За короля и отечество - Асприн Роберт Линн - Страница 37

Отпустив седло, Стирлинг не упал, но ему пришлось строго окликнуть Анцелотисовы ноги, прежде чем они соизволили перевести его через двор. Арториус повел их в принципиумКэрлойла, самую большую постройку крепости — длинный каменный прямоугольник, узкая сторона которого выходила на Via Quintana.Солдаты из охраны Арториуса, кавалеристы Гододдина и Стрэтклайда расходились по другим зданиям — предположительно казармам, не забыв перед этим позаботиться о своих лошадях.

Девочка лет двенадцати или тринадцати с темными кудряшками и темными, не по возрасту взрослыми глазами придерживала дверь, пропуская их внутрь. Что такого успела повидать она за свою жизнь? Одиннадцать уже одержанных Арториусом побед над захватчиками из разных стран. А сколько детей вроде этой девочки уже погибли за это время? Но уж конечно, меньше, чем погибнет еще, если не остановить Бренну МакИген.

Комната предстала его взгляду в багровых тонах: и сквозь пелену усталости, и благодаря дымному свету факелов, да и песчаник, из которого были сложены стены, имел красный оттенок. Помимо факелов помещение освещалось римскими масляными лампами — каменными и глиняными. В огромном, расположенном в центре залы очаге догорала груда углей. Мраморный квадрат очага размером никак не меньше четыре на четыре фута и глубиной дюймов двенадцать неожиданно напомнил Стирлингу детскую песочницу. Очаг явно строился в дополнение к центральному отоплению: нелишняя деталь в промозглые шотландские зимы. Небольшая армия женщин одновременно готовила на переливающихся багровыми отсветами углях самую разную еду. Дым уходил сквозь большое отверстие в потолке, напомнившее Стирлингу комплювийв римских атриумных виллах, только здесь оно было, конечно, меньше и накрывалось сверху от дождя и снега защитным колпаком. Столы и лавки окружали очаг со всех сторон, образуя не круг, а двенадцатиугольник. Усталые путники плюхались на ближние к огню лавки в надежде отогреться.

По залу бесшумными тенями скользили слуги в бесформенных суконных куртках и балахонах. Языки огня взмыли выше — кто-то подбросил в очаг дров. В зале стало светлее, и Стирлинг смог лучше разглядеть обстановку. Большая часть мебели была сколочена из грубых досок — в конце концов, и зала, и весь дом предназначались военным. Впрочем, у одной из стен стояли массивные деревянные кресла, украшенные довольно неплохой резьбой. Если это и был Камелот, по части эстетики он разочаровывал.

И все же витал в этой зале дух какого-то волшебства — словно Стирлинг оказался в музее, населенном духами, до которых не дошло, что они давным-давно умерли. Он потер глаза и постарался собраться с мыслями. В этой борьбе с эмоциями он как-то пропустил появление в зале еще одной женщины. Первым, услышав ее голос, очнулся Анцелотис. Тейни, племянницу Анцелотиса и королеву Рейгеда, нельзя было назвать красавицей, но взгляд ее зеленых глаз завораживал, и если с губ ее хоть раз сорвалось грубое слово значит Стирлинг ни хрена не понимал в людях.

— Арториус! — радостно вскричала она и махнула слуге, который поставил на стол большой кувшин. Жидкость сильно отдавала спиртным, но приятно освежила Стирлингу рот. — Мы уже начали бояться, что ты опоздаешь. Посланники саксов всего в паре часов езды — они будут здесь уже на рассвете. — Взгляд ее остановился на Анцелотисе, и она удивленно округлила глаза. — Анцелотис? Я рада видеть тебя, дядя, но что ты здесь делаешь?

Анцелотис поспешил сжать ее маленькие ручки своими мозолистыми кулачищами.

— Твой отец мертв, детка, — как можно мягче произнес он. — Убит пиктами на границе к северу от Кэр-Удея. Совет назначил корону мне до тех пор, пока Гуалкмай не достигнет совершеннолетия.

Тейни побледнела, но с губ ее не сорвалось ни звука, хотя пальцы ее непроизвольно стиснули его ладонь.

— Я буду скорбеть по нему, — прошептала она наконец едва слышно, — сильнее, чем ты думаешь.

Стирлинг понял ее — на этот раз озадаченным остался Анцелотис. Девочка отчаянно нуждалась в отцовской любви и ласке; тот же вместо этого едва не убил ее. А теперь она лишалась и надежды хоть когда-нибудь обрести то, чего ей так не хватало. Впрочем, стоило Анцелотису уловить Стирлингову догадку, как он обнял племянницу и крепко прижал ее дрожащие плечи к груди, пока она не успокоилась немного.

— Что случилось? — встревожился мужчина, в котором Анцелотис узнал мужа Тейни. Тот вошел в залу, на ходу застегивая перевязь с мечом. Мерхион Гуль был высок, ужасно худ и больше всего напоминал жилистое огородное пугало. Несмотря на поздний час — дело было далеко за полночь — и то, что плохие новости вряд ли могли обогнать их, настороженность в глазах Мерхиона говорила Стирлингу, что тот уже догадался о случившемся. Он шагнул к жене и нежно погладил ее по волосам. — Так в чем дело?

Анцелотис выложил ему двойную дозу страшных новостей. Мерхион Гуль помрачнел как туча и несколько раз с досадой ударил кулаком правой руки по ладони левой. Дождавшись конца рассказа, король Мерхион по очереди поздоровался с Морганой и молодым Клинохом, бормоча слова, которые приходится выдавливать из себя, зная, что ни этими словами, ни любыми другими не помочь ни боли, ни горечи утраты.

— Разумеется, мы почтим память Лота Льюддока и Думгуэйла Хена всеми положенными ритуалами, ибо время не позволило вам попрощаться с родными так, как хотелось бы.

— Вот именно, — кивнул Арториус. — Кстати, сама сложность и обстоятельность этих ритуалов подарят нам немного времени с саксами.

Прежде чем Мерхион успел ответить, в разговор вмешался еще один громовой голос, разом заглушивший всех остальных.

— Дьявол побери твою задницу, недоумок! Чтоб Гадес, Повелитель Тьмы, пожрал твою дурью башку и выплюнул душу наживкой на крючок Мененнену! А ну прочь с дороги!

За всю свою жизнь Стирлингу еще не доводилось встречать таких высоких людей, как тот мужчина, что вступил в залу. Даже Мерхион Гуль уступал ему в росте, а уж он и сам казался переростком в окружении нормальных кельтов. Огромный, мощного сложения мужчина двигался быстро и решительно — ни дать ни взять бык, ворвавшийся в стаю волков. От взгляда его пронзительно голубых глаз не укрывалось ничего, и стоило ему задержаться на Стирлинге, как тот мгновенно уверовал в то, что эти глаза видят и то, что обычному смертному заказано.

Кем бы ни был этот мужчина, он заплетал свои волосы серо-стального цвета в длинные косицы, напомнившие Стирлингу скорее викингов, нежели бриттов раннего средневековья. На вид ему было около пятидесяти лет, и одеяние его могло бы сойти за монашескую рясу, не имей оно такую же белоснежную окраску, как платье Ковианны, и похожий покрой. Он не носил никаких украшений, даже креста, и это окончательно убедило Стирлинга в том, что перед ним не христианский священник.

— А, Эмрис Мёрддин! — шутливо приветствовал его Арториус. — Видит Бог, настанет день, когда твоя жена утопит тебя в ближайшем озере — и что тогда делать народу дракона, а?

— Дурные вести летят быстрее ветра, Арториус, — отозвался седовласый великан, не обращая внимания на подначку. — И на этот раз вы едва успели. Моргана, Клинох, я вместе с вами скорблю о постигших вас утратах. Мерхион, созови безотлагательно совет старейшин Рейгеда да пошли гонцов ко всем королям бриттов — на север и на юг. Скажи, пусть посылают за себя сыновей голосовать от их имени, коли сами не могут оторваться от дел до конца недели. Ты, Арториус, очень кстати приказал укреплять древние крепости в горах, а то старые стены местами обратились в пыль. Теперь, со смертью сразу двух северных королей, саксы и вовсе отбросят приличия и навалятся на нас, стоит им услышать эту новость. Анцелотис, — резко сменил он тему, — ты выглядишь неважно. Сядь, покуда ноги твои не изменили тебе. — Заботливость его тона поразила Стирлинга, несмотря на усталость пытавшегося следить за происходящим.

Стирлинг провел рукой по лбу и удивленно уставился на мокрые от пота пальцы.

— Извините, — пробормотал он, попятился и плюхнулся на ближайшую скамью. Королева Тейни нахмурилась и резко бросила что-то слугам. Те принесли еще одну кружку того же самого хмельного питья — он решил, что это мед, и выпил залпом, как лекарство. На столе перед ним возник большой кусок жареного мяса и плошка густой ячменной похлебки с мясом и овощами. Проглотив несколько ложек, он снова почувствовал себя почти человеком. Мёрддин заботливо щупал ему пульс, а остальные приступили к трапезе.