Дело о похищенных младенцах - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/46
• Следующая

На самом деле с Юлей все оказалось гораздо проще, чем я думал. Никаких проблем от нее в это утро я так и не дождался. То ли она вошла в мое положение (не знаю, правда, способны ли женщины на такое), то ли представляла очень редкий и потому занесенный в Красную книгу тип женщин, не задающих глупые вопросы, но никакого напряга в разговоре с ней я не почувствовал. Скорее, даже наоборот.

Я посадил ее в такси, рассчитался с водилой, а сам поплелся в сторону метро, старательно отворачиваясь от ларьков, в витринах которых в изобилии стояли разнообразнейшие слабоалкогольные напитки. Везет Максу Кононову: он утром похмелится, днем пивка дернет и ходит целый день как огурчик, а меня с похмелья от всего воротит, я даже на пиво смотреть не могу. У одного из ларьков все же пришлось остановиться и купить бутылочку «Спрайта» и пачку «Дирола». Его я покупаю исключительно из-за рекламы, там где мужика в автобусе кондукторша будит. Три подушечки с «лесными ягодами» сразу отправились в рот. Теперь в метро и до «Гостинки», в Агентство.

В метро, как всегда, было не протолкнуться. Народ толкался, куда-то спешил. Наверное, на работу. Как говорит моя трехлетняя племянница, денежку зарабатывать. Я стоял, прижатый намертво к двери с надписью «не прислоняться», увлеченно разглядывал ножки сидящей неподалеку девушки и думал.

Думал настолько напряженно, насколько позволяло мое состояние. Что там Димка про бабулю говорил? Говорил, что ничего толком о ней не знает: лишь то, что она не всех у себя принимает, а только знакомых или по протекции.

Я так понимаю, что она коллекционирует дамочек побогаче, вкручивает им что-нибудь про неизбежность судьбы, проклятие звезд и так далее. Потом берет с них денежки и отправляет гулять до следующего свидания со всемогущими демонами потусторонних миров. А может, параллельных. Но это не принципиально. Как же это надо вкручивать, чтобы не самые глупые люди верили во всякий вздор да еще платили за это?

Нет, я вовсе не собирался проверять действенность данного способа облегчения чужих кошельков с целью наживы.

Наглости бы не хватило. Но донести рассказ о технологии обмана до обывателя мне представлялось вполне реальным.

Только действовать надо быстро и по возможности аккуратно, сказал я себе.

Детали предстоящего расследования еще предстояло обдумать и довести до ума.

А пока я, не моргая, продолжал смотреть на едва прикрытые юбкой ноги. Девушка, их счастливая, надеюсь, обладательница, покосилась на меня, словно прочла мысли, и резким движением одернула юбку. Это движение абсолютно ничего не изменило — юбка длиннее не стала, но мне дали понять, что даже думать об этих ногах мне нет никакого резона.

Нет так нет, и я без особого сожаления перевел взгляд на другие ноги, благо в вагоне их было предостаточно. А вечерком надо все же позвонить Юле, пообщаться.

Когда я добрался до Агентства, часы рее показывали одиннадцать ноль пять.

Поздновато. В это время имеют обыкновение появляться заместители Обнорского, поэтому к репортерскому отделу пришлось пробираться, настороженно озираясь по сторонам. Меньше всего мне хотелось напороться на Скрипку, самого главного в «Пуле» по хозяйственной части. Мало того, что он, по словам абсолютного большинства ребят, постоянно зажимал деньги на корреспондентские нужды, так еще и спускал сверху разного рода инструкции, прикрываясь при этом честным именем самого Обнорского. Не знаю, конечно, правда это или нет, но мне кажется, что он возненавидел меня с момента моего появления в «Золотой пуле».

Дело было так: я вышел (ну, может, выбежал) из репортерской комнаты и натолкнулся на Скрипку. Скрипка даже не упал — так, немного покачнулся. Казалось бы, в чем трагедия? Но всего один только его взгляд объяснил мне, несмышленышу, как это нехорошо — бегать по Агентству, а тем более сбивать с ног людей, а тем более самых главных по хозяйственной части, а тем более таким молодым и неопытным, как я.

Все это мне удалось прочитать в его глазах еще до того, как он начал рассказывать историю про человека, который был так неуклюж, что даже дома умудрялся натыкаться на косяки дверей. Чем закончилась история я уже не помню, по-моему, этому самому неуклюжему человеку набили морду.

И теперь я стараюсь сворачивать в ближайшую дверь, как только появляется хотя бы минимальная опасность столкнуться в коридоре с этим маньяком по хозяйственной части. Когда он смотрит на меня своим испытывающим взглядом, я готов признаться, что это не Горностаева, а я курил в неположенном месте (тот факт, что я не курю, никакого значения не имеет), что это я, а не Макс Кононов оставил пивную бутылку под столом. Я даже готов сознаться в убийстве Кеннеди, но, боюсь, Скрипка мне не поверит, а расскажет жуткую историю о своем знакомом, который очень любил обманывать порядочных людей и поэтому плохо кончил.

Сегодня подобного испытания я бы точно не вынес. Наверное, только поэтому мне и повезло.

Ребята все уже были на местах и висели на телефонах. Горностаева внаглую дымила сигаретой и стряхивала пепел на подоконник (Обнорский еще не приехал, а Скрипку она с некоторых пор в расчет не брала). Я уже в который раз пожалел, что у Обнорского в замах нет ни одной женщины — может, тогда и мне удалось бы на Скрипку управу найти! Завгородняя опять пришла в юбке, не вписывающейся ни в одну из инструкций главного по хозяйственной части, что само по себе не могло не радовать.

Соболин самозабвенно отстукивал на клавиатуре какую-то заметку, наверное, об изнасилованных за ночь женщинах — такие информации он отписывал с огромным удовольствием. Даже Гвичия зашел, но он-то явно не по делу, а рассказать очередной анекдот и оценить сомнительную длину Светкиной юбки.

Я подошел к дивану и с наслаждением плюхнулся на него. Даже глаза закрыл от удовольствия. Сидел бы и сидел вот так целый день! Но из состояния нирваны пришлось выходить: на меня кто-то смотрел. Причем не просто смотрел, а нагло пялился. Я открыл глаза, хотя ужасно не хотелось этого делать.

Оказалось, что все действительно смотрели на меня. И смотрели с удивлением. А Завгородняя еще и с неприкрытым ехидством. Она первая и подала голос:

— Ты сегодня что, со стрелки? Или на? Я имею в виду стрелку.

— Почему?

— А ты на себя в зеркало посмотри, стажер!

Ненавижу, когда она произносит это слово — «стажер». Смачно так, с откровенным высокомерием. Причем она явно знает, насколько мне это неприятно, а потому обязательно, хотя бы разочек в день, но ввернет: «Стажер». Вот уж действительно стерва!

Вставать и идти к зеркалу не хотелось. Что в моем виде могло их всех так поразить? Я осмотрел себя мутным взглядом и только тогда сообразил, в чем дело. Я всегда приходил на работу в потертых джинсах и неброском джемпере, а сегодня в «адидасовском» костюме, подаренном сестрой, и таких же кроссовках. Столько с утра испытал потрясений, что надел первое попавшееся под руку. А под руку попалось именно то, в чем вчера кутил по барам.

— Ну чего уставились? Подумаешь, переодеться не успел! Вон Завгородняя в какой юбке сегодня пришла, чего вы на меня пялитесь!

Горностаева хохотнула, хотя мое замечание к ней абсолютно не относилось, а все остальные, как по команде, уставились на Светкины ноги. Это тебе за стажера, мстительно подумал я. Вроде бы мелочь, а как приятно!

Завгородняя тем же жестом, что и девушка в метро, одернула юбку, причем с тем же успехом. Видимо, не горела она желанием быть сегодня в центре внимания мужской половины Агентства, а потому зло бросила:

— Чего уставились-то? Ног никогда не видели? Работайте давайте, а то глаза сломаете!

Глаз, конечно, никто не отвел, но и ответить тоже не решились: в таком состоянии Завгородняя становится общественно опасна.

• Предыдущая
• 43/46
• Следующая