя твои же подельники. Один из них у нас уже явку с повинной пишет и на тебя весь расклад дает. Так что все, пиздец тебе, допрыгался.
- Предыдущая
- 23/58
- Следующая
